Скифская история

Лызлов Андрей

Составить представление о времени создания ЛЗЗ можно лишь на основе его содержания. Впервые Лызлов обратился к его тексту, когда, описывая на основе СК и ХР воцарение хана Булат-Салтана, нашел в ЛЗЗ упоминание, что тот был сыном хана Тохтамыша (л. 30об.). Из ХР автору был известен упомянутый под 6920 г. "царь Зелени-Салтан Тактамышевич" (с. 70), которого Стрыйковский отождествил с Булат-Салтаном; следовательно, первая проверка уникального сообщения ЛЗЗ показала его достоверность. Поэтому вскоре, проверяя Стрыйковского "российскими летописцами", Лызлов приводит в первую очередь сообщение ЛЗЗ под 6929 г. о хане "Улумахмете, сыне Зелед-Салтанове", добавив, что "в Степенной имя ему Махмет" (л. 31 об.; СК, с. 460).

Со

ссылкой на ЛЗЗ приведена в "Скифской истории" обширная статья об убийстве хана Улу-Махмета и царевича Эгупа их сыном и братом Момотеком, выезде царевичей Касима "да другаго Эгупа" на русскую службу и о завещании Едигея своим сыновьям (л. 33-34). Сообщение об убийстве Улу-Махмета и Эгупа имелось также в КЛ (с. 221-222), а сведения о выезде {426} к великому князю Василию II "Маахметевых детей Казима и Ягупа" дважды подтверждала СК (с. 468), но Лызлов не счел необходимым ссылаться на этот дополнительный материал, признавая, по-видимому, высокую достоверность ЛЗЗ.

На ЛЗЗ основывает Лызлов интереснейший рассказ о борьбе Московского государства с ханом Ахматом, о стоянии на Угре (л. 36-37об.). Отдавая предпочтение ЛЗЗ, автор отказался от более обширного и менее ясного с военной точки зрения текста СК (с. 556-565). При этом в использовании ЛЗЗ можно предполагать если не текстовую, то смысловую близость "Скифской истории" к источнику: достаточно сравнить логичную, и вместе с тем эмоциональную, насыщенную прямой речью манеру изложения в основанных на нем отрывках со стилистически нивелированными рассказами Лызлова, ведущимися по иным источникам. Вероятно, манера изложения ЛЗЗ была близка и приятна автору "Скифской истории".

Близость фактической основы рассказов об Ахмате в "Скифской истории" и КЛ наводит на мысль, что ЛЗЗ был списком или неизвестной нам редакцией КЛ 68. Вместе с тем между рассказами есть немало различий. Так, по "Скифской истории" "согласником" хану был польский король; при известии о походе Ахмата великий князь послал воинство в города по Оке; стоя на Угре, хан ожидал прихода польского короля, о чем не сообщает КЛ. Далее, в отличие от КЛ, Лызлов мало пишет о кровопролитных сражениях на Угре, но указывает, что ордынцы не могли найти в ней бродов; вместо "Василия Ноздреватого Звенигорьского" (в КИ "Василия Ноздреватаго Звенигороцкаго") называет воеводу "Гвоздева Звенигородского". Обляз назван Лызловым мурзой, а не уланом, как в КЛ, а Ямгурчей - мурзой Яртемиром. Далее в этом тексте, заимствованном, согласно ссылке, из ЛЗЗ, приводятся отсутствующие в КЛ сведения о возвращении русских войск в Москву и пленении ногайцами царских (т. е. ханских) жен (КЛ, с. 201-203; КИ, с. 56-57). Таким образом, правомочно говорить о связи текстов ЛЗЗ и КЛ (а также КИ), но отождествлять эти произведения нельзя.

Рассказ ЛЗЗ об убийстве Ахмата противоречил, по наблюдению А. И. Лызлова, указанию СК, что хан был сражен только через два года "ногайским царем Иван имянем, иже... Ордою облада" (с. 564). Отметив это, автор заключил, что в конечном итоге это разногласие не вредит достоверности всего рассказа ЛЗЗ: "...или сице, или тако, обаче от сего времяни прииде Орда в конечное запустение".

Аналогию в КЛ (но не в КИ) имеют использованные в "Скифской истории" со ссылками на ЛЗЗ сведения о приведении пленного великого князя Василия II Темного в Казань и его "искупле-{427}нии" оттуда, а также обличение "онаго змия" хана Момотека, однако в КЛ не сказано о набегах последнего на русские княжества (л. 55об.- 56, с. 222). Соответствует рассказу КЛ и обширное повествование о воцарении хана Ибраима и походах на него русских воевод в 6976, 6977 и 6978 гг. (л. 56-56об., с. 223-225). Этот текст также дополнен в конце сообщением СК (л. 56об., с. 529).

