Смерть ростовщика
Шрифт:
– Эй! Посмотри-ка на меня и отвечай! – закричал разгневанный наиб. – Я, что ли, послал тебя к господину Кори?
– Нет! – пробормотал Хамра Рафик, но лица так и не поднял.
– Кто послал тебя к господину Кори? Ну-ка отвечай, скажи внятно, чтобы все слышали!
– Сам пошел!
– Врешь! С каких это пор ты знаком с господином Кори?
– Я знаю, его послал имам кишлака. Уж он-то знаком с господином Кори. Имам сказал ему, что он сможет взять долг с меньшим процентом и тем самым освободиться от притязаний почтенных жителей кишлака, – сказал
– Позовите имама! – приказал наиб. – Как посмел он вмешаться в дело этого кляузника!
– Мы уже побранили его за этот поступок. Не знаю – то ли он обиделся, то ли ему стыдно стало, но куда-то уехал, бросил свою мечеть! – ответил арбаб Хамид.
– Тебе, видно, не понравилось, что я к процентам присчитал проценты на проценты? – сказал Кори Ишкамба. – Если так, можешь каждый месяц приносить мне сорок две тенги – тогда тебе не придётся платить мне лишних сто шестьдесят пять тенег!
– Где же мне их взять?! Круглый год копаешься в земле, откуда же будут наличные деньги каждый месяц? – вскричал Хамра Рафик. – У меня ведь только раз в год, когда созревают пшеница и дыни, бывают в руках деньги!
– А если так, чего же ты негодуешь? Вспомни-ка, ведь ты оторвал меня от дел, просил и молил приехать сюда! А теперь жалуешься на всех и на меня тоже. Если ты отказываешься от своего намерения, скажи – и я сейчас же вернусь в город. А что будешь делать дальше – знаешь сам да тот чайханщик.
Сказав это, Кори Ишкамба приподнялся с таким видом, будто тут же собирался ехать. Нет, Хамра Рафик не мог отказаться от денег. Через неделю или через десять дней его долг чайханщику достигнет такой цифры, что ему не останется ничего, как тут же продать землю арбабу Рузи. Вот почему голос его зазвучал примирительно:
– Я понял все ваши расчеты дядюшка Кори, мне ничего не остается, как согласиться. Да уж очень обидно стало, когда вы взяли да ни с того ни с сего прибавили к тысяче тремстам шестидесяти девяти тенгам еще какие-то тридцать одну тенгу и довели мой долг до тысячи четырехсот!
– И эту сумму я прибавил не без причины, – объяснил Кори Ишкамба. – Ведь в городе я каждый день или, по крайней мере, через день угощаюсь у моих должников. Не стану же я ходить сюда из города и требовать угощения от тебя! Вот в счет этого я и прибавил тридцать одну тенгу! Если ты будешь угощать меня каждый день или через день – как это делают моя должники-горожане, – за год это обойдется много дороже. Я пожалел тебя и избавил от тяжелых расходов, присчитав к долгу всего тридцать одну тенгу!
– Ладно уж, поступлюсь этим! – сказал, обращаясь к Кори Ишкамбе, арбаб Хамид. – Ведь чем может угостить крестьянин? Разве что дынями, арбузами да луком! Как поедет Хамра Рафик в город продавать их, так завезет вам сколько-нибудь взамен угощения!
Кори Ишкамба согласился, наиб составил документ, обещав, что он завтра же поставит на него печать в канцелярии казия. Завтра Хамра Рафик получит у наиба документ передаст его господину Кори, возьмет деньги, уплатит то, что причитается содержателю чайханы, а остальные деньги передаст
Наиб, его люди и Кори Ишкамба сели на лошадей, собираясь в обратный путь. Все присутствующие выстроились двумя рядами, готовясь проводить их до ворот. Не успели они выехать со двора, как к наибу подбежал какой-то юноша и закричал:
– Турамурад вернулся!
Турамурад был тем самым крестьянином, в убийстве которого обвиняли Хамра Рафика. Наиб сделал вид, будто ничего не слышал. Но дехкане, стоявшие у ворот, подняли крик. Со всех сторон слышалось:
– Турамурад вернулся! Выходит, Хамра Рафика оклеветали! А теперь нужно правителям возвратить назад деньги Хамра Рафика, чтоб спасти его от разорения!
Вскоре подошел и сам Турамурад и стал здороваться с жителями селения. К нему подбежал Хамра Рафик.
– Здороваться будешь потом! Пойдем со мной, покажись наибу, скажи скорей, что я тебя не убивал!
Турамурад поспешно направился к наибу и низко ему поклонился. Хамра Рафик сказал наибу:
– Спросите теперь у него самого, убивал ли я его? Знал ли я, куда он ушел?
Наиб с видимой неохотой спросил Турамурада:
– Где ты пропадал?
– Я пять лет служил арбабу Рузи, – ответил Турамурад. – Ни одежды новой не видал, ни сыт не бывал. А тут дошла до меня весть, что сестра моя, – она замужем в Азизабаде, – захворала. Я попросил у хозяина пять тенег, хотел сходить повидать ее, он не дал. Обидело меня это сильно. Вот я и решил сбежать от него. Из кишлака я вышел с Хамра Рафиком, а на полпути покинул его и не сказал, куда иду. А когда я услыхал, что Хамра Рафик попал в тюрьму за то, что будто бы убил меня, то сказал себе: «Будь что будет, вернусь, лишь бы освободить его».
– Господин, хочу слово сказать, – поднял руку арбаб Рузи и приблизился к наибу.
– Говорите!
– Я похоронил родителей этого мальчишки, затратив двести тенег. Его самого кормил, поил, одевал, растил. На это ушло тоже не меньше двухсот тенег. А когда он подрос, вместо того, чтобы помогать мне и своей ничтожной службой отплатить мне, он сбежал. Прошу вас, посадите его в тюрьму и накажите. Пусть это другим голодранцам послужит примером. А когда он раскается и станет биться головой о стенку, поручите мне его, пускай послужит в моем доме и погасит свой долг за похороны отца и матери, пускай расплатится со мной за расходы на него самого!
– Вы правы, – сказал наиб арбабу и, обратившись к своим людям, приказал: – Ну-ка свяжите этому юнцу руки да погоните за лошадьми. А после того – бросьте его в каталажку при моей канцелярии.
Служители наиба схватили Турамурада.
Дехкане, обрадовавшиеся его возвращению, – они надеялись, что это вызволит из беды Хамра Рафика, – совсем приуныли.
– Лучше бы ему не возвращаться! – огорченно говорили они. Но сам Турамурад смеялся.
– У людей сердце разрывается на части из-за твоего ареста, чего же ты смеешься, – удивился Хамра Рафик.