Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Социологический ежегодник 2013-2014
Шрифт:

Я особо хотел бы подчеркнуть важность изучения процессов социально-экологического метаболизма, поскольку формы, методы и ресурсы, требуемые для реабилитации, зависят от многосторонних процессов трансформации одних рисков в другие, их накопления и рассеивания в среде и т.д. Как показывает пример аварии на АЭС Фукусима в Японии, эта катастрофа в той или иной степени оказала влияние на весь мир, на его экономику, политику, идеологические предпочтения, миграционные процессы и многое другое [Бойков, 2011].

Понятие катастрофы

Экокатастрофы, если их понимать достаточно широко, как постепенное или внезапное, но в обоих случаях разрушительное воздействие природных катаклизмов или техногенных аварий на человека и среду его обитания, явление, распространенное в новейшей истории [Perrow, 1984]. Чем больше человек своей деятельностью превращает естественную среду в социобиотехническую систему, тем больше сил и ресурсов требуется на ее поддержание, профилактику, что, однако, не гарантирует человека от аварий и катастроф. Но история знает также катастрофы другого рода, затягивавшиеся на десятки

лет, как это было, например, в XVI–XVII вв. на Руси, когда голод и холод сначала демобилизовали население, а потом началось Смутное время крестьянских восстаний и бунтов [Ключевский, 2002, с. 7–98; Яницкий, 2007]. Холод, неурожай и последовавший за ним голод были спусковыми крючками Смутного времени!

Как писал об этом периоде русской истории В.О. Ключевский, «тревоги Смутного времени разрушительно подействовали на политическую выправку этого общества… все общественные состояния немолчно жалуются на свои бедствия, на свое обеднение, разорение, на злоупотребления властей… о чем прежде терпеливо молчали. Недовольство становится и до конца века останется господствующей нотой в настроении народных масс. Из бурь Смутного времени народ вышел гораздо впечатлительнее и раздражительнее, чем был прежде, утратил ту политическую выносливость, какой удивлялись в нем иноземные наблюдатели XVI века, будучи уже далеко не прежним безропотным и послушным орудием в руках правительства… XVII век был в нашей истории временем народных мятежей» [Ключевский, 2002, с. 25]. Еще одно принципиальное соображение: «Рекреационный процесс (здесь – процесс обновления, восстановления. – О.Я.) не тождественен ни “возрождению”, ни торжествующему “движению” вперед. К тому же он протекает поэтапно; не случайно после Смуты страна долго содрогалась от внутренних и внешних неурядиц, бунтов, войн, за которыми последовало крепостничество… Рекреационный процесс получает преобладание тогда, когда “человек толпы” соглашается на роль существа, ведомого государством…» [Булдаков, 2007, с. 103, 104]. Понятно, что речь идет о «рекреации вертикальной», которая, восстанавливая относительный социальный порядок, одновременно увеличивает потенциальную опасность возникновения кризисов и катастроф.

Современные экологические катастрофы в США, объединенной Европе, Канаде, Австралии, Новой Зеландии и т.д. перманентно демонстрируют нам уязвимость даже самых «продвинутых» обществ, не говоря уже о бедных и беднейших странах. Уязвимость социобиотехнических систем есть следствие «рациональных» решений и приоритетов рыночной экономики. Не бывает чисто природных катастроф, в которых в конечном счете не обнаружились бы человек, его интересы и цели. Всякая экокатастрофа есть социобиотехническая катастрофа (примеры тому – Чернобыль, Фукусима), поэтому для краткости далее употребляется термин «экокатастрофа».

По моему мнению, мы уже вошли в период перманентных малых и больших экокатастроф. Более того, если власти не будут обращать внимание на поддержание индустриальных, городских и иных инфраструктур в надлежащем состоянии, то природа навяжет им свой ритм реабилитации и вообще – свой социальный порядок. Если причины и динамика экономических кризисов и их социальных последствий изучены достаточно хорошо, то процессы комплексной социальной реабилитации населения и его сообществ (вкупе с их социотехнической структурой), пострадавших от экологических катастроф, остаются практически неизученными российской социологией. Следует отличать экокатастрофу от рискогенной среды обитания (среды повышенной опасности), масштабы которой становятся все больше, но люди постепенно привыкают к ней, и им кажется, что они умеют избегать подстерегающих их опасностей. Сегодня наука уже располагает фактами, когда потенциальный риск превращается в катастрофу. Классический пример – это Асуанская плотина в Египте, давшая первоначально высокий положительный эффект. Однако чем далее, тем более этот эффект перекрывался опустыниванием огромных территорий, ростом бедности, безработицей и т.д. Но есть и более свежие примеры. Когда серия запусков космических ракет и аппаратов заканчивается неудачей, то страховые компании отказываются выплачивать страховку. Получается двойной риск: в космосе пребывают опасные предметы (или они падают на жилые дома и головы людей), а государство несет колоссальные убытки [Филин, 2012].

