Смерть под парусом (пер. Гольдберга)
Шрифт:
— Значит, вся компания из шестерых человек в сборе, — продолжал Биррел. — Парочка внизу, эта молодая леди и вы трое. Я должен задать вам несколько вопросов — только схожу за бумагами.
— Вероятно, от вас не укрылось, — сказал Уильям, — что мы насквозь мокрые. Нам нужно обсушиться и переодеться. После этого мы расскажем вам все, что знаем.
Я всматривался в круглое румяное лицо Биррела: не мелькнет ли на нем раздражение, — но лицо лишь обиженно вытянулось, как у ребенка, у которого отняли игрушку. Похоже, он просто разочаровался в нас.
— Мне казалось, — он обращался к Уильяму, — что вы могли бы проявить больше интереса и на несколько минут забыть о мокрой одежде.
— Какого интереса? — удивился я.
— К расследованию преступления, — звучным, глубоким голосом ответил он. — Разве вы не понимаете, что расследование преступления — одно из самых увлекательных занятий в мире? Разве вы не видите, как это замечательно? Так мы используем во благо темные стороны нашей натуры. В былые времена люди сочиняли баллады о войне, грубой силе и похоти. — Я не могу передать ужас, который он вложил в эти слова. — Теперь пишут детективные романы, где вся энергия человека сосредоточена на том, чтобы разоблачить зло. Разве вы не замечаете, как все изменилось? Можно сказать, что детективы — это признак цивилизации. А расследование преступления — символ добра в современном мире.
Речь сержанта глубоко потрясла меня. В глазах Биррела светилась истинная вера. Вероятно, он не видел ничего необычного в своем заявлении — наоборот, оно звучало слишком гладко, — и у меня закралось подозрение, что эту речь Биррел произносит не впервые. Однако я был так взволнован, что не обратил особого внимания на эксцентричное поведение сержанта уголовной полиции. Остальные, похоже, тоже растерялись.
— Сделаем все, что в наших силах, сержант. — Кристофер слабо улыбнулся. — Но сначала нужно обсохнуть. Это недолго.
— Великолепно, — просиял Биррел. — Мне нужно произвести массу измерений, касающихся… несчастного джентльмена.
Эвис побледнела и отвернулась. Уильям с Кристофером спустились в носовой люк, а Биррел, окинув быстрым взглядом меня и Эвис, мелкими шажками направился к кокпиту.
— Сержант вас не очень беспокоит? — шепнул я девушке.
Уголки ее губ опустились.
— Он слишком безумен для каких-либо действий.
— Примерно через час прибудет Финбоу, — сообщил я.
— О, Йен, вы душка!
Она улыбнулась, но скорбная складка на переносице между милыми глазами никуда не исчезла.
Я поспешно переоделся и выпил капельку бренди — в моем возрасте следует заботиться о здоровье, — потом присоединился к Кристоферу и Биррелу, расположившимся в центральной каюте. Уильям переоделся и вышел на палубу. Биррел вел записи в громадной квадратной тетради. При этом он водил кончиком языка в такт словам. При моем появлении сержант поднял голову.
— Случай очень необычный, мистер Кейпл. У меня как раз был выходной, и я вернулся в участок за перочинным ножиком, который забыл на работе, а меня отправили сюда. Вот наглядная иллюстрация того, как мелочи могут приводить к серьезным последствиям.
Озадаченный, я тем не менее кивнул.
Между тем Биррел продолжал:
— Если бы я не вернулся в участок, то пропустил бы самый интересный случай в моей практике. Действительно, очень интересный случай. Просто потому, что он требует воображения. Подозреваю, вы считаете, что сержанты уголовной полиции начисто лишены воображения.
— После знакомства с вами я уверен, что такая мысль не могла бы прийти мне в голову, — сказал я.
Откровенно говоря, мне не пришлось особенно кривить душой. Как и всякому разумному человеку, мне претят обобщения, связанные с полом, расой и прочими внешними признаками. Но до встречи с Алоизом Биррелом я никак не предполагал, что сержант уголовной полиции может оказаться моложавым, румяным и чрезвычайно словоохотливым человеком, явно неравнодушным ко всему, что связано с преступлениями.
Прервав дискуссию о воображении сержантов, он задал мне массу вопросов, записывая ответы большой пухлой рукой и двигая кончиком языка, когда старательно выводил буквы. Биррел без конца говорил и собирал огромное количество, казалось бы, не относящихся к делу сведений. Однако вскоре обнаружилось, что сержант достаточно компетентен — каким-то образом ему удалось выделить основные моменты истории.
Его чрезвычайно интересовали мои передвижения, начиная с того, как я встал с постели, и заканчивая моментом, когда вернулся в каюту, чтобы одеться.
— Вы сказали, что окликнули доктора Миллза? — спросил Биррел.
— Да.
— И он ответил?
— Да.
— Это значит, — заключил Биррел, — что около девяти часов он был жив — если вы не ошиблись.
Он с интересом посмотрел на меня. Неужели этот глупец меня подозревает?
— Не ошибся, — кратко ответил я.
— Вполне возможно, — с сомнением в голосе признал он. — Когда я соберу всю необходимую информацию, то смогу сказать больше. Ритм — вот что самое интересное в этом деле.
Мне осталось лишь догадываться, что он подразумевает под словом «ритм», и я решил, что просто ослышался.
Биррел продолжал допрос:
— Вы видели револьвер?
— Нет.
— Речь идет не о сегодняшнем утре: вы вообще видели револьвер на яхте?
— Я поднялся на борт только вчера вечером.
— Верно, — одобрительно кивнул Биррел.
— Разумеется, верно. И я просто не успел увидеть револьверы, даже если они тут были.
— Гм, — пробормотал Биррел. — Один точно был. Тем не менее… Как вы обнаружили тело?
— Я вышел на палубу с мисс Лоринг. И мы увидели, что доктора Миллза застрелили.
— То же самое говорит мисс Лоринг, — признал сержант. — Кто предложил выйти на палубу?
— Думаю, она, но через минуту-другую я все равно собирался подняться.
— Ага, — произнес Биррел. — Как выглядел доктор Миллз, когда вы его нашли? В какой позе он находился?
— В той же, что и теперь — сидел в кокпите. Но когда мы его увидели, румпель был зажат между рукой и телом, словно Роджер все еще управлял яхтой, — ответил я.