Скрипка Льва
Шрифт:
Я сошла с поезда в Пескаре, взяла напрокат машину и направилась на юг, в сторону Ланчано, красивого городка, разместившегося на таком крутом холме, что мне приходилось ехать по некоторым улицам на первой передаче и спускался по ним с полузакрытыми от страха глазами. Ланчано довольно известен в мире благодаря чуду, явленому в восьмом веке скептически настроенному монаху, чья вера возродилась, когда он увидел, как хлеб и вино во время причастия превратились в настоящую плоть и кровь. В наши дни его известность растет на более материальной основе. Это родной город Сантино Спинелли, и его усилия в сочетании с усилиями просвещенного городского совета сделали город одним из немногих мест в Италии, где народ рома чувствует себя желанным гостем. Или, как кто-то позже объяснил мне, «в Ланчано дует приветливый нежный ветер, и мы можем только надеяться, что однажды он пройдется по всей остальной Италии».
На следующее утро я вновь уже ехала по автостраде, чтобы посетить конференцию, посвященную замалчиваемому геноциду рома и синти во время Второй мировой войны [87] . Главный лекционный зал университета в Кьети уже был заполнен учениками из местных средних школ, а открыть заседание должно было выступление Алексиан-Группы. Я сидела «на камчатке» вместе с непоседливыми учениками, болтунами, которые веселились, свободно приходили и уходили за спинами учителей, которые почему-то не обращали никакого внимания на их проделки. Но даже эти непоседы были потрясены, когда заиграла группа Спинелли. Было всего десять часов утра, и все же с первой до последней ноты музыка звучала с силой, разжигающей страсть, смешанную с радостью и тоской, с маниакальной энергией, изобилием и горем. Сантино был в центре сцены, доводя на своем аккордеоне мелодию до кульминации, в то время как его сын на скрипке исполнял вариации, от которых замирало сердце, а его дочери подчеркивали ритм на контрабасе и арфе. «Хеп, хеп, хеп!» - кричал Сантино, и вскоре мы все хлопали в такт музыке, а некоторые дети танцевали в проходах.
87
Синти именуют цыган, живущих в Западной и Центральной Европе, а рома – это цыгане, живущие в Восточной и Южной Европе.
Музыка закончилась слишком быстро, и мы, следуя программе, перешли к не столь ярким утренним лекциям о забытой трагедии войны, об истории, которую мы предпочитаем не вспоминать, о миллионе цыган и синти, истребленных нацистами и фашистами. Рома называют это Samudaripen, что дословно переводится как «все мертвы». Этот геноцид никогда не был признан итальянскими властями, и во всей Европе был воздвигнут лишь один мемориал погибшим, хотя есть надежда, что это скоро изменится.
Воспользовавшись возникшей паузой перед заседанием, я спустилась к сцене, чтобы поговорить со Спинелли. Не одной мне пришла в голову подобная мысль, но пробившись через толпу поклонников, я схватила его за руку и прокричала: «Сантино, это я, я приехала из Великобритании, чтобы поговорить с тобой!» Если бы я знала масштаб мероприятий, в организации которых он участвовал, я бы никогда не выбрала эту неделю для своего визита, но он удержал мою руку и сказал в ответ: «Давайте вместе поужинаем сегодня вечером в Ланчано». «Где?» – и когда толпа, казалось, снова нас разделила, он успел крикнул: «Театро Фенароли».
Teatro Fenaroli — это большой театр девятнадцатого века, расположенный в переулке у площади Пьяцца-Плебескито в Ланчано. Я должен была догадаться, но, тем не менее, я была удивлена, обнаружив в соседнем здании кафе человек на двести. Вы легко могли издалека узнать Сантино в любой толпе, всегда окружающей его, по сиянию белоснежного пиджака. Мне пришла в голову мысль, что у всех этих людей есть гораздо более важные вещи для обсуждения с Сантино, чем интересующая меня история скрипичной музыки рома в Италии. Я ковыряла миниатюрную лазанью крошечной деревянной вилкой, потягивала просекко и разговаривала со всеми, кто ко мне обращался. Меня окружали люди с глубоко затаившейся печалью, люди, объединенные памятью о событиях, которые оставили в истории каждой здешней семьи глубокий след, и это делало любые вопросы о музыке, которые у меня могли возникнуть слишком неуместными, чтобы задавать их в такой обстановке. Некоторое время я сидела вместе с парой участников конференции, серьезными, эрудированными цыганами, и рассказала им, зачем я приехала. «Да вы прямо настоящий ученый», - сказал я одному из них, и он действительно таким и оказался. В то утро он рассказывал о результатах расследований относительно медицинских опытов, которые нацисты проводили над детьми рома. «Я хочу написать что-нибудь о скрипичной музыке цыган, - сообщила я ему, - что вы мне посоветуете?» «Просто будьте очень, очень осторожны, - ответил он, - знаете, иногда мне требуется три месяца, чтобы написать единственное предложение, и что если вы расскажете что-нибудь не так, то это уже останется навсегда». «Тогда никакой спешки», - могла бы я сказать, но промолчала.
