Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

Красин Олег

В это мгновение за стенами дома нестройно и протяжно замычали коровы. Пастухи-рабы племени гнали животных на выпас. Ангус очнулся только, когда Тирея отошла от него.

– Я пошлю старшего сына, – сказала она. – Он передаст твое послание.

Сердце империи

Городок Карнунт, в котором с октября разместился Марк Аврелий, находился в сотне миль от Виндобоны¹⁸. Он был средним по величине, чуть более тридцати тысяч жителей. Больше года назад Марк уже бывал здесь с младшим братом Луцием Вером – тогда они жили в походном лагере неподалеку. Теперь

в Карнунте выстроили императорский дворец, не такой огромный как в Риме, но способный вместить многих, в том членов семьи, – с Марком в Карнунт приехали Помпеян с Луциллой, – друзей из близкого круга, входящих в императорский совет, сотрудников канцелярии, слуг.

Прямо за городскими стенами на берегу Данувия¹⁹ находился укрепленный военный лагерь – место дислокации четырнадцатого Парного легиона. Лагерь, как бывает в таких случаях, оброс словно диким кустарником со всех сторон мелкими лавками, мастерскими, тавернами, называемыми канабами. В них жили все, кто хотел заработать на обслуживании военных. Особую категорию при этом составляли проститутки и женщины, сожительствующие с легионерами в качестве их будущих жен, так называемые, подружки. Здесь же неподалеку глава муниципия Домиций Смарагд выстроил просторный для среднего города амфитеатр, способный вместить более десяти тысяч жителей.

Если считать, что сердце империи находится там, где ее правитель, то с переездом Марка Антонина в Карнунт столица надолго переместилась из Рима. Именно сюда теперь поскачут гонцы из Сената и отсюда повезут почту обратно, сюда отныне будут направлены стопы просителей, пожелавших получить милости от императора, здесь будут зреть великие планы по отражению германского натиска, а потом и римской экспансии на север. Ибо только покоряя приграничные племена, продвигаясь вперед без остановки, можно отодвинуть угрозу от Рима.

Карнунт – удобное место для начала долгого пути. Вождь германцев Балломар рассчитывал, что таким городом для него станет Аквилея, а Марк – Карнунт. Жизнь покажет, кто оказался прав.

Он долго думает над целями предстоящей войны, а беседы с друзьями-советниками лишь подтверждают его догадки. Однако в реализации планов экспансии существует определенное препятствие – не внешнее, а внутри него. Дело в том, что мысли о поглощении новых варварских территорий и преобразовании их в римские провинции шли вразрез с политикой покойного императора Антонина, его собственной, которой он старался придерживаться после того, как надел пурпурную тогу. Ничего не менять, быть постоянным, придерживаться древних традиций – таковы правила, установленные божественным отцом. И, конечно, «справедливость, счастье, верность»²⁰, принципы, которым Марк старался неукоснительно следовать.

Теперь же, неумолимый ход событий требовал от него все поменять. «Мы не стареем, мы меняемся, – вспоминает он свои размышления в Перенесте. – Ведь на самом деле все находится в превращении и сам я в вечном изменении».

Он изменит политику Рима, а значит в этом заключается воля богов, значит это стремление его разума, который черпает идеи из Природы целого. Он и его последователи, должны отодвинуть границы дальше, на север, до самого берега холодного моря. Сенека писал, что мудрым является тот, кто видит идею, а не результат, ибо первые шаги всегда делает автор, а чем кончается путь знает только фортуна.

Да, в голове Марка Аврелия рождается грандиозный замысел, но ему же, вопреки утверждению старого стоика, известен и его финал. Германцы, как до них галлы и бритты, будут яростно сопротивляться, губить понапрасну свои жизни и жизни легионеров, однако затем, когда на их земли хлынут блага цивилизации и установится всеобщий мир, когда дети варваров выучат латинский и греческий языки, а знатные люди станут сенаторами, они оценят то, что сделал для них Рим.

Он обращается к себе, призывает: «Сотри воображение! Мечты, уйдите, ради всех богов! Я в вас не нуждаюсь, хотя и явились вы в силу старой привычки». Подобными увещеваниями он занимается часто. И все-таки без фантазий, на первый взгляд кажущихся лишними, отвлекающими от настоящего дела, человечество застыло бы на месте, как каменные храмы Капитолия.

А пока Карнунт.

Здесь императора окружают старые лица: Помпеян и его помощник Гельвий Пертинакс, друг детства Ауфидий Викторин, с которым он когда-то играл в тригон, Понтий Леллиан. Но появляются и новые, среди которых он отличает хорошо показавшего себя в парфянской войне Валерия Максимиана. Он узнает ближе Септимия Севера, Дидия Юлиана, Песценния Нигера, Клода Альбина²¹.

Помимо других Марк замечает выдающие способности канцеляриста Таррутения Патерна, его усидчивость, пунктуальность, проницательный ум. Патерн становится ответственным в канцелярии за издание указов, распоряжений и всю переписку на латинском языке.

Новые подходы знаменуют появление свежих лиц. Так и должно быть. Мог ли ранее он предполагать, что за обеденным столом встретит этих людей, молодых и уже в возрасте? Думал ли что будет заглядывать вместе с ним в карты предстоящих сражений, обсуждать планы войны? Догадывался ли, что почти все они окажутся императорами Рима? Нет, конечно! Настоящий правитель не страшится соперников. Подобно солнцу он притягивает к себе другие планеты, чтобы послать объединенные силы только на созидание. Этот государь не боится споров, не избегает неприятных людей, не уходит от прямых вопросов, потому что имеет два непревзойденных качества: он может ставить великие цели и обладает непререкаемым авторитетом.

Таков Марк Аврелий Антонин, цезарь, сидящий за общим столом, простой и доступный, которому все хотят подражать.

«Идите тихо, не гремите оружием!» – приказывает префект претория Марк Виндекс легионерам и солдатам вспомогательных частей. Выстроившись в колонну, те начинают движение вперед.

Виндекс происходил из знатной семьи, был однофамильцем того самого Макриния Виндекса, который успешно разгромил лангобардов у Бригеция несколько лет назад. Император назначил Марка префектом претория в помощь Бассею Руфу взамен погибшего Фурия Викторина.

Переправа через Данувий началась рано утром. Над рекой еще висел белый туман, кудреватый, плотный, похожий на шесть апулийских овец, а солнце пыталось пробиться сквозь низко опустившиеся тучи. Оно висело где-то у горизонта светлым пятном будто светильник, прикрытый материей. Из-за этого деревья, росшие на германском на берегу, всем показались темными и мрачными, собравшимися у самой воды угрожающей толпой. С опаской туда поглядывали легионеры: не скрываются ли за древесными стволами и прибрежным кустарником зоркие разведчики германцев? Не готовят ли маркоманны неприятный сюрприз, выпустив смертоносные стрелы из-за ветвей, когда их никто не ожидает? Но нет, все тихо и даже птицы не кружат в вышине, вспугнутые незваными пришельцами. Молчат и звери, затаившиеся в глубине чащоб. Лишь обеспокоенный ветер шелестит, заплутавшись среди деревьев, да скрипят корабли, как старые ворчуны давно знакомые друг с другом.