Сороковник. Книга 3
Шрифт:
— Ка-арыч, — с восторгом ахает Машка. — Живой! Сонь, ты погляди только! Можно погладить, сэр Майкл?
— Разумеется. Познакомьтесь, это Абрахам, вот уже более пятидесяти лет верный друг нашей семьи. Но почему вы его так странно назвали?
— А это мама придумала ему имя, пока не знала, что он Абрахам. — Маша с нежностью поглаживает отливающие антрацитом крылья, пальцем чешет ворона под шейкой, словно котёнка. Тот, не выдержав, откидывает голову назад и, прикрыв плёнками глаза, дуреет от наслаждения. Терпеливо выждав, сэр Майкл посвистом приводит птаха в чувство.
Доча виновато убирает руку. Паладин приподнимает ворона на уровень лица.
— Запомни и передай: Тобиас, как только приедет дель Торрес-средний, верни Василька ко мне, он найдёт дорогу. И снаряди вместе с ним Лютика и ещё двоих. Со мной дамы.
Карыч срывается в небо.
А мою правую руку вдруг пронизывает резкая боль — от кончиков ногтей несуществующих пальцев до ключицы и позвоночника. Картинка передо мной подёргивается дымкой, откуда-то издалека слышится болезненный вскрик, и я узнаю собственный голос. Рука горит.
И вдруг всё проходит.
"Тише, дорогая, всё в порядке", — успокаивает меня сквозь сон голос наставника. "Помните, я вас предупреждал? Больше такого не повторится. Всё идёт своим чередом, как и задумано, отдыхайте".
Дымка рассеивается, но почему-то я оказываюсь в другом месте. То ли боль перебила прежний сон, то ли в этом месте и в этом временном промежутке я уже узнала всё, что нужно, но только заносит меня на большую поляну перед замком. Ошалело и весело облаивают только что примчавшегося Василька псы, делая вид, что вот-вот схватят за копыта. С резной скамейки, той самой, на которой мы как-то беседовали с хозяйкой дома, торопливо поднимаются две женщины. Одну, с золотыми волосами и столь подходящим к ним именем я знаю, вторую вижу впервые, но она мне явно кого-то напоминает. Моложавая, стройная, черноволосая, чуть ниже леди Аурелии, в бархатном платье со стоячим кружевным воротником, словно скопированном с женских портретов времён Елизаветы первой Английской, с осиной талией. На кого она так похожа, с разноцветными глазами, карим и зелёным? На Акару? О нет-нет, сейчас и я запричитываю, как Аннушка, не хватало мне ещё одной родственницы!
— Мага? — недоумевает леди Аурелия. — Что случилось? Мы тебя не ждали! И что это на тебе, в каком ты виде?
Черноволосая дама, побледнев, молча хватается за сердце.
Николас кубарем слетает с Василька и несётся к ней. Подхватывает, отрывает от земли, кружит… какая же она маленькая по сравнению с ним! Невозможно поверить, что у такой хрупкой женщины такие здоровенные сыновья!
— Я вернулся, мама, — выпаливает Николас. — Только не ругайся!
Со слезами на глазах она что есть силы лупит его кулачками.
— Ты! Ты! — И наконец, припадает к груди и причитывает, как простая баба. — Ни-ики! Сыночек!
… Дальше в моём сне что-то сбоит. Я вижу отдельные моменты. То ли отвлекают разовые покалывания и пощипывания в пальцах, то ли сам сон переходит в новую качественную категорию и никак не подберёт настройку, но только начинает меня кидать от явления к явлению.
Я вижу дона Теймура, положившего руку на плечо Николасу и пытливо разглядывающего с ног до головы. На локте Николаса так и висит, вцепившись мёртвой хваткой, донна Мирабель, та самая, о которой я уже неоднократно слышала. Она не спускает с сыночки глаз, время от времени любовно прикасаясь к плечу, словно не веря, что он настоящий. Наконец железный дон притягивает сына к себе не менее цепко, чем супруга.
