Собрание Стихотворений

Соловьев Сергей Михайлович

X.МОСКВА [29]

Виктору Гофману

1 И этих лет я с сердца не сотру: Воспоминания тем явственней, чем старе. Как помню я прогулки поутру И радость игр на Зубовском бульваре! Я ростом был тогда почти что клоп, Но помню яркость первых созерцаний, Как я испуганно порою жался к няне, Увидев желтый, деревянный гроб… Как я всегда любил весну в Москве: Побег ручьев, детей веселых визги И одуванчики в густой траве, Как золота расплавленного брызги. Пролеток яростно грохочет колесо; Листы берез благоуханно клейки. Ребенок катит желтое серсо, Болтают няни, сидя на скамейке. Вот мальчуган, одетый как матрос, Прошел с зеленым, глянцевитым шаром. И небеса синеют над бульваром, И ветер шелестит вершинами берез. Лужайки, влажным светом залитые, Костюмов свежих разноцветный драп, И девочек головки золотые, И ленты их весенних, легких шляп! Порой случалось забрести на рынок, Где пахли рыб обмерзлые хвосты. Там находил я пищу для мечты Средь грубо размалеванных картинок, Повешенных в порядке вдоль стены. Меня пугала тел греховных груда, Летящих в бездну ада, и Иуда На огненных коленях сатаны. Я помню вывеску с надтреснутою буквой, Капусты запах, грязные столы, И кадки, мерзлою наполненные клюквой, И много мокрой, красной пастилы. Как я любил осматривать киоски, Читать названия дешевых книг, И в колокола нежном отголоске Подслушивать знакомый мне язык. Я меж Остоженкою и Арбатом вырос, И помню в смутном, детском полусне Приходский храм, и полный певчих клирос, Иконостас, сияющий в огне. Я помню тихий Штатный переулок И

в небе знаки первые весны: Просохли камни, шум пролеток гулок, И облаков бегут причудливые сны. Как ярки трав зеленые побеги! Всё омывается волнами янтаря… И гаснет память о недавнем снеге, И гаснет медленно вечерняя заря. 2 Веселый вечер майский. Все от жара Выходят отдохнуть, садятся у крыльца, И грохот музыки доносится е бульвара… Меж листьями горят отливы багреца. Вкруг храма белого, в пыли, уснули скверы, На клумбах зыблются спаленные цветы, И еще дышит зной от каменной плиты. Роями вывелись на улицах гетеры. И, тросточкой махая, кавалеры Им шепчут на ухо развратные слова. Бульвар стоит теперь, и густ, и пылен… Уже детьми истоптана трава, И против шалунов городовой бессилен. Всегда знакомых встретишь в этот час. На пыльном небе звездочка мерцает, И где-то мертвый вспыхивает газ… И незаметно ночь горячий день сменяет. А в переулках, у Москвы-реки, Фабричные толпятся, дети, бабы… Здесь замирает гул пролеток слабый; Отражены в воде, мерцают огоньки; А запад меркнет, тусклый и кровавый. В сиянии лучистых, крупных звезд Блестят Кремля золоченые главы И обрисованный узором четким крест. Далеко сад раскинулся тенистый, А там, за ним — несметные огни. Приятно сесть под деревом, в тени, Где веет ветер чистый. Люблю Никольскую полночною порой; Здесь экипажей шум и заглушен, и ровен; Люблю я двери запертых часовен И огонек лампадки золотой. Я, шляпу сняв, крещусь благоговейно… Вдруг — белый свет из верхнего окна, И вижу вывеску нарядную Феррейна, Где до утра не знают сна. Закрыты окна лавки синодальной. Вот у дверей, затворенных пока, Молебна ждет народ многострадальный: В нем вера в чудо глубока. О, ночи синие! притихший гул пролеток! Душа, восторг невыразимый пей. Луна, скиталица заоблачных степей, О, как твой взор — и благостен и кроток!

