Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона
Шрифт:
— Не стоит. Я, признаться, с некоторого времени не пью.
— Тогда кофе? Чай?
— Лучше чай, но немного погодя. Не возражаете? Хочется обстоятельно поговорить.
— Извините. Я вас совсем заболтал. Меня куда-то не туда повело. Вы, наверное, торопитесь?
— Напротив. Никуда не спешу. Мне интересно говорить с вами на самые разные темы. Впрочем, вы правы. Лучше сразу покончить с формальностями, чтобы вам не подумалось вдруг, будто от нашей вполне непринужденной болтовни зависит конечный результат. Я понимаю и одобряю вашу позицию. Лично для меня все давно ясно, и я готов подписать контракт. — Джонсон вновь раскрыл чемоданчик из крокодиловой кожи и выложил на стол пластиковый пакет. — Ознакомьтесь внимательно с каждым пунктом. На всякий случай здесь приложен русский перевод. За идентичность
Мимолетно глянув на золотую монограмму, вдавленную в овальные пупырышки в бозе почившего аллигатора, Ратмир пролистал контракт. В нем было семьдесят четыре параграфа. Но вдуматься в них не хватало терпения. Ошеломила общая сумма $ 2 000 000. О сроках ли было задумываться? О процентах и обязательствах?
Джонсон оказался абсолютно прав, обмолвившись насчет мелочей. Руки чесались немедленно изобразить небрежную подпись. Не деньги, как таковые, манили — неслыханные! сумасшедшие! — адским соблазном, но возможности, скрытые в них. Казалось, что можно перевернуть горы. И билось сердце в суеверной надежде, что еще не все кончено, и Ника жива…
— Читайте внимательно. Наши законы — не чета российским, — . вновь предупредил Джонсон. — Нарушение условий чревато штрафами и неустойкой. Никаких средств не хватит. Прошу отнестись с максимальной серьезностью. Ну, не стану вам мешать. — Неуловимым движением тренированного атлета он легко отделился от кресла. — Позвольте полюбоваться вашими трофеями?
Истинную цену поделкам, изготовленным на потребу непритязательных туристов, можно было определить с первого взгляда. Но собранные вместе, они производили определенное впечатление, эти африканские, индийские, ланкийские, мексиканские маски, календарный круг ацтеков, чучело крокодила, примитивное оружие.
Непритязательные копии на папирусе — самое большее двадцать баксов за штуку — привлекли внимание Джонсона, прежде всего, своими сюжетами: крылатая волшебница Исида, обнаженная, усыпанная звездами Нут и длинный свиток из «Книги Мертвых», увековечивший первую в истории сцену загробного суда. Собакоголовый Анубис взвешивает сердца. Тот записывает грехи, зеленый Осирис готовится вынести приговор. И жуткая посмертная дрожь сотрясает обреченную душу… Да, сюжеты определенно свидетельствовали о целенаправленном выборе. Сколь много способны поведать вещи: шкура леопарада, пробитая, судя по зияющим дырам, копьем, тыква-горлянка из арсенала заклинателя змей, кожа сетчатого питона. Такое нынче навряд ли отыщешь в туристической лавчонке. Не те времена. Да и через таможню провезти надо уметь. Сразу видна разница между бездушной копией и подлинником, хранящим свою тайную ману. [43]
43
Мана — магическая сила.
Джонсон по достоинству оценил китайский меч из нефрита. И бамбуковое огниво с ячьим хвостом. Особенно понравился круглый щит с серебряным солнцем. Любой этнографический музей был бы рад завладеть таким экспонатом.
«Из Тибета, Лаоса?.. У каждого предмета своя история. Заповедные горные тропы, непролазные джунгли, неведомые племена. Значит были встречи вдали от проезжих дорог, доверительные беседы возле костра, когда объясняться приходится больше знаками, чем словами, упоение экзотикой, приключения, риск. И это, пожалуй, главное».
Пломбированные копии критских и греческих ваз не привлекли внимания. Так же поверхностно скользнув по фигуркам из железного дерева и фаянсовым китайским божкам, Джонсон сосредоточился на изучении фотографий с автографами. Они запечатлели хозяина дома в тесном соседстве с писателями, астронавтами, религиозными лидерами. Джонсон легко узнал героев экипажа «Аполлон-11» с Армстронгом в центре, римского папу и далай-ламу Тибета, Айзека Азимова, Артура Кларка, Георгия Гречко и прочих знаменитостей. Крепкие рукопожатия, дружеские улыбки, комплиментарные посвящения. Воистину отголоски с другой планеты. Анубис взвешивает души, Тот записывает грехи…
«Что его заставляет ютиться в убогой квартирке? — думал Джонсон, глядя на снимок, на котором Борцов, облаченный в смокинг, принимал какой-то
На сверкающем синем кристалле в руках господина с геральдической цепью можно было разобрать всего две большие буквы:
«Science Fiction, — решил Джонсон, — всемирный конвент».
