Спальня светской женщины
Шрифт:
Въ 4-мъ ряду креселъ стояли два молодые человка почти одинаковыхъ лтъ: одинъ статскій, другой военный. Темные волосы, небрежно завитые природой, упадали на большой и открытый лобъ статскаго; лицо его, нсколько продолговатое, еще сохраняло рдкій и плнительный цвтъ нетраченной жизни: оно то вспыхивало яркимъ румянцемъ, то пскрывалось рзкою блдностью. Черные глаза его сверкали, какъ тонкіе лучи звздъ въ морозную ночь. Они то съ волненіемъ устремлялись на незанятуіо ложу въ 1-мъ ярус, возл царской, то вопросительно обращались къ военному. Военный былъ адъютантъ, стройный и тонкій, блдный до изнеможенія, съ тонкими заманчивыми глазами, съ беззаботнымъ видомъ свтскаго человка.
Музыка загремла. Черезъ нсколько минутъ дверь ложи, на которую
— Это она! она! — произнесъ статскій, не стараясь скрытъ своего восторга, дергая адъютанта за его матовый аксельбантъ и не сводя съ нея глазъ.
— По твоему восторженному описанію я тотчасъ узналъ ее. Я не ошибся въ твоемъ вкус. Княгиня Гранатская блещетъ въ кругу петербургскихъ красавицъ, будто луна въ толп звздъ, по выраженію поэта!.. Посл театра ты у меня — и мы на раздоль поговоримъ объ ней…
— Ея мужъ живъ? — произнесъ юноша, съ примтно измнившимся лицомъ…
Въ эту минуту занавсъ поднялся, и два друга разстались. Громскій не усплъ получить отвта.
Если бы на другой день вы вздумали спросить у нсго, что представляли на сцен? Драму, комедію, водевиль или балетъ? Въ русскомъ или во французскомъ театр былъ онъ? — Викторъ врно не могъ бы удовлетворить вашего любопытства. Онъ ни разу не взглянулъ на сцену; онъ не думалъ ни о сохраненіи приличія, ни о томъ, что нкоторые, посматривая на него, коварно улыбались, что другія просто смотрли на него съ полупрезрительною гримасою, какъ на чудака. Онъ не воображалъ, что на другое утро будетъ продметомъ разговора, игрушкою свтскаго пусторчія… И что ему было до свта? Его свтъ, его рай, его жизнь заключались въ ней одной. Она была передъ его очами — и онъ ничего не видалъ, кром ея… Онъ пилъ ея взоры, онъ слдилъ ея движенія, онъ хотлъ уловить въ измненіяхъ лица ея душу. Но она вся казалась ему душою.
Пылающія очи юноши, небрежныя волны его кудрей, дикое вдохновеніе, оснявшее чело его, неизысканная, можетъ быть, слишкомъ простая одежда — все заставило княгиню обратить на него небольшое вниманіе… Она навела на него лорнетъ… Съ перваго взгляда онъ показался ей чрезвычайно страннымъ. Эта странность задла ея любопытство, а говорятъ, будто бы женщины любятъ все, что выходитъ изъ ряду обыкновеннаго… И княгиня, желая вполн удовлетворить эту слабость, — общую всмъ женщинамъ, начиная съ ихъ прабабушки Евы, — начала внимательно разсматривать Громскаго.
Посл такого созерцанія она задумчиво обратилась въ сторону; она угадала состояніе души молодого человка, и сквозь эту задумчивоеть можно было провидть самодовольство женщины, привыкшей побждать, потому что страстныя уста ея пошевелились улыбкою.
При разъзд, когда она садилась въ карету, ея взоръ нечаянно встртился со взоромъ молодого человка. Онъ стоялъ будто окаменлый въ толп со сложенными руками, слдя шаги ея; она сла въ карету… Кони двинулись… И она два раза выглянула изъ окна, чтобы посмотрть на него.
Цлый вечеръ она была необыкновенно разсянна. — Это передала намъ раздвавшая ее горничная.
Когда посл театра Громскій, по приглашенію своего друга, явился къ нему, графъ съ необыкновеннымъ участіемъ бросился къ нему навстрчу.
