Смерть инквизитора
Шрифт:
— Знаю.
А вот и не знаешь, подумал бригадир, этого ты и не знаешь. Во всяком случае, так, как я.
Каждое утро он прятал свой пистолет в правый верхний ящик стола. Левой рукой он осторожно выдвинул его, правой держал перед собой газету. Каждый нерв его напрягся, руки стали легкими, будто их было не две, а множество. Все в нем вибрировало, точно туго натянутая струна. У него начался сильный приступ атавистической крестьянской осторожности, проснулась бдительность, недоверчивость, привычка ожидать — и угадывать худшее.
Комиссар дочистил пистолет, перезарядил его, сделал вид, что целится на лампу. Перевел его на календарь. На дверную ручку. И в тот момент, когда он мгновенно навел его на бригадира и выстрелил, тот бросился на пол, рванул из-под газеты, которую держал в
«Отличный стрелок, — сказал бригадир, разглядывая отверстие от пули на крышке стола. — Но я же его предупредил». Он почти выиграл состязание, но через секунду разрыдался.
— Подведем итоги, — сказал начальник полиции. — Подведем итоги и сделаем выводы. Решайте, как быть, господин прокурор, скоро нагрянут журналисты.
Кабинет начальника полиции. Присутствует также полковник карабинеров, а перед ним, точно перед судом присяжных, бригадир.
— Итак, подведем итоги. По версии бригадира, не лишенной убедительности и косвенных улик, мной, сознаюсь, недооцененных, факты вкратце таковы. Вечером 18 марта в управлении раздается телефонный звонок: звонит синьор Роччелла. Он просит, чтобы к нему приехали: нужно что-то посмотреть. Бригадир отвечает, что в самое ближайшее время кто-то подъедет. Он передает содержание разговора комиссару, говорит, что сам съездит и посмотрит, в чем там дело. Комиссар отвечает, что вряд ли синьор Роччелла мог возвратиться после стольких лет отсутствия и что это, должно быть, розыгрыш. Он просит бригадира заглянуть туда на следующий день и предупреждает, что на день Святого Иосифа его не будет, он исчезает… Так и случилось. Не трудно предположить, что он дал знать сообщникам о внезапном приезде синьора Роччеллы; еще легче — что он отправился туда сам; ему — комиссару полиции — тут же открыли, он сел за тот же стол, где Роччелла начал было писать о найденной картине, в удобный момент взял пистолет, неожиданно оказавшийся на столе, не снимая перчатки зажал его в руке и внезапно выстрелил ему в голову. Затем поставил точку после слов «Я нашел» и вышел, захлопнув за собой дверь, замок которой на защелке… Должен признаться, эта точка после «Я нашел», на которую мне указал бригадир как на нелепость, не произвела тогда на меня никакого впечатления. Я решил, что Роччелла, вероятно, спятил, что он нашел в самоубийстве выход из положения, и лелеял мысль свести счеты с жизнью на глазах у полиции. Но на следующий день мертвеца бы, без сомнения, обнаружили: отсюда и необходимость очистить помещение. Ночью вся банда устроила переезд: вывезли картину, все орудия подпольной деятельности.
— Куда? — спросил прокурор.
— Бригадиру (и мне) представляется — на станцию Монтероссо. Начальник станции со своим помощником — соучастники, но косвенные, на правах подставных лиц. Безусловно, увидев всю эту гору компрометирующих вещей, они перепугались, стали протестовать, может, даже угрожать — вот их и пристукнули. Они уже были мертвы, когда на станцию подъехал «вольво». Поэтому бандиты так поспешно ретировались. Водитель «вольво» говорил не с начальником станции и не с его помощником, а с их убийцами. Это стало ясно, когда мы показали ему снимки убитых: он никогда этих людей не видел. Наконец, выключатель: только бригадир сразу заподозрил неладное.
— Идиот! — произнес прокурор свой надгробный панегирик комиссару. И добавил: — Но уважаемый начальник полиции, уважаемый полковник, этого слишком мало… А что, если бригадир лжет, что сам он и есть исполнитель всего того, в чем обвиняет комиссара?
Начальник полиции и полковник обменялись взглядом, молча говорившим те самые «Господи Боже» и «чудовищно», что несколько дней назад были произнесены вслух.
— Это невозможно, — сказали оба.
Начальник полиции попросил бригадира выйти:
— Подождите в приемной, через пять минут мы вас позовем.
