Сошествие тьмы
Шрифт:
Обернувшись, Джек увидел, как Карвер Хэмптон опускает занавеску на стеклянную дверь. Крупными белыми буквами по темному фону было написано лишь одно слово: "ЗАКРЫТО".
Через секунду в магазине погас свет. Снега на тротуаре заметно прибавилось, и он все еще падал, быстро и часто. И небо потемнело и помрачнело, стало более унылым, чем двадцать минут назад, когда он вошел в магазин "Рада".
Аккуратно ступая по скользкому тротуару, Джек направился к патрульной машине, ожидавшей его неподалеку. Из ее выхлопной трубы поднимался белый дымок. Джек сделал всего три шага, когда его остановил резкий звук, совсем неуместный здесь, на заснеженной улице: где-то рядом пронзительно звонил телефон. Джек посмотрел налево, потом направо и почти на углу улицы, метрах в десяти от патрульной машины, увидел таксофон. В необычной для города тишине, которую принес с собой снег, звук был таким громким, что казалось, он рождается прямо из воздуха возле уха Джека.
Он внимательно посмотрел на таксофон. Это не была телефонная будка — в наши дни их не так-то много, настоящих телефонных будок с дверью, создающих при разговоре иллюзию хоть какой-то уединенности. Телефонная корпорация утверждает, что строить их дорого. Обыкновенный телефонный аппарат был закреплен на столбике и огорожен с трех сторон прозрачными панелями — Джеку не раз доводилось проходить мимо уличных телефонов в тот момент, когда они звонили, а поблизости никого не было. Обычно он даже не оглядывался на аппараты. Ему и в голову не приходило подойти, снять трубку и выяснить, кто звонит. Его это не касалось. И на этот раз звонили не ему.
Хотя... все же... сейчас... что-то было не так... Звонок завораживал, притягивал его, обволакивал с ног до головы.
Звонок...
Звонок...
Настойчивый...
Требовательный...
Гипнотизирующий...
Звонок.
И вообще все вокруг него как-то изменилось, стало беспокойным.
Реальными оставались только телефон, ведущая к нему узкая дорожка тротуара и сам Джек. Остальное сгинуло в дымке, возникшей ниоткуда. Дома растворились на глазах, как на киноленте, где одна картинка быстро сменяет другую.
Несколько машин, медленно и как бы неохотно двигавшихся по заснеженной улице, стали вдруг... испаряться. На их месте возник туман, напоминающий залитый светом, но остающийся без изображения экран в кинотеатре. Редкие прохожие, боровшиеся с напором ветра, тоже куда-то подевались. Остался только Джек. И узкая тропка к телефону.
И сам телефон.
Звонок.
Его влекло туда.
Еще звонок.
Его тянуло к таксофону.
Джек усилил сопротивление.
Снова звонок...
И он понял, что сделал шаг! К таксофону!
Еще один.
Третий шаг...
Джеку казалось, что он не идет, а плывет.
Звонок...
Он двигался как во сне... Или как в лихорадке...
Еще шаг.
Джек попытался остановиться. Ничего не вышло.
Он попробовал повернуть в сторону патрульной машины.
Не смог.
Сердце у него бешено застучало.
Он был как в тумане, потерял всякую ориентацию.
Спина его, несмотря на холод, была мокрая.
Наплывы телефонных трелей действовали так же завораживающе, как и ритмичное покачивание карманных часов в руках гипнотизера. Этот звук увлекал Джека вперед так же, как в древности пение сирен толкало незадачливых мореплавателей к смерти, на рифы.
Джек знал, что звонят ему, не понимая, как он понял это.
Телефон был рядом, и Джек снял трубку:
— Алло?
— Детектив Доусон! Рад, что наконец-то представилась возможность побеседовать с вами. Мой дорогой. нам уже давно нужно было поговорить.
Голос низкий, хотя и не бас, и очень интеллигентный. Судя по произношению, смесь хорошо отработанного британского и элементов, характерных для жителей Карибского бассейна. Так мог говорить человек, прибывший оттуда.
— Лавелль?
— Господи, ну кто же еще?!
— Но как вы узнали, что...
— ...что вы были в этом районе? Дорогой друг, я, в некотором роде, веду за вами наблюдение.
— Вы здесь? На этой улице?
— Нет, я далеко. Мне не нравится Гарлем.
— Я бы хотел побеседовать с вами, — сказал Джек.
— А мы и так беседуем, не правда ли?
— Я имею в виду — с глазу на глаз.
— О, не думаю, что есть такая необходимость.
— Я не стану вас арестовывать.
— А вы и не смогли бы. Против меня у вас нет никаких улик.
— Хорошо, тогда...
— Но вот задержать меня на пару дней под каким-нибудь предлогом вы бы не отказались.
— Не отказался бы.
— А меня это абсолютно не устраивает. Предстоит очень много работы.
— Даю слово, что пригласим вас в управление буквально на пару часов, только для того, чтобы задать ряд вопросов.
— Вы в этом уверены?
— Можете верить моему слову. Просто так я ничего не обещаю.
— Как ни странно, но я склонен этому верить.
— Тогда почему не прийти в полицию, не ответить на несколько вопросов, чтобы освободить себя от всяких подозрений?
— Видите ли, не могу освободить себя от подозрений, потому что я виновен. — Лавелль засмеялся.
— Вы хотите сказать, что связаны с этой серией убийств?
— Конечно. Разве не в этом вас пытается убедить каждый встречный?
— Значит, вы звоните, чтобы признаться?
Теперь Лавелль хохотал в голос.
Потом успокоился и сказал:
— Я звоню, чтобы дать вам один совет.
— Я слушаю.
— Ведите это дело так, как вела бы его полиция на моей родине, на Гаити.
— Как это?
— Они не стали бы связываться с Бокором, который обладает такой силой, как я.
— Да?
— Они просто не осмелились бы.
— Но это Нью-Йорк, а не Гаити. Нас не учат бояться колдовства, в полицейской академии нас учат другому.
Джек продолжал говорить спокойным голосом, хотя сердце у него так и рвалось из груди.
Лавелль добавил:
— К тому же на Гаити полиция не захотела бы разбираться с Бокором, если бы его жертвами были подонки вроде Карамацца. Не считайте меня убийцей, лейтенант. Смотрите на меня как на чистильщика, оказывающего ценные услуги обществу, избавляя его от опасных элементов. Именно так к этому отнеслись бы на Гаити.