Снохождение
Шрифт:
Я узнала, как ты убила варвара, когда была в Первом Восточном. Мне случайно обмолвилась Хильзари. Не злись на неё. Отличный выстрел. Зря ты не рассказывала, я бы хохотала до упаду.
Присмотри за Арасси — она словно ёж. Не может найти себе места и не выбирает слов.
Взяла с собой браслет, который ты мне когда-то подарила.
После Приятия о тебе расспрашивала наставница Амалла, дотошно. Из разговора я поняла, что ты им интересна. Наверное, это из-за патрона. Я уже сестра, потому могу себе позволить сказать, что Амалла взросла в грязном воздухе; они будут пытаться использовать тебя, прикрываясь интересами сестринства. Вообще, выстраданный совет: если кто-то начинает говорить об «интересах сестринства», тотчас навостри уши. Почти всегда найдёшь шкурное.
Дисциплары младших годов после Приятия подарили мне книжку со стихами, из которых следует, что поэт любил птичек, цветы, нас (львиц), закатные холмы и т. д. Если придётся отлеживаться после ранения или в болезни, то будет что почитать. Так наверняка случится, потому что в походе рано или поздно станешь слабой на живот, и придётся несколько дней терпеть.
Будь охотна в той столичной жизни, потому что там тебе придётся плыть по море лжи.
Будь сильной,
твоя подруга Ирмайна.
Миланэ всплакнула, узнав свою Ирмайну в каждом слове. Немногословная, твёрдая, бесконечно упорная. Перечитав несколько раз, обратила внимание на это «они». Она «им» интересна. «Они» будут пытаться. «Наставницам?», — размышляла Миланэ. — «Ну не всем же. Амалла приближена к Леенайни. Их компания. Наверное, это она имела в виду». Несомненно. Миланэ ведь помнила, как переменилась в облике Леенайни, когда узнала о патроне-сенаторе в Марне.
«Ну я ж не глупа, всё понимаю», — подумала она с грустной улыбкой. — «Мир на этом держится: ты мне — я тебе. В конце концов, они мои наставницы, они заботились обо мне все эти годы… Почему бы не отплатить благодарностью?»
Миланэ услышала скрежет ключей во входной двери. Застыв, она сидела, сложив письмо вдвое, и прислушивалась. Несколько шагов, шуршание пласиса, и вошла Арасси.
Она будто бы немного удивилась, что Миланэ уже здесь, точно та возвратилась слишком рано или ей не совсем следовало находиться в комнате. Они посмотрели друг на друга: Миланэ — вопрошающе; Арасси — с деланным аристократством.
— Привет, — первой начала дочь Андарии, потому что кому-то надо было начать.
Да, чуется: Арасси знает за собой толику вины и боится делать первый шаг.
— Привет, — сразу ответила Арасси.
Отлегло. Нет, она не может долго держать обид. Миланэ хорошо узнала её за эти годы.
Миланэ несколько раз ударила письмом по столу, посмотрев в окно.
— Я уже вернулась.
— Да, вижу, — раздеваясь, молвила Арасси.
Повисла тишина, во время коей Арасси с каким-то рвением снимала пояс и бросила сирну с стампом на кровать.
— Где пропадала всё это время?
— Я? Развлекалась. Что ещё делать, когда полно времени.
— У тебя полно времени? Ты не готовишься к…
— Пол-но. Вот столько, — показала руками Арасси, словно держа огромную рыбу. Так Миланэ и подумалось: «Будто рыбу держит».
Это напомнило о еде, и она поняла, что весьма голодна. Час вечерний, можно пойти в общую столовую, но это удел сталл и дисциплар семнадцати-восемнадцати лет, ученицы постарше ужинают то, что сами состряпают. Миланэ, быстра на решение, после осмотра того, что есть у них дома (а толково ничего не было, лишь пряности и сушёности) пошла прямиком на кухни общей столовой, благо, они не так далеко. Там она попросила ощипанную потрошенную куру или утку; в общем, любую птицу, только не гуся. Хозяйки, разводя руками, извинились, ибо ничего такого у них не было: только готовое либо живое. Готовое пусть едят, кому сейчас лишь служения да учёба на уме, потому Миланэ взяла себе бело-рыжую куру. Оказалась она большой и упитанной, и Миланэ отметила, что это некая добрая мясная порода, не иначе.
С этой добычей она пошла назад, одолжив у хозяек небольшой мешок, чтобы её спрятать, ведь Ашаи крайне не одобряется делать некоторые обычные для светских львиц вещи, а именно: носить передники; таскать с собой корзины под локтем; нести в руках охапки чего бы то ни было; нести живую пищу вроде вот этой куры и так далее. Ашаи не должна смешиваться с обычной хозяйкой, где-то так. Но эти правила этикета иногда ставят самих же учениц и сестёр в столь неудобное, а зачастую и глупое положение, что спаси Ваал, и ничего с этим нельзя поделать.
Притемнялось, Миланэ решила не медлить; во-первых, скоро ночь, а во-вторых, хотелось кушать. Арасси, к удивлению, осталась дома, а Миланэ была почти уверена, что та снова куда-то пойдёт. На вопрос, будет ли ужинать, Арасси утвердительно мурлыкнула, углубившись в чтение какой-то книжки. Обрадовавшись, что трапезничать не придётся в одиночку, она разогрела очаг, отрезала куре голову, предварительно связав ей шею суровой нитью (иначе курица начнёт кричать: как тут не закричишь, если тебе собрались оттяпать голову, а в Сиднамае громкие звуки неприличны); ошпарив, быстро ощипала её; и в итоге сготовила свою любимую курятину с имбирём.
Приготовив всё, как полагается, и усевшись в кухне-столовой, Миланэ позвала Арасси и начала ждать. Та снова мурлыкнула, но не пришла. Миланэ вытерла несколько кубков, посмотрела в окно и подумала о всяком, постучала вилкой по столу. Безрезультатно.
— Арасси-и-и, ну ты идёшь или как? — вошла немного сердитая Милани в комнату.
Та не оборачивалась и продолжала читать книгу, не перелистывая страниц.
«Ох уж эти обиды», — повела Миланэ ушами.
Стало интересно, что она там такое читает, что оторваться невозможно. Осторожно подошла, играя в руке взятым с кухни ножом, заглянула через плечо, всматриваясь в строчки в неверном свете свечей и лампы.
Великая доктрина веры Сунгов
Мы, Ашаи-Китрах, сёстры-Сунги, верные Сунгам, избранные средь Сунгов для Сунгов, возвещаем, что:
1.
Мы знаем, что Ваал, всеобщий дух всех Сунгов для всех Сунгов, существует.
2.
Мы знаем, что Сунги своим величием создали Ваала, и Ваал создал своим величием Сунгов.
3.
Мы знаем, что любой верный Сунг и любая верная Сунга будут обретать силу, восславляя собственный дух, ибо нет для нас иной веры, кроме как во Ваала.