…и широко раскрытые глаза Анны, на дне которых плещется паника. Под взглядом приближающегося дона щенки жмутся к ногам девочек, те хмурятся, прижимаются к Анне и за её спиной сцепляются руками в замок, словно берут её под защиту. Анне, судя по всему, тоже хочется прижаться хоть к кому-нибудь, допустим, к сэру, бдительно поглядывающему в сторонке за происходящим, но она, поведя плечами, гордо выпрямляется и обнимает девочек. Так они и выжидают, защищая друг друга. Будто не замечая произведённого впечатления, дон Теймур подходит ближе. Леди Мирабель маячит за его плечом, и, похоже, абсолютно не знает, как себя вести.
— Донна… — И вот странность: от одного звука его голоса даже мне становится легче дышать, а уж у моего второго "я", похоже, гора с плеч падает. Словно кто-то шепчет на ухо: Здесь некого бояться, здесь вы дома… Девочки одновременно заинтересованно поднимают брови и словно к чему-то прислушиваются, но дон будто бы их пока и не видит. Изящным жестом протягивает руку, Анна зачарованно подаёт свою.
— Дорогая донна, — глаза Главы затуманиваются, губы складываются в наиприветливейшую улыбку. — Счастлив приветствовать вас в этом гостеприимном замке. Надеюсь, что и наша резиденция, которую вы вскоре увидите, покажется вам не хуже Каэр Кэррола. Добро пожаловать в семью, Анна.
И только приложившись к ручке матери, он переключается на детей.
— Итак, — говорит негромко, — вы здесь. Я рад. Полагаю, представлять нас друг другу нет необходимости. Добро пожаловать в семью, дети мои.
— У нас есть семья, — тихо, но твёрдо сообщает Машка, глядя исподлобья. И, похоже, модуляции дедова голоса на неё уже не действуют.
— Да! — вызывающе поддерживает её сестра.
Дон с интересом заламывает бровь. Точно так же, как внучки. Божечка, да они как в зеркало друг в друга смотрятся, никакой экспертизы не нужно!
— А кто нам мешает объединиться? И разве не положено самой природой, чтобы у детей было два деда и две бабушки? Это ведь нормально, не так ли? Разве мы кого-то потесняем или отнимаем у вас? Кстати, познакомьтесь: донна Мирабель, ваша… бабушка. — Последнее слово он произносит с непередаваемым удовольствием. Его супруга так и вспыхивает.
— Вот эта? — недоверчиво говорит Машка. Они с Сонькой переглядываются и отрицательно мотают головами. — Какая же это бабушка? Не потянет.
— Хоть тресни — не потянет, — соглашается сестра. — Возраст явно не тот. Мы можем называть тебя — Белль?
— В переводе с французского — красавица, — вежливо дополняет Машка.
Донна Мирабель расцветает на глазах. Это невероятно, но сейчас она смотрится мне ровесницей, эта прекрасная разноглазая дама, похожая на Клеопатру. Сколько сил и магии вбухано в эту молодость?
Дон Теймур сдержанно хмыкает.
— Приятно встретить единомышленников, — серьёзно сообщает он. — Признаюсь, я и сам её так иногда называю: Белль… Красотка, говорите?
И вновь смена декораций.
Знакомая столовая, парадно накрытый стол. А вот состав обедающих расширен. На хозяйском месте — сэр странствующий рыцарь, его дочери расцветают рядом с прибывшими мужьями, на почётных местах чета дель Торресов, Николас рядом, естественно. "Детская" середина стола пополнилась двумя участницами, которые, похоже, сразу нашли общий язык с Гелечкой и Абигайль-младшей. И не только язык: с удивлением вижу моих, привыкших, к извечным штанам, пацанок в лёгких воздушных платьях, абсолютно в тон нарядам присутствующих дам. Мои девицы с изяществом аристократок в двенадцатом поколении оперируют столовыми приборами, даже не поглядывая на соседей, чего, например, мне бы не избежать. Но я ни капельки не удивлена, поскольку второй страстью моих девочек после готовки является ещё и сервировка, и умение красиво и со вкусом поедать кулинарные изыски. Они — эстеты.