Сон после полуночи
Шрифт:
Он снова замолчал, весь обращаясь в слух. Метилий Модест теперь говорил о неисчислимых издержках которые неизбежны при добросовестном выполнении долга, сетовал, что не в состоянии продолжать свою карьеру дальше эдила из-за обрушившейся на него нищеты.
– Даже императорские рабы, не говоря уж об этих вольноотпущенниках, имеют во много раз больше денег, чем некоторые достойные сенаторы!
– с горечью воскликнул он, бросая гневный взгляд в сторону эллинов.
– Вот оно!
– изо всех сил стиснул локоть Нарцисса Каллист.
– Началось...
Однако посетитель, вопреки его опасениям,
– Чтобы прибыть ко дворцу как всегда в лучших носилках, в окружении сытых и довольных клиентов, мне пришлось заложить драгоценности своей матери! – заявил он и с вызовом добавил: - Но теперь ни один человек не сможет упрекнуть нашего цезаря в том, что сенаторы являются к нему на прием голыми!
– Ну, хорошо, хорошо!
– устало поднял руку Клавдий, явно тяготясь назойливостью посетителя.
– Чего ты добиваешься от меня, скажи толком!
– Всё!
– выдохнул Каллист.
– Сейчас Модест донесет на нас и получит по закону четверть того, что мы успели накопить, а Афер - наши головы. Поверьте, я присутствовал при многих допросах и хорошо знаю толк в этих делах!
– Действительно, цезарь готов выполнить любую просьбу хитреца, лишь бы его только оставили в покое! – согласился Паллант.
– Не прошло и пяти минут, а он уже утомлен, словно после всего приема. Вот уж поистине, капля долбит камень не силой, а частым падением!
– Капля?
– рассеянно переспросил Нарцисс и вдруг просветлел лицом, услышав, как сенатор, выразив восхищение неслыханной щедростью цезаря, попросил оказать ему денежную помощь.
– А знаешь, Паллант, эта капля, вернее, Модест для нас ничуть не опасней Пизона! Ты думаешь?
– А разве ты сам не слышал, что попросил он у цезаря? Денег!
– Тоже мне аргумент! Как говорят римляне, прежде всего следует искать деньги, а уж потом - добродетель!
Эдил – одна из первых сенаторских должностей, в обязанности которой входил надзор за строительством, состоянием улиц, храмов и рынков, а также раздача хлеба, проведение общественных игр и охрана государственной казны.
– Ах, Паллант, Паллант!
– явно подражая недавнему тону Клавдия, покачал головой Нарцисс.
– Твоя голова так нашпигована чужими мыслями, что в ней, наверное, уже не осталось места для собственных. Да будь этот сенатор подкуплен Афером, ему незачем было бы лишний раз обращаться за помощью к цезарю!
– Скупой всегда нуждается!
– огрызнулся Паллант, задетый словами своего главного соперника.
– Лишний раз, лишний!
– теряя терпение, процедил сквозь зубы Нарцисс.
– Имея деньги, Модест непременно ограничился бы славословием и приберег редкую возможность просить их у самого Цезаря на более подходящий случай!
– Ну что ж, - остывая, задумался Паллант.
– Пожалуй, я готов поверить тебе хотя бы уже потому, что... сомнительное лекарство лучше, чем никакое! Выходит, теперь мы можем спокойно дожидаться следующего посетителя?
– Ни в коем случае! Наоборот, - возразил Нарцисс и горячо зашептал: - Я верю в молодые ноги Полибия и его быстрый ум. Он во что бы то ни стало приведет сюда нашего спасителя. Но и мы не должны безропотно ожидать своей участи, точно жертвенные быки перед закланием. Так как новый посетитель может оказаться для нас последним, то надо держать этого здесь как можно дольше! Нужно тянуть время!
– заключил он и, покинув земляков, с почтением подошел к императору:
– Цезарь, а не будет ли величайшей ошибкой и несправедливостью удовлетворить просьбу этого, без сомнения, достойного сенатора?
– Как это ошибкой?
– опешил Гальба.
– Почему несправедливостью?!
– возмутился Силан, и все римляне, как один, принялись уговаривать Клавдия:
– Цезарь, ты обязательно должен помочь Модесту!
– Или ты хочешь, чтобы восторжествовала справедливость бывшего раба, которая заключается в том, чтобы лучшие граждане Рима бедствовали и жили в нищете?
– Дай денег Модесту!
– Чтобы он пропил их в первом же кабаке или промотал с продажными женщинами в грязном притоне? – усмехнулся Нарцисс. Клавдий недружелюбно взглянул на побледневшего посетителя.
– Так вот ты, каков, Метилий Модест?
– медленно с неприязнью выговаривая каждое слово, спросил он.
– Но, цезарь, кто из нас без недостатков?
– вступился за молодого сенатора Силан и, зная, что Клавдий преклонялся перед авторитетом Августа, многозначительно добавил: - Сам божественный Август всегда помогал нуждающимся сенаторам, какими бы они ни были, и постоянно заботился о сохранении древних родов!
– Только в один год он увеличил состояние сразу восьмидесяти сенаторам! – подтвердил Вителлий Старший, стараясь не смотреть в сторону эллинов.
– Да-да, я помню это...
– заколебался император.
– Это было за десять лет до его кончины!
– А Тиберий?
– воодушевившись неожиданной переменой в настроении Клавдия, подхватил Сенека.
– Даже лишившись всех своих добродетелей, он продолжал быть щедрым по отношению к сенаторам!
– Но его щедрость распространялась только на тех, кто мог объяснить причину своего обеднения!
– резонно заметил Паллант.
– А Ацилию Буту, промотавшему все состояние и превратившему день в ночь из-за постоянных попоек, на просьбу о помощи он ответил: «Ты проснулся слишком поздно!». И вообще уж если говорить о Тиберий, то обедневших, вследствие своей расточительности, он исключал из сената или позволял им добровольно выходить из него. Как говорится, наказывал не потому, что ненавидел, а потому, что любил!
– Браво, Паллант!
– шепнул Нарцисс и, видя замешательство в стане сенаторов, снова обратился к императору: - И правда, стоит ли, чтобы с таким трудом накопленные тобою в казне деньги перетекали в кошельки содержателей кабаков и притонов?
Не успел он договорить, как сенаторы принялись осыпать его проклятьями, умоляя цезаря, чтобы тот немедленно удовлетворил просьбу Модеста.
Эллины тоже не остались в долгу и, в свою очередь, стараясь перекричать римлян, стали доказывать правоту слов Нарцисса.