29

Москва (с. 67). Гофман, Виктор Викторович (1884–1911) — поэт, прозаик. 1. Пролетка — легкий четырехколесный открытый экипаж. Клирос — место для чтецов и певцов в церкви. Штатный переулок (в Москве, близ Арбата) — адрес из детства Соловьева: «Я начинаю себя помнить в небольшом белом двухэтажном доме в тихом Штатном переулке между Пречистенкой и Остоженкой» (Воспоминания. С. 79). 2. Гетера — одно из названий публичной женщины. Городовой — в России с 1862 года низший чин городской полицейской стражи. Далеко сад раскинулся тенистый… — Александровский сад. Вывеска Феррейна — аптеки на Никольской улице.

XI.В ВАГОНЕ

За окном блестят поляны При серебряном серпе. Опустелые диваны… Я — один в моем купе. Где ты, счастье? где ты, горе? Где друзья и где враги? Там, за дверью, в коридоре Чьи-то мерные шаги. Где ты, жизни сон тяжелый? Отчего бегу, куда? Пролетают мимо села, Города. Задремал в вагоне душном. Стены давят, словно гроб. Гаснет в сумраке воздушном Искр мгновенных яркий сноп. Мчится поезд с легким треском. В край далекий повлекло… Лунный серп холодным блеском Ударяет о стекло. Озаренные диваны В отделенье без огня. Как родные, чемоданы С полки смотрят на меня.

XII.НА ПОБЕРЕЖЬЕ

Берег, дикий и песчаный, Волн пространство голубое; Шум немолчный, неустанный Набежавшего прибоя. Чайка белая взлетела, Закружилась, и упала, И исчезла в пене белой Набегающего вала. Взволновавшаяся пена, Разбиваясь, исчезает; Но из бездны неизменно Ропот новый возникает. Берег, дикий и песчаный, Волн пространство голубое; Шум немолчный, неустанный Набежавшего прибоя.

XIII. БЕЛИЦА [30]

«Горе мне душу томит, Скучно мне в келье дощатой. Плотно обставлен наш скит Елей стеною зубчатой. В кельях душистой смолой, Маслом и ладаном пахнет. Тяжко мне жить, молодой: Жизнь моя девичья чахнет. Сестры протяжно поют, Платья убоги и грубы. Взглянешь кругом: лишь встают Келий дубовые срубы. Пахнет, синеет весна. Голос кукушечий слышен. Иль я лицом не красна? Стан мой — не строен, не пышен? В горы пойду погулять (Вся истомилась я за год), Песни попеть, посбирать Диких цветочков и ягод». С криком над тихой рекой Носится вольная птица. Сходит по горке крутой, В белом платочке, белица. Полны глаза ее слез… Белые речки извивы, Тонкие прутья берез, Дымно-прозрачные ивы. С горки неслышно скользя, Тихо минует тропинку, К алым губам поднеся Хилую травку — былинку. Плачет она, и платок Сжала дрожащая ручка. Камень летит из-под ног… На небе — серая тучка.

30

Белица (с. 72). Белица — послушница в монастыре, готовящаяся для пострижения в монахини.

