Сказочка или Сказявские похождения Моти Быкова
Шрифт:
Яга пришла довольно скоро. Матвей только успел натянуть футболку, заправить постель и слегка привести в порядок растрёпанные мысли. Именно что слегка... Вот почему бурно обрадовался, увидев в её руках поднос с запотевшим стеклянным графином, парой толстых ломтей ржаного хлеба и миской солёных огурцов. Как кстати!
Стопок тоже было две. Не дожидаясь Моти, женщина набулькала себе духмяной "слезы" до самых краёв, выдохнула в сторону и залпом выпила. Даже не поморщилась! Под уважительным взглядом Быкова с хрустом откусила от огурца и только тогда тяжело плюхнулась на единственную табуретку.
Матвей последовал её примеру, сцапал с подноса "бутерброд" с огурцом и снова устроился на кровати.
Помолчали.
– Ну что, не знаешь, с чего начать? Давай с главного, что ли. С какого перепугу к Кузьке это
– В этом ему повезло, - вздохнула Яга.
– Нервенная система устойчивая. Как исчезнет Бабайка, Кузенька у меня быстро отрубается и наутро уже ничего не помнит. Зато я помню... Сама не знаю, как не поседела ещё, смотреть, как он убивается.
– Да с чего напасть-то такая?! Сглазил вас, что ли, кто?
Она горько улыбнулась и наконец подняла голову, оторвав взгляд от наполовину раскрошенной горбушки.
– В точку, Матвей. Сглазил.
– И кто этот будущий покойник?
Кузькина мать неожиданно расхохоталась.
– Спасибо, Матвеюшка! Да только ему все угрозы давно до одного места. Потому как он покойник и есть, своими же собственными стараниями. Злыдень Проклятович Гадин, известный в прошлом чёрный колдун. Ну и по совместительству мой муж.
Мотина челюсть немедленно понеслась в направлении стоявших рядом с кроватью ботинок. Такого признания он ну никак не ожидал. Точнее, теоретически понимал, что муж у Яги когда-то имелся, да и Кузька появился на свет явно не от сказявского духа, но... Но.
– Значит, сына у тебя зовут Кузьма Злыдневич Гадин?
– А вот и нет, - снова удивила она.
– Кузьма Васильич Прекрасный!
– М-да...
– Это я после смерти евонного папаши расстаралась, - не без гордости пояснила женщина.
– Козу за это отдать не пожалела, но родильную грамотку ему тишком переправили. Отчество батюшки моего покойного записали, хороший был человек, и фамилию мою девичью.
– Так ты тоже Прекрасная...
– Угу. Муженёк велел оставить, только свою добавил. Очень его прикалывало называть меня Прекрасная Гадина.
– Вот ведь мерзавец!
– поморщился Быков
– Так и есть, Матвеюшка. Вон оно как бывает - один раз в жизни "свезёт", а до сих пор расхлёбываешь...
– невесело усмехнулась Яга.
Махнула рукой, налила себе ещё стопку и снова одним махом опустошила её до дна.
– Я тогда совсем девкой была, глупой да бойкой, бабки говорили - языкастая больно, доведёт тебя когда-нибудь твой длинный язык до лиха... Так и случилось. Шла я как-то с дальнего колодца, гляжу - у околицы конь стоит, не нашенской породы, здоровущий такой, весь чёрный, злой - алым глазом косит, копытом землю роет, фырчит недовольно... Думаю - что за напасть, кого это к нам в деревню принесло? Коли конь такой злобный, каков же тогда его хозяин? Обошла я зверя, с опаской, а ну как лягнёт, и вот тут и хозяина его увидала. Да не одного, а с сестрой своей, Василисой.
Нас у батюшки трое девок было. Старшая Елена к тому времени замуж за богатого купца вышла и в город уехала, Василиса с Елисеем женихалась, он у нас на деревне первый парень был - и красивый, и работящий, и весёлый. А я младшая, только-только шестнадцать стукнуло, о женихах и вовсе думать не хотела. Озорная была, всё с ребятнёй бегала, по заборам лазала, из рогатки камушками да чертополохом пулялась...