Подойдя к отделанной под эбеновое дерево дешевенькой стенке, он вскоре обнаружил хрустальный блок, сиротливо приютившийся между бронзовой курильницей и пучеглазым истуканом из Полинезии.
«Ратмиру Борцову за оригинальность мышления и выдающиеся успехи в научной фантастике», — читалась белая надпись в сапфировой глубине.
«Уж этого никак не отнимешь — оригинал».
В узком промежутке между стенкой и оконной панелью чудом умещался столик с телевизором и стереосистемой, а в проеме над ним, разделенные чучелом морской черепахи, висели еще два снимка.
Увидев отснятого крупным планом Хосе Раппопорта, Джонсон принялся разглядывать лица в толпе, окружившей нобелевского лауреата. Судя по табло вылетов, снимок был сделан в аэропорту «Шереметьево». По всей видимости, это были проводы: букет в руках ученого, вымученные улыбки, встревоженные глаза. Среди провожающих Джонсон, как и следовало ожидать, нашел Борцова. Вскоре отыскалась еще одна знакомая физиономия: Валерий Портной. Вместе с семьей он покинул Союз вскоре после отъезда Раппопорта. Профессор престижного госпиталя в Вашингтоне, Портной был хорошо известен далеко за пределами русской диаспоры. Неожиданно вскрывшиеся связи Борцова могли осложнить и без того деликатную ситуацию. Тот факт, что писатель, пусть и не слишком угодный властям, но официально признанный, не чурался водить дружбу с диссидентами, определенно свидетельствовал в его пользу. Чисто по-человечески. Однако в деловом плане знакомство с Раппопортом восторгов не вызывало. Взаимоотношения координатора и эксперта не должны были выходить за рабочие рамки. К счастью, — теперь Джонсон мог этому только радоваться — Раппопорт отказался от участия в проекте. Режим, таким образом, не нарушен, но возможность утечки информации обрела вполне конкретные очертания. Джонсон понимал, что рассуждает, как закоренелый аппаратчик. Но жесткие рамки инструкции не оставляли места для сантиментов. Дабы пресечь на будущее нежелательные контакты, он обязан возобновить наружное наблюдение за нобелевским лауреатом. Лишние заботы, непредвиденные расходы, но иного, увы, не дано. Придется поставить в известность Глэдис.
— Прочитали? — спросил он, заметив, что Борцов отложил документы.
— Или я чего-то не понял, или речь идет сразу о двух совершенно разных сценариях?
— Вы правильно поняли, — Джонсон вернулся в кресло. — Но я бы на назвал их столь уж разными. Научно-художественную версию следует рассматривать в качестве подготовительного этапа. Идея полностью отвечает мотивам вашего произведения, Тим. Разве я не прав? Ваш герой, разрешите напомнить, перебрал множество вариантов, прежде чем остановил выбор на гробнице фараона. Где-то вы описываете подробно, где-то упоминаете вскользь, но в воображении читателя загробные царства древнего мира сливаются в нечто единое. Превосходный замысел и виртуозное исполнение. Могу только поздравить. Но как перевести это в зрительный ряд? Как показать то, чего нет в природе? Вернее, то, что по понятным причинам, недоступно объективу? Символами? Игрой света? Виртуальной реальностью? Возможно, но, как вы образно выразились, в гомеопатических дозах. Намеком. Как мимолетное видение… Позволю себе воспользоваться подсказкой гения… Вы-то сами представляете себе Абсолют?
— По-разному, в зависимости от направления мысли. Индуистская философия выработала удобный принцип: «Нети-нети», не то и не это. Не бесконечное и не конечное, не малое и не великое… Вне мер, вне точных определений.
— Не Дуат и не Шеол, не Елисейские поля и не Тар-тар. Но все-таки что? Нирвана? Вездесущий вакуум, который, грезя подобно Вишну, творит миры?.. Декорации исключаются. Терпеть не могу вампуку. Остается одно: дать зрителю максимально возможную пищу для работы воображения. Пусть расписные стены погребальных камер говорят сами за себя. Языком древних образов, символами архетипа. Вы же последователь Карла-Густава Юнга, если не ошибаюсь?