Солёный снег

Железников Владимир Карпович

– Теперь напиши: Одесса. Давай по буквам: О, Д, Е, С, второй раз С, А. Написал?

– Написал, - ответил Саша, хотя в этом слове он пропустил букву "Е", а букву "С" развернул в другую сторону.

Ему стало немного жарко, и он уже со страхом стал ждать продолжение адреса.

– Теперь напиши: улица Карла Маркса, двадцать пять. По буквам: У, Л, И, Ц, А. Написал?

Саша кивнул, он окончательно запутался и ждал, когда же кончится это мучение.

Теперь, когда Пётр Петрович ему диктовал, он писал какие придётся буквы, писал их кверху ногами,

и развернув в другую сторону, и просто придумывая какие-то новые, никому не известные буквы. А Пётр Петрович диктовал ему название улицы, потом название экспедиции и, наконец, фамилию и имя сына. Это ведь письмо должно было пройти далёкий путь. Сначала до Одессы на самолёте - для быстроты, потом пароходом поплывёт к Южному полюсу, через Чёрное и Красное моря, по Суэцкому каналу, огибая Африку, пересекая экватор, и, наконец, его привезут Игорю.

– Так. Спасибо, - сказал Пётр Петрович.
– Теперь мы его заклеим.

Саша медленно пошёл к дверям. У дверей он оглянулся. Пётр Петрович рассматривал его каракули. Саша сделал последние два шага, чтобы навсегда покинуть эту комнату, и тут Пётр Петрович сказал:

– Прекрасно, прекрасно... Может быть, ты его бросишь в почтовый ящик, когда пойдёшь гулять?

Саша на секунду замер, потом бросился обратно к Петру Петровичу значит, он ничего не разобрал из-за глаз, - схватил конверт.

– Я сейчас же пойду на улицу и брошу его в почтовый ящик. Я это сделаю сию же секунду.
– Он выбежал в переднюю, на ходу схватил куртку, чтобы Пётр Петрович не передумал, и выскочил из квартиры.

Только во дворе Саша пришёл в себя: вытащил письмо, полюбовался своими каракулями, сложил письмо вдвое и спрятал в дальний карман. Надо было что-то придумать, нельзя ведь просто не отправить письмо. И тут он столкнулся носом к носу с Маринкой.

– Здравствуй, Саша, - сказала Маринка.

– Здравствуй, - сказал Саша.

– Ой, снова пошёл дождь!
– сказала Маринка.
– Ты без дела вышел на улицу или по делу?

– Без дела, - сказал Саша.

– Тогда пойдём ко мне, - сказала Маринка.

– Нет, - ответил Саша.

– Пойдём, - сказала Маринка и добавила между прочим: - У нас дома никого нет.

– Не пойду, - сказал Саша.

– Глупый, - сказала Маринка.
– Папа совсем на тебя не сердится.

– Я видел, как моя мама разговаривала с ним. Она меня ругала, ругала, а он кивал головой, что согласен с ней. Теперь у меня вообще знаешь какая жизнь: мама со мной не разговаривает, бабушка не разговаривает.
– Он сунул руку в дальний карман, пощупал письмо Петра Петровича и просто чуть не заплакал.

– Мой папа так делал головой?
– спросила Маринка и показала, как её отец клевал носом.

– Так, - ответил Саша.

– Это значит, что он тебя совсем не ругал, это значит, что ему было тебя жалко. Он всегда так делает, когда ему кого-нибудь жалко. Ясно тебе?

– Ясно.

– Смотри, какой сильный дождь пошёл, - снова сказала Маринка.
– И листья на деревьях все облетели... Скоро придёт зима. Ну, побежали к нам.

И они побежали к Маринке.

Они поиграли в автомобили, потом в самолёты. А потом Маринка сказала:

– Давай смотреть марки.

– Не хочу, - решительно сказал Саша.
– И вообще я ухожу.

– А мне теперь папа разрешает смотреть свой альбом, - сказала Маринка.
– Это теперь наш общий альбом. Мы с ним вместе собираем марки.

Маринка, не дожидаясь, когда Саша уйдёт, вытащила альбом и положила его на стол.

– Смотри, вот новая марка республики Алжир. А вот новая кубинская марка. Правда, красивая?

Саша взял марку и долго разглядывал её рисунок. А Маринка несколько раз выходила из комнаты, чтобы показать, что она полностью доверяет Саше.

...Когда Саша открыл входную дверь в свою квартиру, он услыхал голос Александры Ивановны.

– Может быть, он перестал ходить в школу, потому что его один мальчик дразнил "девчонкой"?
– сказала Александра Ивановна.
– За его длинные волосы. А может быть, ещё что-нибудь случилось, в этом надо разобраться...

Саша слышал, как бабушка жалобно всхлипнула.

– Ну, что вы, право, Евдокия Фроловна, - услышал Саша голос Петра Петровича.
– Ничего ведь страшного не произошло. Мальчик выходит в жизнь, на его пути первые трудности... Ну, вот он перед ними и спасовал.

– Не успокаивайте меня, Пётр Петрович, - сказала бабушка.
– Просто мы его не так воспитали. Мало было строгости. Что теперь делать, ума не приложу, а Ольге даже боюсь об этом сказать. Столько у неё переживаний, столько переживаний... А ведь раньше он был такой смирный, ласковый мальчик.

– Слишком смирный, - сказал Пётр Петрович.
– Вы помните моего Игорька, Александра Ивановна? Парень был боевой.

– Боевой, - сказала Александра Ивановна.
– Очень боевой, а Саша весь в себе, он, когда откроется, когда наберётся храбрости, тоже будет боевой.

– Ну что же делать?
– снова спросила бабушка.

– А вы положитесь на меня, - ответила Александра Ивановна.
– Вот он придёт, я с ним переговорю и всё улажу.

Саша потихоньку сделал шаг назад, всунул ключ в замочную скважину, чтобы дверь не щёлкала замком, и осторожно прикрыл её.

Он шёл по улице, не разбирая дороги, ступая по лужам, в лицо ему хлестал противный колючий дождь, подгоняемый ветром. А он всё шёл и шёл, мимо освещённых окон, мимо людских теней на этих окнах, он шёл совсем один, и ему сейчас было так жалко себя и хотелось умереть, хотелось навсегда расстаться с этой постылой жизнью.

Ну скажите, разве это не глупо? Разве это не глупо - из-за каких-то неприятностей так думать о жизни и отказаться от школы, от учения, от будущих полётов в космос, от мамы и бабушки, от отца, который, может быть, сейчас, в этот момент, открыл тайну вулканов. Всё только из-за того, что он не может пойти и во всём честно сознаться, всё только из-за того, что не может постоять за себя. Ах, какой он был слабовольный!

Его нашла во дворе мама, привела домой, напоила горячим чаем с малиной и уложила в кровать. Она всё делала молча, не ругала его, и Саша даже не знал, рассказала ли бабушка ей о том, что к ним приходила Александра Ивановна.