Его пригласили через час.
— Несчастный случай, — сказал прокурор.
— Несчастный случай, — вздохнул начальник полиции.
— Несчастный случай, — подтвердил полковник.
В газетах появился заголовок: «Производя смазку пистолета, бригадир случайно убил главного комиссара судебной полиции».
Покуда в управлении готовили траурный зал для торжественных похорон комиссара, выпущенный из камеры водитель «вольво» выполнял последние бюрократические формальности, чтобы его наконец отпустили.
Когда процедура была закончена, он, издерганный и мучительно радующийся, выходил из управления и вдруг столкнулся на пороге с падре Крикко, пришедшим соборовать покойного. На нем была сутана, треуголка и епитрахиль.
Падре Крикко жестом остановил его и спросил:
— Кажется, я вас знаю: вы из моего прихода.
— Какой там приход! Ничей я не прихожанин.
На стоянке он отыскал «вольво» с квитанцией для уплаты штрафа. Он так радовался, что лишь посмеялся над этим.
Напевая что-то себе под нос, он выехал за город. Но вдруг остановил машину, нахмурился, засуетился. «Священник… священник… Не будь он в сутане, все равно бы его узнал: вот кого я принял за начальника станции!»
Он решил вернуться в управление. Но секунду спустя передумал: «Ну да, опять нарываться на неприятности, теперь уже посерьезней».
Он снова запел и повернул машину к дому.
КОММЕНТАРИЙ
В 1982 году в издательстве «Прогресс» был опубликован сборник Леонардо Шаши «Винного цвета море» (сост. и предисл. Ц. Кин); в том же 1982 году в приложении к журналу «Иностранная литература» вышла еще одна книга Шаши — «Палермские убийцы» (сост. и предисл. Г. Смирнова). Обе книги представляли Шашу неутомимым полемистом, знакомили читателя с Шашей-политиком, автором большой и сложной темы — человек и мафия.
В нынешнем сборнике у составителя была иная задача — расширить читательское представление о Леонардо Шаше, показать еще и Шашу-социолога, филолога, историка культуры. Сборник был задуман так, чтобы представить доминирующую в творчестве Шаши тему — человек и социальные институты. Действительно, «Смерть инквизитора» — это повесть о трагическом столкновении свободолюбивого сицилийца с инквизицией; «Ведьма и капитан» — повесть о горькой доле служанки Катарины, попавшей в лапы правосудия; «Египетская хартия» — роман о талантливом мистификаторе, решившем сыграть на противоречиях меж сицилийскими институтами власти. Тема эта объединяет детективы Шаши (скажем, неоднократно издававшуюся и потому не включенную в состав нынешнего сборника повесть «Каждому свое») с его документально-историческими повествованиями. Так, в центре повести «Исчезновение Майораны» — гениальный итальянский физик. Он жертвует собой и своим открытием, дабы утаить его ото всех научных и государственных институтов Италии 30-х гг., мечтающих поставить на него в большой политике. Шаша продолжает ту же тему, переходя от больших форм к малым: в романе «Todo modo» расследуются загадочные убийства крупных сановников, связанных с церковью и парламентом, а в повести «Рыцарь и смерть» — деятельность газеты, своими публикациями провоцирующей появление к жизни террористической группировки.
Для понимания Шаши очень важно, что Инквизиция, Суд, Правительство, Церковь, Прокуратура, Партии — все эти могущественные социальные силы воплощены в образе замкнутого и отлаженного механизма, учреждения. Писатель ищет подлинных преступников не в случайных действиях террористов, но за респектабельными вывесками государственных институтов. Для страны, где даже газету — крупнейшую «Коррьере делла сера» — именуют “Istituzione Corriere” («Институт Коррьере»), в этом нет ничего странного. Наоборот, Шаша тем самым как бы обнажает существеннейшую черту итальянской культуры — ее институциональность. Ведь еще у Данте строжайшая иерархия Ада, Чистилища и Рая напоминала о неких потусторонних организациях, что впоследствии навело одного парадоксалиста на ироническую метафору загробного мира Данте как пенитенциарного (ад), исправительного (чистилище) и санаторного (рай) учреждений. В комментарий включены различные имена и реалии, связанные с итальянскими (и европейскими) институциями: религиозными (минимы), правительственными (Караччоло), научными (Разетти).