Специфика экокатастроф состоит в том, что их последствия постепенно сокращают несущую способность (carrying capacity) нарушенных экосистем, и они из поглотителя рисков превращаются в их накопителя и распространителя, а главное, что эти риски, мигрируя в среде, изменяются, химически трансформируются, многократно увеличивая свою вредоносную силу. Пожалуй, в подобных случаях мы имеем дело с самым опасным видом экокатастрофы, поскольку убойную силу некоторого нового, например, химического соединения, место и время его выхода на поверхность и распространения на обширные территории очень трудно определить. Это рассеянная катастрофа. Так или иначе, общественное сознание сильно отстает от осознания реальной ситуации, в которой находится современное общество. В обществе всеобщего риска, каким оно сегодня является [Yanitsky, 2000], все еще господствует «предиспозиция нормальности». Поэтому актуальной становится задача разработки социологической теории среднего уровня реабилитации нарушенных в результате экологических катастроф региональных социобиотехнических систем с акцентом на выявление роли лидеров и практик экомодернизации – как государственных служб, так и организаций гражданского общества.

Конкретно новизна поставленной задачи заключается в следующем: впервые будут разрабатываться концепция и способы комплексной социальной реабилитации нарушенных социобиотехнических систем регионального масштаба. Это изучение будет междисциплинарным: предполагается исследовать риск-рефлексию и практики социальной реабилитации власти, бизнеса, науки, некоммерческих организаций и населения на всех уровнях российского общества. Будет также изучено взаимодействие природных, социальных и виртуальных сетей в процессе реабилитации названных социальных акторов, причем особое внимание будет уделено структурно-функциональной организации интернет-систем как института и инструмента реабилитации этих систем. Наконец, предполагается исследовать взаимозависимость процессов реабилитации природных, технических и человеческих экосистем и изменений в культуре лидеров реабилитации и местного населения.

Эпистемология

Вернемся несколько назад. С точки зрения экосоциологии современный мир представляет собой экобиосоциотехническую систему, включающую подобные же системы более низкого ранга (региональные, локальные и др.). Под экобиосоциотехнической системой (далее для краткости экосистемой) я понимаю связь (сеть) жизненно важных центров страны между собой и с окружающим природным и социальным ландшафтом («центры» – это узлы (nodes) или ландшафты (areas), где накапливаются, воспроизводятся, перерабатываются и откуда распространяются по каналам жизненно важные для существования экосистемы ресурсы). Ключевыми словами здесь являются: социально-экологический метаболизм (обмен людьми, веществом, энергией и информацией), территория, ресурсы, сети (networks). Экосистема – это всегда нечто «отдельное», относительно самодостаточное, но встроенное через прямые и обратные ресурсные потоки и метаболические цепи в глобальный мир. Такая экосистема (макросистема) может быть традиционной или современной, стабильной или находящейся в процессе трансформации («переходной»), способной или нет к модернизации и т.д. Но главное в ней – это ее отчлененность, отдельность от окружающего мира и способность воспроизводить себя в этом качестве «отдельности». Такую экосистему обычно отождествляют с государством, но это не так, потому что в действительности она гораздо «шире» государства, а ее людские, финансовые, ресурсные и информационные связи простираются далеко за пределы государственных границ. Конечно, есть качественно различные экосистемы: максимально встроенные, включенные в ресурсные потоки мира, как США или Китай, или же максимально изолированные, как Северная Корея.

Экосистема может быть несимметричной, «однобокой». Так, в европейские ресурсные сети и метаболические цепи мы включаемся одним образом, в азиатские – другим. Экосистема может расширяться мирным путем или путем военной экспансии. Но так или иначе, основными «ядрами» экосистемы являются человек (малая группа), организация (НКО или корпорация), государство. Или же – надгосударственные организации. Основными условиями их существования являются ресурсы – территория, природные богатства и люди как носители знаний и умений и, главное, сети, связывающие их воедино. Так в истории человечества было всегда: движимые любопытством, жаждой знаний или наживы, человек или государство протягивали свои «щупальцы» далеко за пределы границ своей страны. Читатель уже заметил, насколько далеко в моем понимании экосистемности я ушел от традиционного ее понимания, развитого основателями Чикагской школы экологии человека в 1920–1940-х годах.

