Сломанная тень
Шрифт:
– А ты куда смотрел? – стукнул кулаком по столу император.
– Доверял!
– А я тебе доверял! Выходит, я тоже виноват?
Крабовицкий промолчал.
– Что с убийцей? Пойман?
– Пока нет! Не беспокойтесь, ваше императорское величество! На все заставы разосланы описания, все кабаки и ночлежки обходят наряды полицейских. Я лично…
– Вот лично и руководи! Киршау от расследования… От обязанностей обер-полицмейстера отстраняю. Руководство полицией возьмешь на себя. Временно! Пока не представишь достойную кандидатуру! Достойную, Иван Семенович, слышишь?
Крабовицкий в первый раз за день улыбнулся. Не было бы счастья, как говорится… Кандидатура у него давно имелась, уже и аванс за назначение внесла. Место-то хлебное!
– Так точно, ваше величество!
– Докладывай о ходе расследования ежедневно! Иди! Работай!
– Хм! Хм! – Яхонтов обрадовался, будто Денис не портрет убийцы, а скабрезный рисуночек ему подсунул. – И это, говорите, тоже он?
– Да! Экономка купца Варенникова подтвердила! Тихон под видом гувернера у них в лавке служил, на сто тысяч обнес. Думаю еще к генералу Кречетову съездить…
– Не надо, не надо! Кокурин!
– Да, ваше благородие! – в комнатушку следственного пристава влетел плечистый, розовощекий молодец.
– Съездишь к Кречетову, покажешь рисунки!
– Да это ж Баляйкин!
Яхонтов поморщился. Хорошо, когда помощник – идиот, подсидеть не может. Еще бы язык за зубами держал, и вовсе цены бы ему не было!
– Что за Баляйкин? – насторожился Денис.
– Что за Баляйкин? – с нажимом повторил Яхонтов.
Кокурин искренне удивился:
– А вы, Петр Кузьмич, неужели не помните? Лет этак шесть назад дело было. Восьмерка лошадей, дормез, офицер на заставе документы проверяет. По бумагам гувернер следует. «Не по чину катаешься!» – замечает. А пассажир выпимши, раз – и другую бумагу достает, на купца первой гильдии Баляйкина! И сотенную следом, мол, не приставай. А офицер честный попался. «Вещи, – говорит, – покажите». «Баляйкин» с испуга протрезвел, уже пару тысяч сует, а офицер ни в какую! Открыли сундуки да коробки, а там драгоценности, сервизы фарфоровые, ножи, вилки. Привезли к нам…
Денис вскочил:
– Где этот Баляйкин теперь? На каторге?
– Сбежал! – отмахнулся Кокурин. – Той же ночью. Прямо из участка. Петр Кузьмич его только допросили-с, тут же мерзавец и сбежал. На очко попросился, а в уборной окошко забыли закрыть!
– Да, да! Теперь вспомнил, – подал голос Петр Кузьмич. – Молодец, Кокурин!
– Рад стараться, ваше благородие!
– Это преступник ловкий, опасный! – посетовал Яхонтов. – Но мы его непременно поймаем! Теперь, с вашими рисуночками, непременно. Кокурин! Быстро к Кречетову!
– Петр Кузьмич! – окрыленный начальственной похвалой, Кокурин рискнул предложить более простой способ найти Баляйкина. – Старец в Петербург приехал! С самого Афона! Леондуполосом звать. Кого хошь может допросить! Хоть живого человека, хоть мертвеца, даже тварь бессловесную! Может, к нему…
У Петра Кузьмича кончилось терпение:
– Альбом в руки, кругом!..
– Нет! Нет! Альбом не отдам, – сказал Денис. – Я вам копии сейчас сделаю!
Кокурин прав! Леондуполос еще три дня назад знал убийцу.
Генерал Лаевский второй час сидел над письмом, а вывел только два слова: «Дорогая Зиночка!» Дальше не получалось. Что писать? Как утешить? Какие слова подобрать?
Как ему, генералу Лаевскому, жить дальше? Впрочем… Решение принято, и, как всегда, не им. Сам бы не рискнул! Вмешались высшие силы!
Предстояли важные и очень неприятные разговоры, которые больше нельзя было откладывать. Однако пока Сашенька в их доме, следует обождать…
Дверь внезапно отворилась. Господи, Ирина Лукинична!
– Великий князь приезжал? – спросила она, с кряхтением усаживаясь на стул. Вчера ее растрясло, и сегодня почки снова взбунтовались.
– Да!
– С соболезнованиями?
– Да!
– А разве он Сашеньку знал?
– Да! И высоко ценил его талант! Картины ему заказал! Вот, сижу, не знаю, как родителям написать. Горе-то какое!
– Да уж!
– От Володеньки нет известий?
– Нет! Да ничего с ним не случилось, скоро явится!
– Вы знаете, где он? – Генерал поглядел на свояченицу поверх толстых очков.
– Я? – замялась Ирина Лукинична. – Нет! Марфушенька так говорит. Скоро, мол, соколик прилетит…
– Марфушенька! Развели тут богадельню! Перед людьми стыдно! Великий князь, и тот спросил: «Что это у вас в доме за юродивая?»
– Не волнуйся, Андрюшенька! – Ирина Лукинична погладила генерала по голове. – Мы скоро уедем! В имение! У Софушки снова приступ. Врач говорит, воздух ей полезен.
Наступил самый ответственный момент. Ирина Лукинична за ночь все обдумала. Все детали. Главное, чтоб генерал не возражал против поездки! Кажется, момент подходящий.
– И Полиночку заберем! И Оленьку! – выдохнула Ирина Лукинична. – А весной вернемся!
– Что?!
Нет! Неудачно выбрала время! Вскочил Андрей Артемьевич! Брови зашевелились, очки подпрыгнули на переносице! Разгневался, значит. Вот незадача-то!
– Вы с Марфушей езжайте, куда хотите, а всех остальных оставьте в покое! Никто с вами не поедет.
– Батюшки мои! Но как же Софушку здесь оставить?
– Софью Лукиничну я решил сдать в лечебницу.
– Андрей…
– Больше я так не могу. Или она в дом скорби поедет, или я!
– Господи, неужели развестись задумали! – Ирина Лукинична испугалась. – Император ведь не допустит!
– Император уже выразил свою волю! Требует развода! И лечения!
– Ему-то чем Софушка помешала? – Ирина Лукинична от изнеможения присела.
– Приставала вчера на маскараде!
– Император великодушен! Отходчив! Он отменит свое решение!
– Нет! Не отменит! Он одобрил мой развод и женитьбу на Оленьке!
– На Оленьке?
– Что с вами?
Ирина Лукинична лишилась чувств.