Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина
Шрифт:
Он кинул взгляд за спину Помпеяна и увидал, как Фаустина подошла к Луцилле, присела рядом на каменную скамью, окруженную зеленеющими деревцами туи, и они о чем-то принялись беседовать. Марк думал, что Фаустина не покинет Рим, ибо ничто не мешало ей остаться там с любовником Тертуллом, сославшись на траур по умершему сыну. Это выглядело с одной стороны цинично, ведь Анния она любила всем сердцем, а с другой… Такой поступок был в духе Фаустины, эгоистичной, надменной и властолюбивой. К тому же, слишком много детей было похоронено, слишком долгое погружение в скорбь иссушало душу. Все это требовало разрядки.
Но
«Картина мира часто выглядит искаженной из-за наслоения лет, выросших на берегу нашей жизни подобно инсулам16 в городских кварталах, – думает Марк. – Поэтому если их снести, добраться до основания, то придет понимание многих вещей и, в первую очередь, о нас самих. Ведь с нами случается то, что всегда случается с людьми, – мы не стареем, нет! Просто меняемся… Мне нужно поговорить с Фаустиной».
Меж тем Помпеян рассуждает об управлении объединенной Дакией. Его необходимо улучшить. Три провинции под властью Клавдия Фронтона выглядят спорным моментом: коммуникации растянуты, гарнизоны приграничного лимеса требуют пополнений людьми, а в некоторых местах нужен срочный ремонт земляных рвов, деревянных и кирпичных стен. Фронтон не может уследить за всем. Поэтому Помпеян предлагает послать ему на помощь Макриния Виндекса, так великолепно проявившего себя во время вторжения лангобардов пару лет назад. Марк не возражает.
Далее Помпеян посвящает императора в план предстоящей компании, описывает состав и дислокацию подразделений, которые отправятся сокрушать варваров. Римляне поднакопили сил. В операции будут участвовать два легиона из Верхней Мезии и тринадцатый Парный легион, расположенный в Дакии. Кроме того, предыдущие столкновения с германцами показали пользу небольших маневренных отрядов, усиленных конницей. Поэтому из других мест уже затребованы вексилляции17. Как всегда, в таких случаях Помпеян краток, точен, не упускает ни одной детали.
«Ты поедешь в Карнунт со мной, – заключает Марк. – Возьмем также Понтия Леллиана, Туллия Туска, и сына покойного Приска. Еще отправь послание Юлию Веру, я хочу получить от него помощь как от уроженца Далмации, которая близка к местам будущих сражений. Пусть собирается в дорогу!»
Кроме хороших администраторов и опытных в военном деле людей, Марк планировал захватить с собой и Галена, приехавшего из Рима в Перенесту, чтобы осмотреть Коммода. Фаустина теперь трепетно относилась к его здоровью, каждый чих сына вызывал у нее панику. «Мне нужна будет твоя помощь, Гален, – обратился Марк к медику. – В начале октября мы отправимся в Карнунт».
Гален, которому предыдущая поездка в Аквилею вместе с двумя императора совсем не понравилась, предпочел уклониться от такой чести.
«Великий цезарь, – сказал он, – мой покровитель и бог отцов моих Асклепий запрещает мне ехать. Он просит меня присматривать за твоим сыном».
Марк внимательно посмотрел на него и отступил:
«Хорошо, оставайся! Я рассчитываю на то, что в следующем году война окончится, мы все вернемся с победой благодаря нашим богам».
И Гален с облегчением покинул кабинет императора. Марк же, помедлил, а затем отправился в покои Фаустины. Им предстоял нелегкий разговор.
Зависть Пиепора
Накануне нового года неожиданно заболел вождь германцев Балломар. Все началось с пустяка. Ему сообщили, что в одно из селений маркоманнов повадился ходить медведь, который по какой-то причине не залег в зимнюю спячку. Медведь донимал германцев, убивая скот, пугая детей, а однажды снес череп огромной лапой зазевавшемуся в зимнем лесу охотнику.
Вместе с охраной Балломар отправился за звериной шкурой. По медвежьим следам он выследил хищника, даже почувствовал его запах, словно сам был зверем и все-таки к его внезапному появлению оказался не готов. Медведь опрокинул Балломара на снег, прижал всей тушей к земле, роняя на лицо вождя германцев слюну из клыкастой пасти, громко ревел – от его рева, казалось, трещали замерзшие деревья. А рядом беспомощно прыгали воины, пытаясь пиками отогнать зверюгу.
Только недюжинная сила и опыт охотника спасли Балломара. Он изловчился, вырвал из-за пояса длинный кинжал, с размаха вонзил его в мохнатую медвежью шею. На него хлынула кровь, заливая одежду, а опасный враг обмяк и превратился в обычную тушу, мясо которой германцы сушили на зиму про запас, опасаясь голодных месяцев. И все же, перед гибелью огромный зверь успел разодрать на Балломаре одежду, поранив острыми когтями его бок. Рана была неглубокой, но одна беда – она стала гноиться, не помогали ни отвары знахарей, ни молитвы жрецов.
Через несколько дней его охватил жар, быстро распространившийся по всему телу, Балломар начал впадать в беспамятство, и разум возвращался к нему все реже и реже. Ему виделся медведь, скалящий пасть, размахивающий лапами. Однако страшный зверь не угрожал, наоборот, вел его вглубь чащи: пройдет немного, остановиться, посмотрит назад, проверяя идет ли следом Балломар. Так могучий вождь маркоманнов понял, что Один призывает его в Валгаллу.
И вот, в очередной раз вынырнув из вещего сна и поняв, что его конец близок, он приказал собрать вождей союзных племен для прощания.
В числе прочих весть от маркоманнов пришла к вождю костобоков Пиепору. Все это время тот жил, не ввязываясь в распри между германцами и римлянами, выжидал удобного момента по совету верховной жрицы племени Тиреи. Сражаться с римлянами Пиепору не хотелось, к тому же только недавно он избавил от плена у них свою жену. Жена была нелюбимой, но авторитет вождя требовал каких-то действий, и он послал на переговоры рыжебородого Ангуса, ставшего одним из самых близких его советников. Пиепор подозревал, что Ангус имеет свои интересы, давно связан с Римом, но терпел его до поры до времени пока он и его жена-жрица Тирея были полезны.