В чем преимущество экосистемного подхода? Социальная и экономическая история, да и современная дипломатия, обычно ограничиваются анализом «отношений» различных субъектов социального действия (господства и подчинения, переговоры и конфликты, принятие международных документов и соглашений, детерминирующих легитимность тех или иных «отношений» (конституций и деклараций и т.д.). Практически при таком реляционном подходе (relational approach) обществоведы строят и классифицируют различные конфигурации отношений этих акторов (графы), тогда как фокусом моего исследовательского интереса являются реальные процессы обмена веществом, энергией, информацией и людьми. Нужно исследовать не только процессы обмена, которые возникают в ходе «отношений» между различными коллективными акторами (включая государства и транснациональные корпорации), но также и метаболические процессы, которые осуществляются между ними и природой, биосферой. «Отношения» экономических и социальных акторов все время изучаются и фиксируются (в официальных документах и социологических исследованиях), тогда как метаболические процессы движения и трансформации денег, вещества и энергии, поддерживающие эти отношения, изучены гораздо менее. И это естественно, не только потому, что движение финансовых потоков «любит тишину», но и циркуляция любых ресурсов – знаний, информации, энергии, материалов или людских ресурсов – есть основополагающий капитал любых социальных акторов. Причем я использую понятие актора в расширительном смысле. Мы должны обращать внимание не только на официальные действия государств и правительств, но и на ту роль, которую играют в становлении и разрушении экосистем другие, возможно, менее видимые, но гораздо более действенные акторы. Как справедливо отмечают сторонники акторно-сетевой теории (actor-network theory), акторами могут быть не только люди и организации, но также знания, события и т.д., которые, взаимодействуя, тоже могут производить смыслы (meanings) [White, 2008]. Я не открываю здесь Америки – все это по отдельности изучается, однако мне представляется, что изучение социально-экологического метаболизма как один из методов системного анализа может дать более глубокую и всеобъемлющую картину механики становления глобального мира, чем изучение «отношений».

Поделиться:
Популярные книги

Мимик нового Мира 14

Северный Лис
13. Мимик!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Мимик нового Мира 14

"Фантастика 2023-123". Компиляция. Книги 1-25

Харников Александр Петрович
Фантастика 2023. Компиляция
Фантастика:
боевая фантастика
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Фантастика 2023-123. Компиляция. Книги 1-25

Девяностые приближаются

Иванов Дмитрий
3. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.33
рейтинг книги
Девяностые приближаются

Темный Лекарь 5

Токсик Саша
5. Темный Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь 5

Неудержимый. Книга VIII

Боярский Андрей
8. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
6.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга VIII

Чемпион

Демиров Леонид
3. Мания крафта
Фантастика:
фэнтези
рпг
5.38
рейтинг книги
Чемпион

Хочу тебя навсегда

Джокер Ольга
2. Люби меня
Любовные романы:
современные любовные романы
5.25
рейтинг книги
Хочу тебя навсегда

Отмороженный 7.0

Гарцевич Евгений Александрович
7. Отмороженный
Фантастика:
рпг
аниме
5.00
рейтинг книги
Отмороженный 7.0

Маршал Советского Союза. Трилогия

Ланцов Михаил Алексеевич
Маршал Советского Союза
Фантастика:
альтернативная история
8.37
рейтинг книги
Маршал Советского Союза. Трилогия

Волк 4: Лихие 90-е

Киров Никита
4. Волков
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Волк 4: Лихие 90-е

Довлатов. Сонный лекарь 3

Голд Джон
3. Не вывожу
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Довлатов. Сонный лекарь 3

Кодекс Охотника. Книга XIX

Винокуров Юрий
19. Кодекс Охотника
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XIX

Везунчик. Дилогия

Бубела Олег Николаевич
Везунчик
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
8.63
рейтинг книги
Везунчик. Дилогия

Идеальный мир для Лекаря 12

Сапфир Олег
12. Лекарь
Фантастика:
боевая фантастика
юмористическая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 12