Сороковник. Книга 3
Шрифт:
Дон Теймур отводит глаза.
— Будем считать, ты меня убедил. И твоя Ива — ангел во плоти, да и ты заодно. Чего ты от меня хочешь? Признаю, я у неё в долгу, но я и не отказываюсь, и обязательства свои всегда выполняю. Она ни в чём не будет нуждаться.
— А она и сейчас не нуждается, — спокойно говорит Николас. — Ты думаешь, Ива жаждет кинуться всем нам на шею? Не рассчитывай, она бледнеет при одном только упоминании о нашей семье, а сама мысль о том, что ты можешь её отыскать, вызывает у неё панику! Конечно, достаток у неё совсем иного уровня, нежели наш, но для одинокой женщины, лишённой всякой поддержки, вполне приемлемо. Ты знаешь, кем она работает?
— Работает? — Дон снисходительно усмехается. — Какой-нибудь секретаршей. Машинисткой. Шьёт на заказ? Я слышал, она занимается рукоделием…
— У неё два высших образования, папа. Экономическое и филологическое. Она дипломированный специалист по бюджетированию производства. Если хочешь, спроси у девочек о системе бюджетов денежных потоков, прибылей и убытков и прогнозного баланса — они тебе выложат всё до последней запятой. А ведь это немногое, чему они нахватались от матери так, из интереса, представь её объём знаний целиком? С учётом того, что она занимается этим не менее десяти лет? Будь она мужчиной, зарабатывала бы раза в три больше, но она женщина, да у неё на руках ещё и дети, которые, поверь, не в обносках ходят. Кстати, ты думаешь, это, сейчас Майкл играет? Ошибаешься, это твоя старшая внучка. Конечно, в их крошечной квартирке не то что рояль — пианино не поместится, но девочка дожидалась конца занятий в музыкальной школе и отрабатывала уроки на свободном инструменте. Как она играет — ты слышишь. Маша — гитаристка, и неплохая. Обе прекрасно учатся в гимназии с математическим уклоном. Умны. Воспитаны. Образованны. И в то же время умеют за себя постоять. Признайся, ты ожидал столкнуться с чем-то худшим?
ГЛАВА хранит молчание, с виду бесстрастен.
— И вот ещё что, дорогой отец. Посмотри вот на это. — Николас снимает с доски своего ферзя и ставит вместо него чучундрика. — Посмотри внимательно. Вот такие поделки, притягивающие к себе положительную энергетику, твои внучки мастерят за пять минут. С лёгкой руки своей матери. У них дома — куча такой на вид дребедени, которая сплошь зелёная, вся в обережной ауре. Знаешь, за счёт чего у детей до сих пор не началась ломка? Я-то заговаривал Иве зубы, говоря, что впереди ещё год-другой, а сам боялся, что опоздаю… Вот за счёт этого. Обережная аура, помноженная на материнскую любовь, капля за каплей тащила на себя скудную энергетику и подпитывала детей. Фотографии… портреты ушедших родных, с которыми они общались и разговаривали, как с живыми, тянули крохи энергии из мира мёртвых и не давали затухнуть нашей, некромантовской ауре.
Николас передвигает чучундрика на три клетки вперёд.
— Шах, папа. Шах и мат.
… И снова смена декораций. Лужайка перед замком. Вечер.
— Я никуда тебя не пущу! — заявляет леди Мирабель сыну.
Девочки тихо, как мышки, сидят на садовой скамеечке. С соседней дон Теймур задумчиво поглядывает на первые звёзды.
— Не пущу! Слышишь? — Мирабель даже пальцем грозит нерадивому сынку. — Как смеет ваш отец замахнуться на нейтралитет? Он забыл, что это незыблемо? Каждый некромант на счету, а вы надумали ввязаться в войну? Нет и ещё раз — нет!
— Мири, уймись, — сухо подаёт реплику дон. — Всё решено.
— Решено? — вскипает Мирабель. — Ты… Или у тебя нет сердца? Сын, которого мы уже оплакали, вновь появился, а ты толкаешь его в самое пекло? Изверг!
— Кто тебе сказал, что я погибну, мама? — Николас пытается её обнять. — Я не так уж плох, поверь!
Она вырывается.
— Ты б ы л когда-то не так уж плох, болван! Пятнадцать лет без практики — это верная гибель в первом же бою! Что ты мне рассказывал о своей двойной звезде? Тебе еле-еле хватало энергии, чтобы выжить! Тимур, да скажи ты ему!
Вздохнув, Николас мягко отстраняет её и отходит шагов на пять. Поворачивается. В вечернем сумраке его аурные крылья разворачиваются искрящимся шлейфом.
— Прости, мама. Я соврал.
Ближайший каштан выдёргивает корни из земли, скручивает ветви, разевает дуплистый рот — и превращается в ходячего монстра-онта. Комья земли, осыпаясь с корней, словно ртуть, скатываются воедино, формируя земляного голема. За спиной Николаса, метрах в ста небольшой смерч закручивает с поверхности озера водяную воронку, она приближается, раскидывая мириады брызг, и вдруг зависает над травой гигантской линзой.
Водяное увеличительное стекло ловит пучок закатных лучей и фокусируют на вытянутой ветви бывшего каштана. Несколько мгновений спустя онт стряхивает на землю огненного элементаля.
Дон Теймур задумчиво потирает подбородок.
— Однако, — только и говорит. — А ликвидировать?
По щелчку Николаса онт зарывается на прежнее место, голем разваливается на части, присыпая собой вырытый котлован и торчащие корни. Линза разделяется: одна часть заливает огонь, вторая проливается дождём над каштаном.
— Простите за шоу, — говорит Николас. — Да, мама, профильной практики у меня почти не было, зато была возможность заниматься элементальной магией. Не люблю я подобные наглядные демонстрации, просто хочется тебя успокоить.
— Ты всё равно можешь погибнуть, — всхлипывает она. Опускается на скамейку рядом с супругом, подносит к глазам батистовый платочек с монограммой.
— Мама, тебе нравится пугать своих внучек? Лучше напомни им, что все мы — во всяком случае, посвящённые — умирали как минимум по два раза. И ничего, живы, как видишь. Забыла?
— Чёрт меня дёрнул выйти за некроманта! — сердито шипит Мирабель и вскакивает. — Да будьте вы все…
Из неё снопом сыплются искры. Отработанным движением дон изолирует супругу от окружающих защитной сферой. Сиреневой.
— Сегодня в тон платью, дорогая, — учтиво говорит. — Под цвет глаз тебе в прошлый раз не совсем понравилась.
Мирабель, подхватив широкие юбки колоколом, с гордо поднятой головой покидает лужайку. Пинает на ходу забытый кем-то мяч. Напоследок оборачивается.
— Зайди проститься перед отъездом, — говорит чопорно. — Благословлю.
И удаляется. Через несколько секунд ветер доносит хлопок лопнувшего пузыря защиты.
— Впечатляет, — задумчиво повторяет дон. — А ведь была ещё третья инициация, не так ли, сын мой?
— Была, — коротко отвечает сын. ГЛАВА кивает.
— Третья ступень и в таких условиях… Позвать, конечно, было некому? Горжусь тобой, мой мальчик.
— Ни-ик, — шёпотом тянет Машка. — А как же мы?
Он усаживается между ними, обнимает.