Славянская спарта
Шрифт:
Жаръ уже нсколько спалъ, когда мы отправились въ обратный путь; такъ какъ на озер поигрывалъ легкій втерокъ, то и на нашемъ ландрас подняли парусъ. Черногорскіе паруса на Скадрскомъ Блат, въ отличіе отъ турецкихъ и албанскихъ, вс отмчены большими крестами. Смотря на озеро отъ Лессендры и Вранины, ясно видишь, что тотъ маленькій уголокъ Скадрскаго Блата, что идетъ къ югу отъ нихъ — только расширеніе лимана рки Обода, залившаго мало-по-малу свои низменные берега и обратившаго въ цпь прибрежныхъ островковъ холмы и горы берега. Настоящее же Скутарійское озеро начинается только за Лессендрою и Враниною, гд оно гораздо открыте и шире и гораздо мене похоже на «блато». Замчательно, что въ древности, при римлянахъ, Скутарійское озеро было гораздо уже,
Недалеко отъ устья Рки мы нагнали нсколько большихъ парусныхъ лодокъ, до краевъ переполненныхъ набившимся въ нихъ народомъ; это были албанцы изъ Скадра, мужчины, женщины, дти, горвшіе на солнц яркою пестротою своихъ нарядовъ, позументами, шелками, цпочками и насчками своего богатаго оружія. Вс, конечно, хали на праздникъ въ Цетинье. Одна разбитная красивая албанка, съ бубнами въ рукахъ, вдругъ запла, акомпанируя себ звонкими бубнами и еще боле звонкимъ хохотомъ, какую-то подмывающую плясовую псню, и на всхъ лодкахъ, не исключая вашихъ суровыхъ черногорцевъ, все разомъ оживилось и запло, подтягивая въ тактъ развеселой баб…
Вотъ мы и опять на набережной Рки, подъ тнью древняго града Обода, сидимъ у дверей «кафаны» за бутылкою пива и чашками чернаго кофе. Въ открытыя окна кафаны мы любуемся богатырскими фигурами и величественными позами юнаковъ, убивающихъ вчно праздное время свое отчаянною игрою въ карты. За лодку пришлось заплатить десять серебряныхъ гульденовъ, и старый гребецъ, получившій отъ меня этотъ гонораръ, съ важностью, но и съ большимъ дружелюбіемъ потрясъ мою руку; остальные гребцы тоже подошли къ намъ, и нисколько не стсняясь, одинъ за однимъ пожимали на прощанье руки мн и жен, желая намъ всякаго благополучія.
Накупивши въ лавкахъ Рки разныхъ характерныхъ принадлежностей мстныхъ нарядовъ, мы наконецъ двинулись въ обратный путь, торопясь поспть заcвтлo въ Цетинье. По дорог мы нагоняли еще больше народа, спшившаго на праздникъ, чмъ встрчалось намъ утромъ. Многія женщины шли подъ зонтиками, разумется, австрійскими, что совсмъ не мирилось въ нашей голов съ представленіемъ о заваленныхъ женахъ черногорскихъ, выносящихъ на своихъ плечахъ изъ-подъ пуль и ядеръ раненыхъ мужей и братьевъ. Но очевидно, что австрійское цивилизующее вліяніе изъ Котора и Рагузы нечувствительно заражаетъ и глухія долины Черной-Горы; намъ попадаются не разъ даже раскрашенные нмецкіе штульвагены на покойныхъ рессорахъ, въ которыхъ мирно возсдаютъ съ женами и дтьми т самые сдоусые черногорскіе богатыри, которые недавно еще не знали другого коня и экипажа, кром собственныхъ рысаковъ въ буйволовыхъ опанкахъ.
То и дло обходятъ нашу коляску толпы рослыхъ, крпконогихъ и статныхъ юнаковъ и съ ними обыкновенно цлая куча подростковъ; проворные, ловкіе, сіяющіе безпечнымъ весельемъ, красавцы на подборъ, одтые поверхъ блоснжныхъ рубахъ и штановъ въ малиновыя, золотомъ расшитыя, куртки, обвшанныя серебряными цпочками съ бирюзой, перепоясанные яркими турецкими шалями съ засунутыми въ нихъ дорогими пистолетами, — они мелькали мимо насъ будто пролетвшая стая веселыхъ птицъ, и съ громкими пснями, съ шумомъ и болтовнею не сбгали, а скоре стекали, какъ воды горныхъ ручьевъ, безъ раздумья и остановки, будто по ступенямъ пологой лстницы, внизъ по утесистымъ кручамъ и обрывамъ, минуя длинныя петли шоссейной дороги, напрямикъ, какъ летаетъ птица, какъ несется стрла…
Шутя и смясь взбгаютъ они на такіе же кручи и обрывы по козьимъ тропамъ «старой дороги», пробуждая ружейными и пистолетными выстрлами безмолвный воздухъ горныхъ пустынь, осушая въ придорожныхъ кабачкахъ стаканчики краснаго вина, постоянно обгоняя нашу тяжко ползущую вверхъ коляску. Догнать ихъ намъ нтъ никакой возможности, и это, очевидно, забавляетъ ихъ, заставляя удвоивать быстроту ихъ бга, вызывая въ нихъ новый приливъ молодого смха и псней.