XIV. РОМЕО И ДЖУЛЬЕТА [31]

Мой фонарь затеплен. Где ты? В небе — таянье светил. Сладким именем Джульеты Я бужу покой могил. Путь мой верен. Вот ограда. Места нет мольбам, слезам. Ты со мною, стклянка яда — Исцеляющий бальзам. Поцелуям, ласкам, вздохам Говорю «прости». С тобой Лягу я под черным мохом Зарастающей плитой. Вижу лик — снегов бескровней. В волосах увял венок. Перед образом, в часовне, Рдеет красный огонек. Жизни тягостные цепи Что мешает мне совлечь? Никого — в фамильном склепе, У бедра — мой верный меч. Помню вечер первой встречи; Ряд высоких, длинных зал, Зеркала, портреты, свечи — Беззаботный, шумный бал. Помню бешеные пляски, Музыку с высоких хор. Из-под черной полумаски Незнакомый, нежный взор. Шпаги, пестрые камзолы, Прелесть игр на все лады. Шум разгульный, шум веселый. В вазах — красные плоды. «На рассвете, на рассвете Дверь балкона отвори!» Над садами Калулетти Первый робкий луч зари. ></emphasis> Жду: вот раскроются двери балкона; Светится милой окно в вышине. Там, далеко, за садами, Верона Спит в голубой тишине. О, дорогая, прости. Слышу: в поле Жавронок трелью о дне возвестил. Нет, не могу оставаться я доле; Тает сиянье светил. — О, погоди: нет, не жавронок это: Мирно полнощный поет соловей. Сонно в полях. Далеко до рассвета. Страх свой напрасный развей. Ты ль это, ты ль на холодном граните? Ты ль, чьи уста были так горячи! Плавно на кудрей златистые нити Льются лампады лучи. Вот он, в холодном, стеклянном сосуде Мутный, страданья кончающий яд. Грудью к твоей припадаю я груди, Холодом смерти объят.

31

Ромео и Джульетта (с. 74). СЦА.

XV. UM DIE LINDE [32]

…над этой сладкой прозой…

В. Брюсов

Малый и старый Сошлися у липки. Кружатся пары Под пение скрипки Старые, трубки куря, Пиво баварское пили. Там зажигала заря Церкви готической шпили. Девушке нравится парень один: Щечки зардели, и смотрит в передник. Парень — соседнего фермера сын, С виду хорош и богатый наследник. Нравится Генриху пухлая Минна, Только ее выбирает для пляски. Робко прильнула к нему, и невинно Смотрят на юношу синие глазки. Слышится смех, болтовня, комплименты… Блещет помада на черных усах. Желтые, алые,

синие ленты Прыгают в русых и черных косах. Что за красавицы! сочные губки, Щечки — что розы и вздернутый нос! Старые курят задумчиво трубки, Пьют, обсуждая серьезный вопрос. Парни танцуют умело и браво; Кружатся, вертятся — целый их полк. Девушки носятся влево и вправо, Только шуршит, развевается шелк. Малый и старый Сошлися у липки. Кружатся пары Под пение скрипки.

32

Um die Linde (с. 76). Um die Linde — возле лип (нем.). Эпиграф — из поэмы В. Я. Брюсова «Замкнутые» (1900–1901).

XVI. ГЕРКУЛЕС НА РАСПУТЬЕ [33]

Старая картина В тонах потухших Сюжет нарисован классический: Под листвой, Не живой, Как бы металлической, Темно-зеленых древес, В душевной борьбе роковой, На мраморной, гладкой скамейке сидит Геркулес. В женственной прелести всей, У ног его — Афродита. В золоте пояс ее, в жемчугах, изумруде. Вуалью прозрачных кисей Нежное тело повито. Чашами круглыми высятся полные груди. Тело богини, цветка полевого стройнее и гибче ты, Над красками дивными немощны долгие лета. Желтые кудри богини — всё так же рассыпчаты, Белы, как встарь, жемчуговые зерна браслета. Жизнию дышат потусклые краски холста. Правда, прошло по нем время, кой-где отверстьем пятная… Но красота Юной богини для смертного зрима. В волосах роскошных — цветная Диадима. Полураскрыты уста. Сладкое шепчет герою могучему слово. На ногу мощную юноши нежно ступила нога. Слезою перловой Под розовым ухом сияет серьга. Глаза — изумрудно-янтарные, Речей убийствен мед. Лепечет ласки коварные… А сзади сверкают дворцы лучезарные И пенный журчит бодомет. Из белого мрамора лестница Ведет в роскошный покой. Гибкою рукой, Белеющей резко на коже героя, коричневой, смуглой, Прелестница Розан дает ему круглый. Она — порока эмблема. Против женщины первой, С горгоной на стали шлема, Стоит сурово Минерва. Черты лица ее — строги, И дышат мудростью взоры. В даль Геркулеса она призывает и кажет властительным пальцем Кремнистые, скудные горы. Бесплодные всходят отроги, Без травки, без рощи, Одною украшены пальмой тощей. Туда Велит Геркулесу идти неустанным скитальцем. Путем лишений, труда Герою следовать надо: Всходить на обрывистый склон. Там, на вершине, из мраморно-белых колонн Гордо стоит колоннада. Раздумия полн Геркулес. Напряжение видно в чертах величавых. Блестит запутанный лес Волос, умащенных, курчавых. Хочет решение он оттянуть проволочкой, Минуты выбора тяжки. Плащ с золотой оторочкой, Конец багряной хламиды, Накрыл железные ляжки, Упав с коленей Киприды. Тело громадное вздули упругие мускулы. Как бесконечно ласкаете взоры вы, Краски картины потусклые Бледным и сумрачным тоном. О, лепестки этой розы фарфоровой С полураскрытым бутоном.