И вот, вижу я мужика незнакомого, своему коню под стать - длинный, чёрный, взгляд недобрый... А он, мужик этот, между тем вокруг Васеньки крутится, руками вот так по воздуху чертит и бормочет что-то не по-нашему. Тут я и смекнула, что колдун это. И хочет сестру зачаровать, чтоб с ним уехала, причём добровольно, дабы в случае погони откреститься - не похищал, мол, девицу, сама себя предложила... Мне про колдунов ещё бабушка-покойница рассказывала, стращала, что люди это все как один гнилые, злопамятные, но до того умные, что даже другому человеку в голову могут влезть, а он и не заметит. Я тогда в прямом смысле её слова поняла, испугалась страшно... И вот, спустя столько лет сама и увидела, как то бывает. Как глаза у Васюши пустые становятся, словно бы стеклянные, как руки опадают безвольно... Сестра
И вот вижу я, что ещё чуть-чуть - и ничего этого не сбудется, подчинит её проклятый колдун, заберёт у батюшки, увезёт к себе и что-нибудь страшное сотворит. Может, даже замуж не возьмёт, а так, походя, ославит да прогонит, бабушка говорила, любит их порода так забавляться. И, веришь, такое зло меня взяло, что и страх вдруг пропал. Не помня себя, подскочила я к колдуну, благо он спиной стоял, и окатила его водой с верху до низу. Он сам перепугался, вскрикнул и заклинание своё прервал. Обернулся - ух, и страшенный! А я в запале и второе ведро на него ухнула. Схватила коромысло, замахнулась, кричу "Беги, Вася, я его задержу!!" А у самой от его жутких глаз душа в пятки ушла... Он смотрел-смотрел на меня и вдруг как начал смеяться! Смех тоже неприятный, хриплый, чисто ворона каркает... Успокоился и говорит - "И как же зовут тебя, смелая воробушка?" А я отвечаю: "Как меня зовут, знают те, кто зовёт, а вам то без надобности. А вот как вас зовут, я точно знаю, Злыдень проклятущий!" Ну, он тогда ещё больше обрадовался, говорит "Не иначе, сама тьма мне с тобой встречу устроила. Давно ищу я по свету свою суженую, что с первого раза имя моё отгадает, да никто прежде не отгадывал. Стало быть, ты моя суженая и есть. И ничего, что простая, мелкая да непокорная, так даже интереснее. Приданого мне не надо, сам богат, разница в возрасте только дураков суеверных смущает, а что с норовом - погляди-ка на Бешеного! Ох, и горячая кровь, укрощать его было одно удовольствие! А с тобой ещё большее будет... Идём к твоему отцу".
Ну, я на всё это ему язык и показала, да и задала стрекача. Только ведь от колдуна не спрячешься - и часа не прошло, как явился. Да не один, а со старостой и венчальной грамоткой, куда осталось только имя моё вписать... Видать, к старосте он и в голову слазить успел, тот всё повторял без конца, что коли не отдадут молодцу девку, он нас всех из деревни выгонит, без вещей и припасов по миру пустит. Но батюшка мой был не робкого десятка, упёрся намертво - не получит пришлый моей дочери, и всё тут. Злыдень тогда рассердился и сглазил... нет, не его, отец ему не по зубам оказался, я это только потом поняла. Василису сглазил, да так, что она вмиг позеленела и жуткими бородавками покрылась. Верну, говорит, всё, как было, если я к грамоте пальчик свой приложу. Узнал уже, что я неграмотная. И как звать, тоже, сам написал, завитушками украсил, только оттиск и осталось оставить... Батюшка увидел Васю и за сердце схватился, а она... Как разглядела себя в зеркале, затряслась, завыла, да и обвинила во всём меня. Чуть не с кулаками накинулась, велит немедленно идти за колдуна замуж, жизнь ей не ломать, иначе она прямо у меня на глазах руки на себя наложит и потом будет мне каждую ночь в кошмарах являться... Словом, что было делать? Согласилась я. Приложила палец, батюшка не успел мне помешать.
А позже выяснилось, что сглаз чёрного колдуна обратной силы не имеет. Злыдень как-то проезжал снова через мою родную деревню, а потом со смехом рассказывал, что у Васи теперь новый жених, деревенский дурачок Иванушка. Больше никто на неё, жабу зелёную, не польстился, Елисей давно на другой женился, десятой дорогой её обходит. Хозяйство после батюшкиной смерти совсем в упадок пришло, а ведь мы небедно жили, всего было вдосталь... Вот такая, Мотенька, со мной романтическая история приключилась.
– А дальше что было?
– Быков только сейчас обнаружил, что водка уже закончилась, а вот огурцы, как ни странно, нет. А он даже лёгкого головокружения не чувствует. Напряжён слишком.
– Как этот Злыдень тебя "укрощал"? Бил? Часто?
– Да нет, наоборот, очень редко, - легкомысленно отмахнулась Яга.
– Только если вконец достану. Любила я ему поначалу всякие каверзы устраивать, из своего детского арсенала. То зелья в бутылках местами поменяю, то коню евонному, Бешеному, из рогатки под хвост выстрелю, то ещё чего придумаю. Он, конечно, ругался страшно, но быстро отходил, и даже ни разу не сглазил. Говорил - потому что любит меня, неблагодарную.