Собрание сочинений. Т. 3. Буря
Шрифт:
Затем была прервана телефонная связь с Ригой. Бука успел еще узнать, что на помощь Лиепае спешат курсанты военно-пехотного училища и части войск внутренней охраны. Но пришло утро 25 июня, а они все не подходили. Может быть, их бросили на другое направление или они не могли пробиться через кольцо окружения?
— Как бы там ни было, а нам надо драться, надо положиться на свои собственные силы, — сказал Бука. — Кое-что мы и сами можем.
Центр руководства перешел из помещения горкома партии в штаб противовоздушной обороны по Церковной улице, 18. Оттуда руководили теперь всей подготовкой обороны и самыми боями, когда они разгорелись снова. Под железнодорожным мостом, в районе старых фортов, был устроен командный пункт восточной группы.
Вторая серьезная атака немецких войск на Лиепаю началась утром 25 июня. Немцы наступали по двум направлениям — с юга и востока. Защитники города быстро разгадали уловку врага: атака с юга была только маневром, чтобы оттянуть силы защитников города от района завода «Тосмаре» в южный пригород. Главный удар был нанесен у шоссе Лиепая — Гробини.
В первый раз заговорили орудия и минометы. Под прикрытием артиллерийского огня немецкая пехота широкими правильными цепями наступала на позиции лиепайцев. Немцы шли во весь рост, крича и стреляя из автоматов. Они хотели ошеломить лиепайцев, подавить превосходством огневых средств, численностью. Казалось, ничто не в силах остановить эти живые механизмы. Ближе и ближе подходили они к окопам, не обращая внимания на потери, которые причинял им меткий огонь винтовок и автоматов.
Был момент, когда казалось, что фашисты вот-вот прорвут линию обороны, сметут заграждение, серо-зеленой волной хлынут в город. Уже некоторые группы короткими перебежками начали занимать новые позиции, прикрывая отход остальным. Повсюду рвались артиллерийские снаряды и мины, дробно, словно тысячи барабанов, тарахтели автоматы, пули со свистом секли землю.
На место павших подходили люди из резерва. Новый удар смертоносного огня в металла обрушился на вторую линию обороны лиепайцев. Насыпь железной дороги Лиепая — Айзпуте они уже потеряли. Если их отожмут через шоссе, то гитлеровцы скоро зацепятся своими ястребиными когтями за первые дома пригорода.
— Ребята, дальше отступать некуда! — закричал Ояр. — Не пустим проклятых фашистов в город! Вперед, лиепайцы!
Забыв всякую осторожность, с искаженным от ярости лицом вскочил он на ноги и побежал навстречу немецким цепям. Слева и справа от него вскакивали сотни таких же отважных и стремительных бойцов.
— Гони их! Коли штыком фашистских дьяволов!
Так внезапен был взрыв этого гнева, так молниеносна контратака лиепайцев, что мастера психической атаки опешили. На один момент они остановились в замешательстве, тараща от удивления глаза, потом, позабыв всякое достоинство, показали спины и пустились бежать без оглядки. Много гитлеровцев осталось лежать на поле, не достигнув железной дороги, многие нашли свой конец на самой насыпи, а те, кому удалось перебраться через нее, продолжали бежать все дальше, хотя за ними даже не гнались, — только винтовочный огонь помогал редеть побитой, разбегавшейся толпе «завоевателей мира».
И снова наступила тишина. Снова была одержана победа. Отогнанный зверь зализывал кровавые раны и издали недоумевающе глядел на упрямый город, не желавший становиться перед ним на колени. Нет, это действительно не Западная Европа.
Лиепайцы тоже понесли потери. Они подобрали своих убитых и раненых и расположились на новых позициях вдоль железнодорожной насыпи. Там они оставались до темноты, а ночью снова заняли прежние позиции.
Два следующих дня продолжалось затишье, если не считать мелких стычек с разведчиками и налетов авиации. Враг нервничал, злился. Мирный город у Балтийского моря нарушил оперативный план, затормозил намеченные темпы продвижения и заставил кое-что изменить в распределении сил. Немецкому командованию стало ясно, что с наличными силами Лиепаю не взять. Но напрасен был гнев генералов, напрасно командующий армией метал громы и молнии на головы командиров дивизий: лиепайский орешек был слишком крепок. Надо было искать щипцы. Скрежеща зубами, командование направило к Лиепае несколько дополнительных дивизий, подтянуло резервы из тыла, сконцентрировало артиллерию на восточном берегу Лиепайского озера. Кончалась первая неделя войны, а главная ставка Гитлера все еще не получала сообщения о взятии Лиепаи.
Что делали защитники Лиепаи? Они считали патроны и прикидывали, сколько раз еще можно будет выстрелить. Они построили через канал примитивный мост, чтобы в последний момент осталась хоть узкая полоска дороги к своим.