— Я тебя искалъ везд посл окончанья спектакля, — говорилъ онъ, — обгалъ вс коридоры и не могъ найти. Мы вмст дохали
Кабинетъ графа красовался умышленно поэтическимъ безпорядкомъ. Вы сказали бы съ перваго взгляда, что это роскошное святилище поэта или заманчивая мастерская художника. Тамъ и сямъ на столахъ съ привлекательною небрежностью были разбросаны новйшія книги, журналы, эстампы; въ углу стояли: станокъ художника, зрительная труба; вс стны были увшаны снимками съ картинъ Рафаэля, Доминикино, Корреджіо, Мюрилло, въ богатыхъ золотыхъ рамахъ; въ амбразур оконъ висли портреты великихъ поэтовъ и замчательныхъ современниковъ на политическомъ поприщ. На доск мраморнаго камина стояли небольшіе бюсты: Петра Великаго, Екатерины, Наполеона, Говарда, Вольтера, Ньютона. Яркое освщеніе прихотливо играло на вычурныхъ бездлкахъ бронзы. Но, разсмотрвъ эту комнату, вы приняли бы ее за выставку вещей, продающихся съ публичнаго торга и соблазнительно разставленныхъ для глазъ покупателей.
Графъ посадилъ своого друга на широкій диванъ, который, вроятно, созданъ былъ для лежанья, и, придвинувъ къ дивану огромныя кресла, спинка которыхъ упадала назадъ, позвонилъ и разлегся въ нихъ.
— Чаю и трубокъ! — сказалъ онъ вошедшему человку. Чай и трубки были принесены.
Викторъ отбросилъ свою трубку и устремилъ нетерпливыя очи на Врскаго…
— Не правда ли, Александръ, — произнесъ онъ, — ты сдержишь свое общаніе и разскажешь мн о ней…
— Ого! Княгиня видно не на шутку защемила твое сердце… Въ самомъ дл она чудесная женщина! Она создана быть идеаломъ поэта: ея образованность, ловкость, тонкое познаніе незамтныхъ оттнковъ свтскости, пламенная душа, огненное воображеніе…
— А ея мужъ? — перебилъ влюбленный.
— Минута терпнія!.. Я передамъ теб хронологичсски короткую исторію этой женщины, короткую потому, что ей только 23 года.
Громскій придвинулся къ кресламъ графа, и послдній началъ разсказъ свой почти въ слдующихъ словахъ:.
"Генералъ адъютантъ Всеславскій имлъ одну дочь. Эту дочь звали — Лидіей. Говорятъ, малютка была такъ нжна и очаровательна, какъ мысль ангела. Ея голубые глазки, ея блокурая головка, разсыпавшаяся локонами, ея поразительная близна и легкій розовый оттнокъ на щечкахъ — все давало ей право, безъ всякаго ходатайства, быть включенною въ число прелестныхъ малютокъ. Она была неоцнимый брилліантъ. Мать ея, женщина съ необыкновеннымъ умомъ и съ утонченнымъ образованіемъ, любила ее до изступленія. Генералъ не могъ на нее наглядться… Наступилъ 1812 годъ. Наполеонъ шелъ на Россію. Россія приготовляла гостю кровавое пиршество. Незабвенный Барклай очищалъ ему дорогу и заводилъ его въ самое сердце Россіи. Москва пустла, чтобы дать полный раздолъ несмтнымъ полчищамъ исполина. Генералу назначенъ былъ важный постъ въ арміи. Онъ простился съ женою, прижалъ къ сердцу 4-хлтнюю Лидію и слъ на коня… Лидія съ каждымъ днемъ становилась миле, съ каждымъ днемъ проявляла удивительныя способности, необыкновенную смтливость для своихъ лтъ… Генералъ, возвратившійся изъ похода, съ грудью, увшанною орденами, ушпиленною звздами, съ одной ногой и съ двумя костылями, былъ въ восхищеніи отъ своей дочери… Время шло. Событіе за событіемъ совершалось. Уже русскіе успли прогуляться въ Парижъ и съ запасомъ французскихъ фразъ воротиться домой. Въ исход 1819 года генералъ скончался. День 5-го мая 1821 года палъ въ океанъ вчности — и Бурбоны вздохнули свободно на трон…
"Въ исход этого мсяца Всеславская ухала въ чужіе края, вмст съ 14-лтнею своею дочерью, которая уже ршительно поражала остротою ума, красотою и ловкостью.
"Четыре года провели он въ Париж: три года Лидія никуда не вызжала, эти три года были посвящены ея образованію; на четвертый яркая русская звзда блеснула на горизонт парижскихъ обществъ, ослпляя взоры самыхъ взыскательныхъ парижанъ. Ея нравственное образованіе было кончено, начиналось образованіе свтское. Въ 1825 году он возвратились въ Петербургъ.