Собиратель душ
Шрифт:
Леди Ди буквально оглушила меня изнутри черепа искренним и очень обидным смехом. А Валера матерился так, что я даже не все слова смогла разобрать, просто мешанина рандомных звуков какая-то. Вот как нормально общаться с таким нечеловеком? Ему самому от себя не мерзко, не?
Пункт назначения позволил мне выдохнуть, наконец, накопленный от возмущения и неловкости происходящего воздух и буквально свалиться в руки подоспевшего барса Амади. Высокий, желтоглазый и широкоплечий, как шкаф, он носил длинную пепельного цвета косу. За всю свою лысую семью, надо полагать. Взгляд его был теплым, хотя лицо оставалось непроницаемым. Видимо, расположение супруги автоматически наделяло меня высоким статусом в
Здание картинной галереи было в меру пафосным и, безусловно, красивым, в неоготическом стиле с умеренным количеством тонких шпилей неясного назначения и несколькими устрашающего вида горгульями на крыше и, как ни странно, у входа. Причем это были не какие-нибудь там львы или голые мужики в печальных позах, а некая причудливая помесь змеи и краба с традиционно оскаленной мордой и удивительными глазами на стебельках. Я даже слегка подзависла, разглядывая это удивительное творение наркомана с долотом.
— Странная тварь, не правда ли? — материализовался над моим плечом император. Впечатленный нашим с задом выступлением, он имел вид кота, пережравшего сметаны, очень сытый и довольный.
«Ты создаешь вокруг себя бурление эмоций даже среди вампиров, кажется, он в полном восторге от этого,» — логично предположила леди Ди.
— Странная, — согласилась, с удовольствием хватаясь за тему, не связанную с постелью. — это настоящий зверь или какой-нибудь легендарный?
— Эта тварь — морской змей — порождение тоски. Такое же ужасное и неуправляемое, как упыри, огневики, теневики и так далее. Если хотите, на окраине есть отдельный музей, посвященный давно наблюдаемым и недавно обнаруженным тварям с ТОЙ стороны.
А предложение-то весьма недурное, когда я отказывалась узнать побольше?
Только что он может знать о неуправляемости? Мне стало обидно за Зюзю. Но он же о ней не знает, стоит ли рассказывать?
— Думаю, вы ошибаетесь насчет их неуправляемости. Впрочем, у меня опыт совсем небольшой, но я уверена, что этот вопрос малоизучен. Уверена, если бы гости с ТОЙ стороны уделяли больше внимания своим эмоциям, твари стали бы разумными и их можно было бы не просто уничтожать, а, например, ловить и использовать в мирных целях.
Да, я неисправимая утопистка. Не зная, почему именно Зюзя сохранила разум и преданность своему создателю, выдвигать какие-то гипотезы.
Но со мной не стали спорить, а обидно рассмеялись, словно бы я произнесла страшно смешную шутку. А, ну да, так еще смеются над очаровательно глупенькими девочками. Впрочем, такое амплуа мне весьма недурно удавалось и в институте, особенно в моменты, когда преподаватель задавал трудный вопрос, и каждая секунда молчания тикала, как часовой механизм бомбы. Тогда староста (а это я) ляпала какую-нибудь глупость (правда, иногда и попадала пальцем небо), получая от препода заряд удивления эдакой наивности, и потом он сам рассказывал тему. Ничего, экзамен расставит все по местам, а глупеньких девочек почти не наказывают в отличие от ужас каких тупых.
Вот и сейчас я смолчала, покорно взявшись за предложенный локоть. С другой стороны цепким вьюном вокруг тонкого пальто правителя обвилась зеленая перчатка
— Ах, миледи, у вас такая фантазия, что впору писать пьесы! Разумные твари! — тут она издала столь благозвучный серебристый смешок, что я аж заслушалась. Репетировала она его, что ли? Уверена, будь у меня под рукой фортепиано, я смогла бы даже подобрать его мелодию. У меня в такие моменты получается нечто среднее между павлином и чайкой, замечательное только разве что своей громкостью. — Я слышала о вашем опыте общения с тварями, кажется, туманник, который сожрал и покалечил половину отряда волков-оборотней, пока ваш с ним резонанс не взорвался, уничтожив оставшихся вояк? Вы успели пообщаться с этой разумной тварью? Быть может, рассказали друг другу сонеты или пару анекдотов?
На моем лице, я полагаю, отразилось все, что я думаю о подобных остротах на несмешные темы. Увидев, как меня перекосило, Миладива моментально переключила свое внимание на императора и обращалась далее только к нему.
Внутри нас, само собой, встретила толпа служащих, красная ковровая дорожка и запахи дерева, красок и почему-то кошачьих меток. Надо отдать должное императору, вел он себя безукоризненно скромно, никакой мании величия, надменности или презрения к подданным. Наоборот, у пары простых смотрителей он осведомился о здоровье детей, маленькому старичку-гному пожал руку и пожелал скорейшего выздоровления правнучке.
Ну, сиропчик сахарный, одним словом. И корону он, кстати, не носит, ни венца, ни хотя бы обруча для солидности. Я вообще не представляла, что там у него имеется из регалий, подтверждающих власть. Да и зачем это мне, собственно. В какой-то момент я очень захотела оказаться в тени, слишком ярко и тесно было рядом с главвампиром. И он заполнял собой все пространство вокруг, я буквально начала задыхаться. А потому тихой сапой отцепилась и, слегка притормозив, ввинтилась в свиту, оказавшись между мадам де Божоле и барсом.
Мое место моментально заняла Бараддира, на мгновение даже показалось, что она телепортировалась в объятья вампирьего императора, и тот не заметил подмены. Что-то кольнуло прямо за грудиной. Ревность? Я ведь не считаю его своим мужчиной, и, собственно, у меня побег на носу, о чем речь вообще? И я в картинной галерее или где? Надо любоваться искусством, прокачивать мозги культурой, так сказать. Странный выбор для экскурсии, кстати. Хоть бы город сначала показал. Что же тут такого ценного находится?
Де Божоле оказалась идеальным спутником на прогулке по галерее. Ее знаний хватало ровно на то, чтобы ознакомить меня с тем или иным полотном и в то же время недостаточно для более глубокого искусствоведческого разбора, который мог бы нас застопорить. По несколько фраз о сюжете, истории создания и пара моментов из жизни художника.
В конце концов, она охрипла и отошла попить воды. Позади меня ненавязчиво маячил барс, и я не имела ничего против его молчаливой компании. Мое внимание привлекло полотно небольшого размера, чуть больше А4, притулившееся в углу. Пейзаж масляными красками, включающий все мои любимые компоненты: небольшой домик, много моря и неба, свежая мокрая цветущая зелень и маленькая чешущая ухо собачонка на дорожке перед крыльцом. Картина дышала утренней свежестью, цветовые сочетания ласкали глаза, а на морде собаки застыло настолько довольное выражение, что мне самой захотелось почесаться. И, конечно, пройтись по шуршащей гравием дорожке, войти в домик и выпить чаю с его хозяевами. Я не могла оторвать взгляда от картины, то там, то тут замечая маленькие детали: крошечный парусник на горизонте, сидящую на ветке маленькую птичку, упавшую на дорогу тяжелую кисть сирени. Я словно наяву ощутила ее аромат. А еще запах сурепки и летних трав, оттененный утренней прохладой.