Сороковник. Книга 3
Шрифт:
— Но не подстава же! — Николас подходит к окну, пытается рассмотреть уходящих.
— Не подстава, — соглашается дон. Прохаживается по комнате. — Но, дорогой сын, у меня сложилось впечатление, что вокруг нашей новой родственницы случайных людей не оказывается. Кто-то её ведёт, понимаешь? Кто-то, о ком мы пока не имеем понятия, выстраивает обстоятельства, подсовывает предметы и людей именно тогда, когда они ей могут понадобиться. Вспомни тот же Королевский Рубин, да даже Галу с её неразвитым закукленным кидриком, ведь Ива при переходе вышла прямо на неё и показала, что достойна доверия, потому-то Гала и передала кидрика именно ей. А встреча с Джонатаном? А этот непонятный Светлый из её мира, который исключительно из добрых побуждений дарит своё благословение, что потом оборачивается мощнейшим охранно-связующим заклятьем? Жаль только, что разовым! Дорогой сын, я стараюсь использовать в своей работе даже то, что не понимаю, если оно приносит пользу. Так и сейчас: если этот молодой человек попал в личное пространство нашей очень дорогой донны — мы не будем от него отмахиваться… Не сверкай глазами, Джон, я не собираюсь посылать мальчика на смерть или жертвовать им, я просто хочу узнать, д л я ч е г о он нам нужен.
— Я буду его подстраховывать — неожиданно говорит сэр Майкл. — Имейте в виду, дон Теймур. Это племянник моего друга, и я не позволю им рисковать.
Дон разводит руками.
— А тебе не кажется, дорогой племянник, — последнее слово он подчёркивает, — что молодой человек сам выбрал свою судьбу? Смею заверить, завтра он пойдёт не для того, чтобы прятаться за нашими спинами. И тебе придётся приложить немало усилий, чтобы отговорить его не соваться в пекло. Подстраховывай, конечно, кто тебе запрещает. Но и не перестарайся. Иначе можешь нарушить любимый с твоим отцом принцип воспитания — невмешательство.
Сэр Майкл стискивает челюсти так, что на скулах ходят желваки.
Проснуться.
Никогда в жизни я так не мечтала проснуться, как сейчас.
ГЛАВА 14
…Во многая мудрости многая печали; умножающий познания, умножает скорбь. Так-то вот.
Мой дар развивается уже без участия кидрика, открывая эпизод за эпизодом из прошлого, показывая всё, что хотела узнать, и даже с избытком, а я, вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, маюсь. Вроде бы всё в порядке: дети в безопасности, у своих… но не со мной же! И мать рядом с ними другая, хоть и "я", и родня хлопочет, любящая и всемогущая… незнакомая пока, но втереться в душу и привязать к себе подростков — дело времени, особенно, если подростки — большие поклонницы фантастики и фэнтези, и новый мир для них — воплощение грёз. Они-то получат всё, о чём мечтали, а я? Впрочем, дело не в этом. Просто я ревную. Отчаянно ревную.
Да ещё оказывается, что кроме дель Торресов у нас в родне и паладины, и мой дражайший наставник для Соньки и Машки не кто иной, как четвероюродный дядя. Хоть и седьмая вода на киселе, но тоже не чужой. Это сколько же экзотики для неокрепших душ: отец — некромант, дядя и дед — некроманты, ещё один дядька — самый что ни на есть воин господень… Забыть не могу, с каким обожанием этот "самый что ни на есть" смотрел на девочек: как на чудо какое-то. Жениться вам пора, дорогой друг, вот что я вам скажу, вот заведёте себе маленьких паладинчиков и любуйтесь на здоровье. К тому же, старшим Кэрролам хронически мало единственной внучки. Давно уже вашей славной фамилии нужны новые сэры, будущие хозяева фамильного замка, продолжатели традиций; кому, как не вам, озаботиться и обеспечить?
А сам Каэр Кэррол, окончательное весомое свидетельство попадания в другой мир? Я же знаю, как мечтали девочки побывать в настоящей крепости, твердыне, сколько просмотрели исторических фильмов, сколько видео перелопатили. Недаром детективы и фэнтези на их книжных полках щедро разбавлены "Историей Средневековья", "Лучшими рыцарскими замками Европы", "Средневековыми замками и их обитателями", и фолианты эти, достаточно дорогие, изданные на прекрасной мелованной бумаге, набитые фотографиями, схемами, чертежами, иллюстрациями отнюдь не пылятся и не служат украшением интерьера, а любовно перечитываются, пересматриваются и даже иногда ночуют под девичьими подушками. Да-да, случается и такое.