Вместе с СК сведения ЛЗЗ использованы для установления факта женитьбы

беглого казанского царя Сафа-Гирея на дочери ногайского князя "Сеюнбук, или Сумвек" (л. 65об.). Эта вставка сделана в повествование, ведущееся по КЛ, где жены Сафа-Гирея упоминаются гораздо позже: сначала Нагаяныня (с. 294), а затем Сумвек с царевичем Мамшкиреем (с. 319-320, ср. КИ, с. 92). Таким образом, ссылка на ЛЗЗ может относиться к имени Сеюнбук (подтверждая текст СК) или к выявленному автором в последующем повествовании КЛ имени Сумвек, подтверждая последнее.

В случае совпадения ЛЗЗ и КЛ нам было бы трудно понять, зачем автор ссылается на ЛЗЗ. Однако далее (л. 67об.), рассказывая по КЛ о смерти хана, Лызлов без ссылки отмечает: "По нем же остася царица его имянем Сеюнбук, яже от нагай бяше, имущи у себя царевича имянем Утемиш-Гирей". Этот материал не мог быть заимствован ни из КЛ, ни из СК (ср. с. 640) и его логично отнести именно к ЛЗЗ. Упоминая позже царицу и царевича (уже без имен), Лызлов сослался на ЛЗЗ и специально отметил его отличие от КЛ, добавив: "...ей же имя по иным летописцам Сумвек, царевичу же имя Маткирей" (л. 69). Поскольку повествование в этом разделе велось по КЛ, в случае сходства текстов ЛЗЗ и КЛ такое противопоставление было бы бессмысленным.

В "Скифской истории" не дано больше ссылок на ЛЗЗ, но приводится целый ряд летописных сведений о борьбе Московского государства с татарами, не восходящих к известным нам источникам. Помимо мелких уточнений, автор приводит интересный рассказ о событиях, непосредственно предшествовавших решительному походу Ивана IV на Казань (л. 75об.- 77об.). Он начинается с сообщения о посольстве от казанского князя Чапкуна и других мурз к астраханскому хану Касим-Салтану и призвании на казанский престол его сына Эди-Гирея. Рассказ о борьбе казанцев и Эди-Гирея с русскими воеводами в Свияжске свидетельствовал о том, что в Казани верх взяла антимосковская группировка - и существовавшая еще недавно возможность мирного решения вопроса о взаимоотношениях между Казанью и Москвой отошла в прошлое.

Следствием этого, согласно тексту Лызлова, было расширенное совещание в Золотой палате Ивана IV и его "братии" (князей Юрия Васильевича и Владимира Андреевича) с Боярской думой, вельможами, митрополитом Макарием, всем освященным собором "со архиереи, прилучившимися тогда в царствующем граде". В описании Лызлова совещание сходно с земским собором. {428}

В Истории о Казанском царстве это событие было описано лишь как "совет з боляры своими царя и великого князя"; "братья" Ивана IV названы там без отчеств; участие в заседании митрополита Макария и других духовных особ не отмечено. Однако и здесь говорилось о том, что на совещании присутствовали "вся князя местныя, и вся великия воеводы, и вся благородныя... велможи" (КЛ, с. 379-386; КИ, с. 113-116). Согласно КЛ и КИ, Иван IV сразу заявил собравшимся, что хочет во второй раз самолично совершить поход на Казань, и произнес об этом длинную речь (переданную от первого лица), в завершение которой вопросил присутствующих: "...что ми о сем мыслите и речете?".

При такой постановке вопроса единственный ответ царю был: "Сердце царево в руце Божий, тако же и мы Божиею милостию в твоей царской воли, государя нашего, и твоя царская дума, и совет твой, иже к нам изрекл еси, благ и мудр; а ми раби твои готови" и т. п. (КЛ, с. 385; выделено мной.- А. Б.); или: "Дерзай и не бойся... не супротивимся тебе, ни вопреки что глаголем, и воля твоя, и ни в чем же у тебя не отнимаем, и твори, еже хощеши" (КИ, с. 116). Таким образом, "совет" в Истории о Казанском царстве описан для демонстрации силы и авторитета единодержавной власти. Решение о грандиозном военном походе мотивировалось в этом сочинении лишь тем, что казанцы после бегства Шигалея в отчаянии "град затвориша" перед русскими воеводами.