После ужина мы все пошли в театр по соседству на вручение призов конкурса искусств Amico Rom (Друг Цыган). Спинелли организовывает это мероприятие в течение двадцати пяти лет, выбирая комитет экспертов для присуждения призов художникам, писателям, актерам, музыкантам и режиссерам из представителей общин рома и синти со всей Европы. Призы также вручаются любому члену сообщества gadjo (не рома, но проживающий среди рома, или наоборот рома, живущий вне сообщества), который проявил приверженность защите прав или отстаиванию культуры рома. В ту ночь Сантино был церемониймейстером и выбрал знаменитостей из международного сообщества рома, поручив им вручение всех призов. Когда дело дошло до премии, присужденной Первой Скрипке местного симфонического оркестра, он пригласил Орхана Гальюса, основателя общеевропейской радиостанции рома, вещающей из Амстердама. Я перекинулась парой слов с Гальюсом раньше, а теперь увидела, как он ловко вскочил на сцену и прошел в центр с трофеем в руках. Подойдя к скрипачу, он сказал: «Предлагаю обмен. Я дам тебе приз, а ты отдашь мне свою скрипку». Сантино был в восторге. «О, Орхан!
– проревел он в микрофон.
– Великолепно! Ты собираешься играть для нас?» Гальюс взял скрипку и смычок у сбитого с толку хозяина, поднял руку, словно собираясь играть, и повернулся к публике. Позже я даже подумала, не искал ли он в зале меня, когда сказал: «То, что я рома, не значит, что я умею играть на скрипке». Не стану утверждать, что он обращался именно ко мне, но я все равно его услышала и поняла.
Писать о роли скрипки в музыке рома банально, но следует подчеркнуть, что этот инструмент нашёл свое место и в цыганской музыке, и во всех других музыкальных культурах на итальянском полуострове. Спинелли, исследующий историю цыганской музыкальной культуры, в своей книге определяет музыку, передаваемую из поколения в поколение, от старых к молодым как средство воспитания и поддержания чувства идентичности в семье или сообществе. Настоящая музыка, по словам Сантино, живет в семье, где она является «выражением души» и средством сохранения и передачи памяти, традиций и чувств [88] .
88
Santino Spinelli, Rom, Genti Libere, storia, arte e cultura di un popolo misconosciuto, Dalai editore, pp. 259—60.
Основное событие фестиваля состоялось следующим утром, когда я присоединился к небольшой толпе, собравшейся в парке на окраине Ланчано, чтобы стать участниками открытия мемориала всем цыганам и синти Европы, погибшим в результате геноцида во время Второй мировой войны. Играл городской оркестр, мы стояли под моросящим дождем, и наши сердца бились в унисон с выступающими, прибывшими из разных стран мира. Когда открыли памятник – цыганка прижимает к себе ребенка, а её длинная юбка зацепилась за колючую проволоку, я опустила глаза: настолько тяжело было видеть глубину скорби и печали на лицах вокруг меня.
Я обещала рассказать вам все о моем путешествии в поисках цыганской музыки, и вот теперь могу сделать это. Вернувшись на поезде в Пескару, я направилась на север в сторону Флоренции, где условилась встретиться с сестрой Джулией Болтон Холлоуэй. Я знакома с сестрой Джулией с тех пор, как взяла интервью о ее необычной работе смотрителем протестантского кладбища во Флоренции. Ей не платят за работу, поэтому она живет на одну скромную пенсию. Точнее, на часть её, потому что оставшиеся деньги она использует на оплату услуг членов общины рома, которые поддерживают порядок на кладбище. Она платит женщинам из общины за посещение уроков грамотности, которые для них организовала сестра Джулия, чтобы те могли научить своих детей читать и писать. Я подумала, что если кто-нибудь и может представить меня цыганским музыкантам, так это сестра Джулия.
Я знаю Флоренцию с тех пор, как жила там в подростковом возрасте. Вода в этом городе по-прежнему пахнет затхлой стариной, и даже открытие крана напоминает мне о том волнении, что я испытала, впервые оказавшись вдали от дома. Когда я встретила сестру Джулию, она сразу объяснила, что знакомые ей семьи ромов были ремесленниками, а не музыкантами. И опять, когда я попытался узнать о музыке цыган в Италии, все пошло не так, как я надеялась. Я помню, что, когда я начинала жить там, на ступенях Дуомо всегда играли музыканты, да и позже, припоминается, они там были, но вот во время теперешнего визита я не смогла найти ни одного музыканта-цыгана на улицах.
И поэтому вместо того, чтобы узнать о музыке цыган во Флоренции, я встретила друзей-рома сестры Джулии и узнала, каково им жить в Италии сегодня. В воскресенье утром она повела меня на мессу для бездомных. За церковью были сложены какие-то мешки и висело приглашение на завтрак после службы. Мы устроились в первом ряду, и вскоре скамейки позади нас заполнились бездомными и кучкой цыганок в длинных юбках. После проповеди о всеобщей любви пришло время причастия. «Почему никто из рома не подходит к алтарю?» - шепотом спросила я у Джулии. «Потому что некоторые люди в епархии не верят в действенность причастия по отношению к цыганам», - ответила она, как мне показалось, нарочито громко. Я любила Флоренцию с давних времен, но во время этого визита я неожиданно увидела изнанку города и поняла, что на самом деле никогда его по-настоящему не знала.