Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
Шрифт:
– Сделаю это, прослежу, чтобы высадка на берег прошла без осложнений, и сразу обратно.
– Что значит осложнения? Какие предполагаешь? – спросил Воронцов.
– Да всякие. Все же почти десять тысяч человек с оружием. Мало ли кому вдруг какая дурь в голову взбредет…
– Всяко бывает, – согласился Воронцов. – На то ты и командир-единоначальник, чтобы все предусмотреть. Зато вся слава – тебе. И ответственность – тоже. Заканчивай поскорее и полным ходом обратно. Курс зюйд-вест тридцать градусов. Возникнут проблемы – докладывай. Если здесь у нас что-то поменяется – сообщу. –
– Резковато ты с ним, Дима, – сказала Наталья. – Парню ведь всего двадцать пять, а ты на него целую эскадру повесил. Естественно, он немного теряется, а признать, что ему трудно, – гордость не позволяет. Ты сам тоже не сразу командиром стал.
– Вот и учу. Задача перед ним, в общем-то, простейшая. Лабораторная. А двадцать пять – прекрасный возраст. Александру Македонскому больше было? Взялся служить – служи. Скоро сам поймет, есть в нем божья искра или уже уперся головой в потолок…
– Крейсером он неплохо командует, – примирительно сказал Ростокин.
– И я о том. Тут, как у вас в литературе и журналистике. От природы таланта нет – ни в каком литинституте писать не научат.
Белли и сам начал понимать, что командовать одним крейсером или соединением – большая разница. Со стороны смотреть на адмиральскую работу – вроде ничего особенно. Скомандовал, а дальше пусть подчиненные крутятся. В корпусе практические вопросы командирского труда не изучали. Выпускали очень прилично подготовленных вахтенных начальников, но и все. Считалось, что дальше служба покажет, кто на что годен.
Под руководством Воронцова управлять крейсером Владимир научился довольно легко, но вот именно – только управлять. Хозяйственные и организационные вопросы его фактически не касались, экипаж был укомплектован великолепными специалистами, их и контролировать не требовалось, так что все свое время Белли мог посвящать изучению военно-морской теории и совершенствованию практических навыков судоводителя.
А за последние дни на него свалилось столько чисто практических забот, что оторопь моментами брала. Внешне-то он держался хорошо, но на душе постоянно кошки скребли.
Вот и сейчас. Захваченные бомбейские транспорты до места он довел, уже видна была в бинокль почти сплошная белая полоса бурунов, указывающая на бесконечную гряду коралловых рифов, отсекающих бухту от моря.
Теперь начинались сложности. Судя по карте, глубины здесь подходящие, чтобы с ходу выбросить пароходы на мелководье. Сядут они прочно, скорее всего – навсегда, снимать их и ремонтировать на плаву некому и нечем. Затем начать посадку военнопленных на шлюпки и спасательные плотики. До берега от рифов недалеко, полмили плюс-минус два кабельтова. Белли уже произвел все нужные расчеты, до темноты должны управиться.
Если бы… Если бы он высаживал нормальный десант тренированных морпехов. А эти сипаи могут неожиданно впасть в панику, когда днища пароходов с треском и скрежетом поползут по камням, через пробоины в трюмы хлынет вода, ну и все прочие прелести кораблекрушения, пусть и планомерного. Начнется свалка, давка у трапов, вопли, возможно, и стрельба. Даже десяток роботов едва ли удержит
Теперь Владимир начал понимать, что означали показавшиеся ему странными интонации в голосе Воронцова. Он-то наверняка догадался, что может произойти, возьмись Белли реализовывать свой план, казавшийся ему столь простым и остроумным.
Теперь все приходилось менять на ходу, в авральном порядке. Альтернативное решение нашлось сразу, а вот с его воплощением оказалось не так просто.
Транспорты пришлось ставить на якоря в миле от рифов, крейсера класть в дрейф мористее. Спускать на воду катера для измерения глубин и поисков подходящего прохода в бухту. Хорошо, что один из штурманов «Изумруда», лейтенант Азарьев, придумал простое до гениальности решение.
На клиперботе с подвесным мотором, имевшим почти нулевую осадку, в сопровождении трех роботов он проскочил напрямик, над коралловым плато, отчетливо видимым сквозь хрустально-прозрачную воду, кишащую мириадами рыб небывалых форм и раскраски. Рай для аквалангистов, только в эти времена ни один европеец, наверное, не додумался до столь странной забавы, как подводное плавание с чисто эстетическими целями. Потому такой фурор произвели первые документальные фильмы Кусто и Фолько Квиличи. Наши герои помнят, как в конце пятидесятых годов выстраивались гигантские очереди к кассам кинотеатров, где показывали цветные полнометражные «В мире безмолвия» и «Шестой океан». Никакой тогдашний боевик не делал б'oльших сборов.
Встречать неожиданных гостей высыпал весь поселок, тысячи полторы мальгашей всех возрастов и обоих полов. Они давно уже с тревогой наблюдали за десятками густо дымящих железных коробок, с непонятными целями подошедших к их берегу.
Ни одного европейца в Андруке не было. Независимое малагасийское королевство только три года, как стало французской колонией, и ближайший администратор находился в Тулиоре, тремястами километрами севернее. Однако староста, круглолицый улыбчивый мужчина лет сорока, французский знал прилично и даже, похоже, имел какое-то образование.
Лейтенант не был этнографом, но, как почти каждый русский офицер, обладал врожденными способностями к общению с инородцами, будь они чукчами, нивхами или папуасами.
Прежде всего он представился, вручил старосте, мальгашское имя которого с одного раза повторить было почти невозможно, скромные дары. Серебряный портсигар, на крышке которого чернью была изображена картина помещичьей охоты на волков с борзыми, несколько золотых червонцев и бутылку шустовского коньяка. Мол, чем богаты, тем и рады, а насчет дальнейшего – обстановка покажет.