33

Геркулес на распутье (с. 78). ЗР. 1906. № 7-8-9. С. 105–106. «…ото всех картин остались “Персей и Андромеда” у нас в передней и еще в темном коридоре прорванная картина “Геракл на распутье”, между Афродитой и Афиной» (Воспоминания. С. 85). Речь идет о дедовском флигеле, где жили Соловьевы летом. Киприда — одно из имен Афродиты.

XVII. АЛТАРЬ ДИОНИСА [34]

В небо синее глядит Темный конус кипариса. Старый жертвенник стоит Бога Диониса. Замкнут сад стеной сырой. Влажный сумрак и прохлада. Только там и здесь порой Промелькнет дриада. Где лесные божества Потешались на свирелях, Всё умолкло, и трава Прорастает в щелях. Долетел ручья напев Из-за мраморной колонны. Остро пахнут, перепрев, Мертвые лимоны. Скоро ночь большую тень На алтарь накинет. Тишина. Горячий день Понемногу стынет. Люди здесь молились встарь У подножья кипариса. Это — брошенный алтарь Бога Диониса.

34

Алтарь Диониса (с. 81). Дионис — сын Зевса и фиванской царевны Семелы, бог вина и виноградной лозы. Его культ связан с весельем и экстатическими оргиями. В римской мифологии ему соответствует Вакх. Его сошествие осенью в подземный мир воспринималось как смерть, за которой каждой весной следовало воскресение. Стал классическим античным прообразом Иисуса Христа. Дриады — в греч. мифологии нимфы деревьев, обитавшие в лесах и рощах.

XVIII.ВОСПОМИНАНИЕ [35]

Нет, не забыть мне Ривьеры; Детских годов, Свежих садов Сердцу родной Бордигеры. Помню я горные склоны… Как по утрам Я по горам Шел собирать анемоны. Желтая вьется дорога. Вот фиалок ковер, Разбегается взор: Как душисты, как много их, много Помню, как виды далеки, как широки С берегов И богов Первые помню уроки. Бордигера! Ты — матери нежное лоно — Первых дней колыбель — Тихий отель Лазерона!

35

Воспоминание (с. 82). В ст-нии отражены впечатления от поездки в Италию вместе с родителями в сентябре 1890 — апреле 1891 (Воспоминания. С. 91–98). Ривьера — полоса побережья Средиземного моря от Канн во Франции до г. Специя в Италии. Бордигера — город в Италии, в провинции Маурицио (Лигурия), у моря.