Теперь Мария и Софья дель Торрес да Гама увидят… впрочем, уже увидели воочию древние стены, облицованные загадочным розовым камнем, галереи с фамильными портретами, часовню с витражами и просторный холл с парадной лестницей. Это в их честь устраивался торжественный обед, во время которого слуги выворачивали шеи, стараясь рассмотреть почётных гостий, и хозяева улыбались радушно и приветливо. Их ждут затерянные сокровища в грудах хлама на чердаках под черепичными крышами, лодочные прогулки по озеру и тайны крошечных островков, конные прогулки в компании Тейлора и Карыча, местные легенды и привидения, выезды в собственной карете. И это только начало, а впереди — полная загадок и тайн резиденция Эль Торрес, где дети появятся уже не как гости, а как маленькие хозяйки. Наследницы. Со всеми полагающимися этому званию привилегиями.
"Ты хочешь, чтобы у них была спальня в башне на берегу моря?"
Окончательно падаю духом. Никогда, никогда я сама не смогу дать им этого.
И эти новоиспечённые… язык не поворачивается назвать бабушкой холёную разноглазую Клеопатру и дедушкой моложавого изысканного дона. А ведь уже навострили когти, с виду вроде и не навязываются, а на самом деле ждут в засаде. Первая же возможность — и влезут в детские души, опутают заботой на всю оставшуюся жизнь, и не будет девочкам отказа ни в чём, потому как, сколь однажды выразился дон, "для меня невозможного мало". А я-то, случается, после выматывающего рабочего дня, да в отчётную пору, придя домой, "брысь" не могу сказать, валюсь на диван, и тут уж не до разговоров и обнимашек, уйти бы в прострацию, отключиться… Есть разница? Несомненно. Их ждёт с нетерпением Клан, где дети — главная ценность, ради которых на алтарь кладётся всё. Что я — по сравнению с Кланом?
Успели мы и горя хлебнуть, и безденежья, и наютиться в тесноте старенькой квартирки несколькими семьями… пока были они у нас, эти семьи. Нет, девчонки никогда не жаловались, но сейчас-то у них впереди — вечный праздник. И контраст между двумя жизнями таков, что можно потерять голову. В новом настоящем, не устыдятся ли они прошлого? И меня, такой скромной, ничем не выдающейся, матери?
…В общем, и без того невесело, да ещё не пойми куда занесло после сновидений. Как попробовала в очередной раз проснуться — так сюда и попала. Видимой опоры под ногами нет, вокруг какое-то серое марево, ни верха, ни низа, одна хмарь клубящаяся. И кажется даже, что в этой хмари печальные мысли мои сгущаются, оседают хлопьями на завитки тумана, рвут в клочья, а сгустки погуще, прижимают… к тому, что условно можно назвать твердью, а вот земной или небесной — кто ж разберёт. Лимб. Нихиль. И нет того озарения, что приходит иногда вместе со сном, когда твёрдо знаешь, где ты и для чего.
Я до сих пор бестелесна. Что, наверное, кстати, иначе, отягощённой плотью, мне вряд ли удалось бы, хоть и после нескольких попыток, очередным напряжением воли вытолкнуть себя куда-то, вперёд и дальше. Но получилось, наконец… Пронзая грязно-дымчатые облака, я ломлюсь наобум, куда вынесет, и вдруг, словно пробка из бутылки, вылетаю на ярко освещённое место. Кубарем несусь вниз, ко вполне осязаемой и плотной земле, но каким-то чудом не расшибаюсь в лепёшку, а отталкиваюсь и зависаю над поверхностью на высоте своего роста.
Что это за место? Где? И в свете последних сновидений, разбросанных во времени, ещё один немаловажный вопрос: когда?
Степь, степь вокруг. Не та, что мне запомнилась по дороге к гостинице Михеля, полная жизни, бушующая травами, со шныряющими, стрекочущими, щебечущими обитателями. Эта степь мёртвая. Выжженная. И царит над ней тяжёлый дух гари, совсем как на развалинах Галиного дома. Идеально ровная, как стол, она тянется на многие километры окрест, не давая зацепки взгляду ни оврагами, ни возвышенностями. Но вот, повернувшись, вижу вдалеке высокий холм, чересчур правильные пропорции которого заставляют подумать о рукотворном происхождении. Хоть и на большом расстоянии, но даже отсюда видно, что травой он не оброс и лоснится жёлтыми глинистыми боками. Значит, недавно насыпан. Опускаю глаза. Под невидимыми ногами — потрескавшаяся корка земли, припорошенная золой и пеплом вперемежку с почерневшими скелетами редкого кустарника. Местами в ошмётках сожжённой растительности поблёскивают стекловидные озерца, как бывает иногда на морском берегу после грозы, когда от ударов молний расплавляется песок. Но здесь поработали не молнии, а, скорее всего, драконы. Сколько же огня досталось этой земле! И тем, кто на ней сражался… И внезапно я понимаю, что тот рукотворный холм — это курган. Огромная братская могила.