Сломанные вещи. Часть 2 из 4
Шрифт:
Да, почему бы ему не побыть божественно прекрасным предметом искусства, лежащим на моём диване? Я бы любовалась им целыми днями.
Но Син хмурится недоумевающе:
– С этим сложнее. Картины двухмерные, а статуи неподвижные. И не дышат. Я бы предпочёл быть предметом роскоши. Ведь роботов для этого тоже покупают?
– Да, – киваю. – Да. И ты вполне похож. Весь такой… классный. Нужно только освежать стрижку время от времени и покупать модные шмотки. Но давай умеренно, я не потяну все новинки высокой моды. Так что? Как насчёт такой функции? Ты уже
– Ничего «нормального» в этом не было. Давно это началось?
Хоть я и собиралась вести себя доброжелательно, сейчас не могу сдержать раздражённый вздох. Вообще-то это унизительно: сидишь напротив привлекательного мужчины, а единственное, о чём он хочет разговаривать, – твои проблемы со здоровьем. Да, это вроде как забота, но мне не нравится выглядеть в его глазах больной развалиной. Надеясь покончить с этим побыстрее, размеренно выдаю информацию:
– Приступы головной боли начались после установки системы контроля эмоций. Сначала поставили стандартную… – запнувшись стыдливо, через силу продолжаю: – Но она не подошла, заменили на индивидуальную. Подробностей не знаю. Некоторое время наблюдалась у семейного врача, он выписывал какие-то таблетки, разные, горькие, названий не помню. Потом стало лучше. Сейчас иногда голова болит, но в целом всё нормально.
– И сейчас ты не принимаешь никаких медикаментов, кроме этих, – Син указывает на кухонный шкафчик, где стоит конфетница с таблетками, – и двух видов обезболивающего в спальне?
– Ты рылся в моих вещах? – я стараюсь держать спокойный тон, но получается так себе.
Однако Син смотрит в ответ без всяких признаков вины.
– Да. Я должен был найти средство купировать твой приступ. Или ты бы предпочла довести дело до мозгового кровоизлияния?
Кровоизлияние в сочетании с системой, установленной в мозгу, может дать непредсказуемый результат – и мысль об этом мгновенно охлаждает.
– Нет. Спасибо. Кстати, где ты это взял? То, что уколол. Судя по ощущениям, что-то незнакомое.
– Купил в аптеке. Но если ты не начнёшь лечиться, безрецептурные препараты уже могут не помочь.
– Не знаю, по-моему, всё не так уж плохо.
Син смотрит долго. В конце концов спрашивает:
– Записать тебя на обследование?
Помявшись, отвечаю прямо:
– Нет.
Слава богам, Син реагирует спокойно. Не настаивает, не отчитывает.
– Ты не ответила на вопрос. Принимаешь только эти медикаменты?
– Да, – я поджимаю губы, показывая, что недовольна его допросом.
Однако Син подчёркнуто не обращает внимания на мою реакцию.
– Тогда, на Одде, у тебя было сотрясение мозга. Когда я тебя толкнул. Извини, но мне показалось, что это лучше, чем очередь из пулемёта. Было что-нибудь ещё? Травмы? Лежала в больнице?
– Нет.
– Бывали потери сознания?
– Иногда.
– Как часто?
– Раз в пару месяцев.
Син оглядывает меня то ли удивлённо, то ли укоризненно. Осторожно продолжает:
– И как часто ты плохо себя чувствуешь в подземке?
Виновато опускаю голову. Сердце стучит беспокойно. Дышать трудно.
– Каждый раз.
Всё внутри привычно сжимается в ожидании вспышки гнева. Да, я понимаю, что Син не ударит меня – не должен, – но против страха разумные рассуждения не помогают. Я виновата. За ошибкой следует наказание. Обязано следовать.
– Так почему ты туда пошла?
Не выдержав напряжения, вскакиваю к кофемашине. Доводы разума – это хорошо, но никогда не лишне отойти подальше от человека, который тобой недоволен.
– Не хотела ехать на такси.
Чуть было не добавляю: «Так безопаснее», – но в последний момент сдерживаюсь. Не стоит этого говорить, он точно не поймёт, почему подземка, так влияющая на мой организм, кажется мне более безопасной. Да я и сама не понимаю, а желания разбираться нет: в глубине подсознания ворочаются мысли и чувства смутные, но явно пугающие. Лучше их не трогать. Безопаснее просто следовать их требованиям, не докапываясь до причин.
– Можно последний вопрос?
– М-м? – я делаю вид, что полностью поглощена кнопками кофемашины, хотя на самом деле кофе совершенно не хочется.
– Когда конкретно тебе поставили систему? В медкарте это почему-то не указано.
– Конечно, потому что запись была в детской карте, а она по закону скрыта. В десять лет. Через два дня после дня рождения.
– Надеюсь, это шутка? – он смотрит настороженно. – До восемнадцати такие операции запрещены.
Помахиваю рукой с золотым браслетом чипа.
– Кого волнует закон, когда есть деньги?
– В таком возрасте нужно было разрешение твоего отца. И он разрешил?
Взяв чашку с кофе, на этот раз сажусь чуть дальше от Сина. На всякий случай.
– Это был подарок на день рождения. Отец надеялся, что я пойду по его стопам, в юриспруденцию, и сказал, что преимущество у тех, кто начинает привыкать к системе как можно раньше. Чтобы не тратить годы на адаптацию, а начать успешную карьеру с первого же суда. Пф-ф, да для конкурсов красоты девочкам вживляют псевдо-органику с пяти лет. Может, уже и раньше. Мне ещё повезло, что отец не захотел сделать из меня куклу для подиума.
Голос-в-голове мурлычет: Ты могла бы сейчас быть красивой. Могла бы нравиться Сину и многим другим. Но вместо этого ты убедительно врёшь, что не заинтересована в мужском внимании.
Син молчит несколько минут.
– Это неправильно. Разве он не видел, что это вредит тебе, – если первая система не подошла, затем пришлось пить медикаменты… Любой бы понял, что лучше прекратить, разве нет?
– Он хотел как лучше. Чтобы я получила престижную профессию. Добилась успеха в жизни.
– Но ты, очевидно, не пошла в юриспруденцию. Почему бы не удалить систему сейчас?
– Я уже привыкла. Иногда она бывает полезна. Да и лень идти на операцию. – Так, а почему я пью кофе без ничего? Сунув в рот сигарету, щёлкаю зажигалкой, и вдруг замечаю взгляд Сина. – Что?