Сказка о Берте и Берти

Анника

К вечеру летняя духота начала сменяться наступлением ночной грозы, и девушка вышла в сад. Пройдясь по нему, она обнаружила его таким же забытым для себя, как и многое, что окружало её здесь. Дорожка, выложенная по краям морскими раковинами, в которых жили Феи, тянулась и звала к реке, на поляну сине-белых цветов.

Закат обещал быть безликим и унылым. Вода в речке темнела с каждым миллиметром скрывающегося солнца. Казалось, вечер собирался превратиться в медленную пытку темнотой и наступающей сыростью ночи. Берта сидела на берегу, вдыхая запах реки и цветов. Ей нравилось здесь, было просто тихо и красиво, без надоедливой суеты. Но от чего-то душа её по-прежнему не хотела заживлять на себе оставленные Счастливчиком раны. Сопровождаемая этой болью, она любовалась течением, блеском воды, её музыкой. Она не слышала, как он подошел к ней.

– Видишь, на небе появляется множество звёзд? – Спросил её Дворняга, присаживаясь рядом: – Пока ты видишь их свет, ты будешь думать, что звёзды существуют. Но, знаешь, ведь некоторые солнца умирают, а их лучи доносятся до нас спустя уже много, много лет. Так же и со словами. Пока ты будешь в каждом слове видеть иглу, слова будут причинять тебе боль. Сказочник прав, надо было оставить тебя в покое. Но я вовсе не хотел обидеть тебя. Я тоже когда-то был в Сказочном Мире, – Берта обернулась, удивлённо глядя на него, и Дворняга, кивнув, с улыбкой продолжил: – Да, я тоже когда-то путешествовал там, любил, разочаровывался. И вернулся я через тот же тоннель под морем, что и ты.

– Почему это место в Сказочном Мире называется Хижиной? – Спросила она, проникнувшись доверием к собеседнику.

– Кто знает, я думаю, сам Сказочник назвал его так. У этого места много названий в том мире. Но разве это важно для тебя? В конце концов, небо надо всеми одно, и мы с тобой сделали когда-то одну и ту же ошибку, насколько я успел понять.

Берта пожала плечами:

– Всё может быть. Но, так или иначе, у каждого из нас своя история. Я не хочу говорить об этом.

Вздохнув, Дворняга снова понимающе кивнул ей. Он указал на воду, потемневшую после заката:

– Я когда вижу реку, мне хочется построить маленький деревянный плот и двинуть по извилистому течению, которое должно вынести меня на свободную воду, прочь от земли.

– Куда это?

– В море, Берта. Где всё проще, там не так много встретишь глупых и самодовольных людей, там ветер...

Берта съёжилась от своих воспоминаний, нахлынувших на неё вместе с этим свободным морем из слов Дворняги:

– Я не люблю море, меня тошнит от воды, от качки. Тошнит от кораблей, волн, от того, что снова нужно куда-то плыть и болеть этой… морской болезнью, от которой не избавиться. – Она почувствовала, что глаза её снова наполняются слезами: – Ненавижу море.

Бродяга похлопал её по плечу, пытаясь выразить сочувствие:

– Ни один путь не может быть таким гладким и ровным, как мы того хотим, Берта. Даже в выдуманном мире. И ответное чувство нужно не всем. Но не многие жаждущие бьются до последнего и получают его. Остальные довольствуются тем, чего могут добиться и без особых усилий. Тем и живут, а это значит, они довольны. Ты вот вернулась, значит, так уж ли тебе нужен был тот, за кем ты стремилась? И я вернулся тоже, потому что понял, что хочу иначе прожить свою жизнь.

– А ты точно любил когда-то, Дворняга? – Спросила она, вытирая слёзы.

Он поднялся и протянул руку Берте:

– Становится сыро и холодно. Пора в дом, спать.

Отказавшись от его помощи, она поднялась и медленно зашагала к дому Сказочника, одна. Берта не приняла руки, предложенной Дворнягой. И дело было не в словах, сказанных им. Дело было в до боли знакомом и памятном жесте. Жесте, воспоминание о котором она еще не научилась переживать.

Глава четырнадцатая

Сожжённые на ветру

Утро застало Берту смотрящей из окна. На всё тот же сад, на всё те же дорожки, выложенные раковинами. Ка и прежде, танцевали и пели Морские Феи, крылатые ноты вились вокруг, но их игра больше уже не привлекала девушку.

«– Отец, уезжая, просил меня не влюбляться в выдуманного принца на белом коне. Та сказка, наверняка, давно закончена, дописана до конца», – размышляла она: «– Я была послушной дочерью, я полюбила вовсе не принца»…

Увидев, что через сад к дому идёт Дворняга, девушка закрыла окно. Она считала, что с этой встречей разумнее повременить. Разговоры с ним напоминали ей добродушный расстрел.

Подождав, пока все соберутся на завтрак на веранде, она незаметно прошмыгнула на кухню. Умная и полная сочувствия Гречанка оставила ей на тарелке у очага пару бутербродов с ветчиной. Это заставило Берту улыбнуться:

«– Такой же принёс мне тогда Сэм на палубу», – вспомнила она с теплом в сердце. Сумасшедший механик сохранился в её памяти приятным, светлым образом. Взяв бутерброды, она на цыпочках пересекла холл деревянного дома и прошмыгнула в библиотеку. Это место почти всегда пустовало, Сам Сказочник не очень любил перечитывать созданные им и Автором истории, он помнил их все наизусть, а гости интересовались книгами мало, ведь в таком необычном доме и без них было чем заняться. Берта тихо прикрыла за собой дверь, окунавшись в атмосферу солнца и витающей в воздухе пыли. Пахло свежей бумагой и печатной краской, кожаными переплётами, стеллажами из красного дерева.

Позавтракать девушка решила на подоконнике, плотно задёрнутые шторы скрывали окно. Но, когда Берта распахнула их, то увидела, что окна библиотеки выходят в сад, а это значило, что кто-то может увидеть её через оконное стекло. Она опустилась со своей тарелкой на пол под окном, желая остаться незамеченной сегодня никем.

С одной из верхних полок стеллажа соскользнула вниз и упала на пол книга, подняв вокруг себя клубы пыли. Девушка, привлеченная звуком падения, подождала пару минут, чтобы убедиться, что шум никого не побеспокоил в доме, кроме неё, а после поднялась и подошла к упавшему тому. Это была потрёпанная нетолстая книга в красно-коричневом переплёте. «Сожженные на ветру» – гласила надпись на обложке. Задумчиво пожав плечами, Берта вернулась к своему месту под окном, открыла книгу и начала читать, попутно пережёвывая в сухомятку бутерброд.

«Том Фон Картер нашел свою сестру в библиотеке.

Среди огромного количества пожелтевших от времени и сырости книг она сидела на витиеватом мягком стуле и, положив ноги в изящных туфельках на стол, раскачивалась.

– Ты однажды так уснешь, свалишься на пол, – Том поймал руками спинку стула, осторожно ставя его всеми четырьмя ножками на плоскость пола. Девушка, действительно едва не задремавшая в тишине строгой комнаты, недовольно дернула плечиками.

– Если ты так и будешь подкрадываться ко мне со спины, я, конечно же, когда-нибудь обязательно грохнусь, – девушка посмотрела на своего брата с улыбкой, глубоко задевающей его чувства в последние месяцы их жизни.