Догадливая молодая двушка изъ сосдняго села, спрятаннаго на дн долины, разставила уже своего рода сти этой шумно проносящейся молодежи, разложивъ на краю дороги, надъ самымъ обрывомъ пропасти свой скромный столикъ съ кувшиномъ вина, десяткомъ красныхъ яицъ и кускомъ овечьяго сыра. Вонъ уже вся эта поющая и хохочущая юная ватага шумно опустилась кругомъ разставленной приманки прямо на камни и на пыль дороги, и уже звенитъ полными стаканчиками дешеваго мстнаго вина, перекидываясь шуточками съ молодою продавщицею. Для этого юнаго народа, переполненнаго весенними совами жизни, самый походъ на праздникъ уже становится радостнымъ праздникомъ…
Мы, сидя покойно въ своей коляск, отъ души наслаждались этими картинами удалой и могучей жизни, чудною горною природою, охватывавшею насъ, и такимъ же чуднымъ вечеромъ, въ розовомъ сіяніи котораго далекія снговыя вершины Албанскихъ горъ горли словно зубчатыя стны какого-то изъ отъ сотканнаго фантастическаго колоссальнаго замка…
VIII
Народный праздникъ Черногоріи
Мы пріхали въ Цетинье еще засвтло; прохали мимо зданія новаго театра, съ вставленною въ него старинною венеціанскою плитою, изображающею, конечно, обычнаго льва св. Марка, прохали мимо женскаго института, устроеннаго на русскія средства… Отъ гостинницы нашей рукой подать до дворца наслдника и до новаго городского гулянья, едва только разбиваемаго на городскомъ выгон, противъ того же дворца. Тамъ уже толпилось много черногорцевъ и происходило что-то, чего нельзя было разглядть изъ оконъ нашей гостинницы. Очевидно, народный праздникъ начался уже съ вечера. Мы съ женою, не теряя времени, направились въ толп, тснившейся передъ дворцомъ.
У наружной ограды только-что отстроеннаго дворца молодого князя Данилы сидлъ на стул, въ своемъ характерномъ и живописномъ костюм, князь Николай и рядомъ съ нимъ дв по-европейски одтыя дамы, какъ мы узнали посл, жены посланниковъ англійскаго и французскаго, пріхавшія на праздники изъ Рагузы, гд ихъ обычное мстопребываніе. Съ женой французскаго посланника и съ нимъ самимъ мы познакомились потомъ за табль-д'отомъ въ своей гостинниц, гд они тоже остановились.
Сильная, плечистая фигура князя, въ блой гун и блыхъ доколнницахъ, въ богато расшитомъ золотомъ красномъ джамадан и красной Капиц, такъ давно знакомая намъ по портретахъ и иллюстраціямъ, сразу привлекаетъ къ себ своею патріархальною простотою и вмст величіемъ… Немного позади князя сидитъ на стул одинъ только изо всхъ окружающихъ, въ такой se блой гун и такомъ же красномъ джамадан, какъ и князь, высокій и сухой старикъ съ длинными сдыми усами, какъ у Тараса Бульбы на картин Зичи, съ суровымъ и умнымъ взглядомъ, типическій представитель тхъ грозныхъ черногорскихъ воеводъ, которые съ горстью своихъ юнаковъ сокрушали турецкія полчища и наводили ужасъ на самыхъ храбрыхъ пашей султана…
Это дйствительно — одинъ изъ знаменитыхъ воеводъ Черногоріи, тесть князя и отецъ княгини Милены — Петръ Вукотичъ, всегдашній совтникъ князя въ важныхъ длахъ правленія и войны.
Ни наслдный князь Данила, ни меньшой братъ его Мирно не смютъ сидть, по стариннымъ обычаямъ Черногоріи, въ присутствіи стараго князя. Стоятъ тоже на ногахъ — немного поодаль — другіе заслуженные воеводы, сенаторы, сердари, вс въ такихъ же яркихъ, живописныхъ нарядахъ, сверкающихъ золотомъ и оружіемъ, вс такіе же грозные усачи, сдые и черные, такіе же рослые, плечистые богатыри…
Стоятъ кругомъ и перяники князя, на подборъ юнакъ въ юнаку, чистая стая молодыхъ орловъ, горя на лучахъ заходящаго солнца своими красными какъ кровь гунями. У всхъ на Капицахъ серебряные двуглавые орлы, у байравтаровъ (знаменщиковъ) — сбоку Капицы маленькій серебряный знавъ, изображающій перекрещенный ятаганъ и знамя.
Народъ окружилъ кольцомъ свободную площадку передъ сидніемъ князя, и хотя тутъ нтъ никакой полиціи, никакихъ жандармовъ, толпа сама сохраняетъ почтительное разстояніе отъ своего владыки и вся стоитъ безъ шапокъ…