XIX. МУНЭ СЮЛЛИ И АЙСЕДОРА ДЕНКАН [36]

Вы — две иконы в храме моей души: Слепец безумный, ярый Мунэ Сюлли И ты, весенняя улыбка, Нимфа Ионии, Айседора. Я помню толпы, павшие с плачем ниц, С масличной ветвью, возле колонн дворца. О, что вам, дети? что вам, дети, Племя несчастное старца Кадма? Склонилось солнце, кровель верхи златя. Страдальцу шепчет девушек легкий хор: Поверь улыбчивой надежде, Кто была матерь твоя, младенец? Не Аполлон ли, розоланитных нимф Любовник тайный, зачал тебя, дитя, И нимфы грудью сладкомлечной Был ты взлелеян в глухой дубраве? Нет, брось Надежды! отцеубийца — ты, На Кифероне твой отзовется стон: Кто осквернил преступным браком Матери, матери вдовье ложе? Ты с воплем вежды кованым бьешь ремнем, И червленеет кровью слепой зрачок. Ты пресмыкаешься во прахе, Зверь, уязвленный стрелою Рока. Но что остудит яростных мук костер? Ах! кто осушит раны горячей кровь? Прохладный ветр любви дочерней: Посохом старцу — плечо Исмены. Я помню пляску нимфы Диркейских струй О, Айседора, рощ Эриманфских цвет! В покрове из цветов весенних Ты устремлялась к родному солнцу! То резвым фавном, ствол приложив к губам, Топтала стебли диких, лесных цветов; То, наклоняясь к белой влаге, Изнемогала в истоме сладкой. То, позабывши шелест родных дубрав, Хитоном красным нежную скрывши грудь, Сменяла ты напев свирельный Новыми гимнами арф небесных. Ты заменяла родины злачный луг Садами кринов и золотых плодов, И полевые розы Мосха Райскою лилией Фра Беато. То нисходила в бледный загробный мир, Чаруя лирой страждущий хор теней. Услышь мой голос, Евридика, Голос любви за печальным Орком! Вы — две иконы в храме моей души. Вы — два фиала горьких и сладких грез: Вы дали пить мне на Голгофе Оцет Софокла и мед Гомера.

36

Мунэ Сюлли и Айседора Денкан (с. 83). Мунэ Сюлли Жан (1841–1916) — французский актер. В 1881 впервые выступил в роли Эдипа («Эдип-царь» Софокла). Актер «Комеди Франсез». Гастролировал в России (1894, 1899). Дункан Айседора (1877–1927) — американская танцовщица, одна из основательниц школы танца модерн. Использовала древнегреческую пластику. Балетный костюм заменила хитоном, танцевала без обуви. Первый концерт Дункан в Москве состоялся в Большом зале консерватории 24 января 1905 (исполнялись танцы на музыку Шопена). Соловьев был на этом концерте и написал рецензию «Айсадора Денкан в Москве» (В. 1905. № 2, февр. С. 33–34): «Айсадора Денкан дала нам предчувствие того состояния плоти, которое я называю “духовной телесностью”. В ее танце форма окончательно одолевает косность материи, и каждое движение ее тела есть воплощение духовного акта». Иония — Малая Азия. Кадм — сын финикийского царя Агенора и брат похищенной Зевсом Европы. Был послан отцом на поиски сестры и, не найдя ее, по повелению дельфийского оракула, основал город Фивы в Беотии — на том месте, куда привела его встреченная возле храма корова. Далее речь идет о фиванском царе Эдипе. Отцеубийца — царь Эдип. Киферон — остров близ Пелопонеса, известный храмом Афродиты. Йемена — младшая дочь Эдипа. Диркейские струи — от названия одной из гор в Греции. Эриманфские рощи — леса на берегу Аркадии. Крин — лилия. Мосх (II в. до н. э.) — древнегреческий поэт, представитель буколической, т. е. пастушеской поэзии. Особенно известна его поэма «Европа», где использован миф о похищении Европы Зевсом. Орк — в римской мифологии божество смерти, а также само царство мертвых. Соответствует греческому Аиду. Оцет — уксус. Софокл (ок. 496–406 до н. э.) — древнегреческий поэт- драматург, один из трех великих представителей античной трагедии.