Наступило 28 июня. Под вечер начался третий, самый сильный штурм Лиепаи. Несколько дивизий, при поддержке артиллерии и авиации, напали на горсточку героев, которые зубами и ногтями вцепились в свою землю и не отдавали ее. Неизвестно откуда взявшись, подошли вновь сорганизовавшиеся группы защитников — рабочие с окраин, люди Мурниека и Силиса. Всю ночь длился бой. Железное вражеское кольцо все туже стягивалось вокруг города. Но Лиепая держалась. Каждый лесок, каждая рощица, каждая улица и дом становились полем боя.
29 июня немцы ворвались в Яунлиепаю. Артиллерия через озеро обстреливала центр города. Авиация противника сбрасывала бомбы. На площади Роз бушевал пожар.
Всю ночь трещали автоматы на улицах Лиепаи. Лиепайцы держались до последнего патрона, плевали противнику в глаза смертоносным огнем, но перевес сил все больше давал себя знать. Те, кто успел, отошли к Военному порту и продолжали драться там. Кто не смог вырваться из города, укрепились на чердаках, не отдавая ни одного дома без боя. И только 1 июля замолчали последние гнезда сопротивления. В Лиепае наступила тишина, жуткая и кровавая, как отсвет пожаров, полыхавших в центре города и в порту. Смрадный дым стоял над героическим городом. На мостовых валялись трупы. Гремя подкованными сапогами, злобно и тревожно оглядываясь по сторонам, крадучись, проходили завоеватели. Над развалинами сияло солнце, но его лучи не в силах были скрасить ужас этой картины. Только мирно сверкали синевато-стальные воды моря и волны легко набегали на прибрежный песок, где отдыхали на отмелях чайки.
После того как немцы ворвались в Яунлиепаю, Ояр Сникер вместе с остатками своей роты отступил к Военному порту и продержался там весь день 29 июня. Бука был ранен еще 28-го. Решено было с помощью нескольких товарищей вывести его из окружения. Ночью они двинулись к северу, чтобы до рассвета перебраться через канал Военного порта.
Ни Ояр, ни другие больше его не видели. По одним слухам, Бука был вторично и тяжело ранен у самого моста, дальше идти не мог и, не желая сдаваться в руки немцам, застрелился. По другим — он упал от вражеской пули на берегу канала, и товарищи, сочтя его убитым, положили в придорожную канаву, а сами ушли. Айзсарги опознали Буку, приволокли в город и через несколько дней одним из первых расстреляли на прибрежных дюнах — в том месте, где впоследствии было расстреляно несколько тысяч лиепайцев. Как бы там ни было, но этот потомок лиепайских грузчиков, как истый советский патриот и герой, руководил борьбой родного города против вековечного врага; в этой схватке гитлеровские дивизии узнали, что такое крепкий кулак латышского рабочего. Так он на вечные времена вписал свое имя в историю, ибо лиепайская легенда немыслима без Микеля Буки.
В диске автомата не было больше ни одного патрона. Ояр вскинул его на плечо — в будущем бою он мог еще пригодиться как хорошая дубина. Остался еще пистолет «вальтер» и пять патронов. «Четыре пули — немцам, последнюю — себе», — подумал он, уходя вечером с четырьмя товарищами из Военного порта на север. Когда кончились все боезапасы, защитникам Лиепаи не было никакого смысла держаться вместе. Они уговорились разбиться на мелкие группы и порознь выходить из окружения. От усталости люди еле держались на ногах. Давали себя знать проведенные без сна ночи. Кое-кто заговорил о самоубийстве, о сдаче в плен. Голодные, оглушенные взрывами гранат и мин, дошедшие до последней степени нервного напряжения, они на все смотрели угрюмым, тупым взглядом. Прошедшая неделя взяла слишком много, им казалось, что они уже не способны на последнее усилие. Был ли какой смысл в том, чтобы что-то делать, куда-то идти? Может, немцы уже в Риге, Ленинграде, под Москвой! Есть ли место, где их ждут свои?
— Выдержим еще одну ночь, — старался подбодрить их Ояр. — Как стемнеет, будем выходить из окружения, найдем спокойное, безопасное место и выспимся за целую неделю. Вот тогда лучше будет видно, что делать. Оставаться здесь — это смерть… и не в бою, а от руки палача. Терять нам больше нечего, ребята, а приобрести мы можем все — жизнь, силы для новой борьбы и победу. Только одну ночь еще. Неужели не выдержим?
— Ладно, Ояр, чего там с ними долго разговаривать, — сказал Акментынь, боцман с землечерпалки. — Кто тоскует по немецкой виселице, пусть остается. Кто хочет драться, пусть идет с нами. Пошли.