Спроси свою совесть
Шрифт:
— Ну, всё начальство, как всегда, на трибуну полезло. Теперь этот, наверно, часа на полтора развезёт, — шепнул Женька Сергееву.
Шум в зале постепенно стихал. Владимир Кириллович стоял молча, то ли выжидая наступления полной тишины, то ли собираясь с мыслями.
— Слово предоставляется Владимиру Кирилловичу! — запоздало объявила Ира, и все заулыбались. Улыбнулся и Владимир Кириллович, но тут же его лицо стало сосредоточенным и строгим.
— Я не собирался сегодня выступать, — наконец начал он, — но боюсь, что от предыдущего доклада у вас неумышленно может создаться ложное представление.
Заинтересованный шумок пробежал по залу, и снова всё стихло. А Владимир Кириллович продолжал:
— Александр
Завуч нахмурился и предупреждающе стукнул несколько раз карандашом по столу. Владимир Кириллович посмотрел на него и спокойно продолжал:
— Нет, ребята! Верно одно: цель у нас прекрасна и дорога ясна. Но ясна не в понятии безоблачного неба, а в том, что никаким другим путём мы не пойдём!
Порою на этой дороге вам встретятся ухабы и ямы — бюрократизм, косность, пережитки прошлого. Большие трудности предстоят вам впереди, не раз кое-кто попытается сманить вас с этого пути, обещая более легкую, кривую дорожку. Но горе тому, кто свернёт в сторону: он неминуемо окажется в болоте!
Владимир Кириллович остановился. Напряжённая тишина царила в зале. Даже вечный скептик Женька Курочкин слушал внимательно: впервые за всё время пребывания в школе, насколько он помнил, с ними говорили вот так, по-взрослому. До этого на всех собраниях, во всех беседах в классе им твердили одно: вы самые счастливые, для вас уже всё сделано.
«А смелый дядька!» — с невольным уважением подумал Женька, видя, как сумрачно нахмурился за столом президиума завуч.
— А теперь мне хотелось бы несколько дополнить ответ Александра Матвеевича Курочкину. Видите ли, Курочкин, для того, чтобы перед вами открылись двери того или иного института, необходимо иметь только один ключик: способности, призвание. Одного только желания для выбора той или иной профессии мало!.. Мне бы вот, например, хотелось быть оперным певцом, а голосишко не позволяет. Так что же, прикажете и мне оскорбляться и кричать, что для меня закрыты все двери?
Выждав, когда затихнет смех в зале, Владимир Кириллович продолжал:
— А способность в нашей стране всегда дорогу себе пробьёт, это истина, которая, я думаю, в особых доказательствах не нуждается. Вы помните формулу социализма: от каждого по способностям…
— Каждому по труду! — хором закончили ребята.
— Так вот, от каждого по способностям — это положение останется и при коммунизме. Теперь в отношении поступления в институт. Вы мечтаете жить только по одному закону — «хочу», забывая, что на это «хочу» всегда должна быть уздечка — «нужно», для общества, для государства. А что нужно сейчас? Вы знаете, что техника на производстве в нашей стране шагнула так далеко вперёд, что теперь у станков нам нужны образованные, высококвалифицированные кадры. Пришло время, когда образование в объёме пяти-семи классов стало для рабочего недостаточным, а будет время — у станков встанут люди с дипломами инженеров. Хотите вы этого, Курочкин, или не хотите, а это будет, потому что это нужно! Но это не значит, что перед вами захлопнулись двери институтов. Если вы действительно обладаете большими, я даже не говорю выдающимися, способностями, вас обязательно примут в институт. Кроме того, вы можете одновременно и работать и учиться заочно. Сотни ваших товарищей именно так и поступают. Впрочем, здесь присутствуют ваши товарищи с производства, я надеюсь, что в своих выступлениях они вам об этом расскажут. О двух ваших бывших учениках мне трудно судить — я их не знаю. Не исключена возможность, что тут допущена ошибка — кто гарантирован от них? А может быть, и недобросовестность членов приёмной комиссии, бывает, к сожалению, и так. Кстати, я слышал ваш анекдот.
— Это не мой, а Аркадия Райкина! — с излишней поспешностью выкрикнул Женька.
— Не суть важно — важна суть! Среди обывателей распространено мнение, что основной ключ от институтских дверей — деньги. Ведь такова, кажется, суть вашего анекдота? Будем говорить прямо и честно: есть ещё у нас такие людишки, дающие и берущие, но не они определяют пути нашей жизни.
Владимир Кириллович кончил и под аплодисменты всего зала, немного сутулясь, направился к своему месту. На сей раз ребята хлопали от души.
— Дай-ка я скажу, — выскочил из-за стола бывший ученик школы Юрий Крылов и, не дожидаясь, когда Ира Саенко предоставит ему слово, пошёл за кафедру.
— Правильно и здорово говорил Владимир Кириллович. Нужно! — вот что должно стать для нас законом. В первые годы пятилетки Родина сказала: «Нужно!», и тысячи комсомольцев — а ведь у каждого из них было своё «хочу» — направились на Магнитку или строить Комсомольск. А во время войны? «Нужно!» — и комсомольцы взяли оружие в свои руки. Вот так и мы. Родина сказала: «Нужно!», и мы пошли на производство, к станкам! И я нисколько об этом не жалею! — повысил голос Крылов. — Да, не жалею! Конечно, есть всякие хлюпики, вроде этого Курочкина, — кивнул он в сторону Женьки. («Прошу без оскорбления личности», — вскочив, крикнул Женька, но Крылов невозмутимо продолжал). — Видели мы не раз таких. Встретится такой, нос кверху загнет, мимо пройдёт да ещё пренебрежительно скажет: «Плебей!» А не думает этот сопливый аристократ, что модные брючки на нём, материал для стильного пиджачка, резина для микропорок, да всё, всё — сделано руками рабочих. И я горжусь, что я рабочий! Горжусь! Конечно, и я мечтаю окончить институт и обязательно окончу, но с производства никуда не уйду!
— Вот с этого бы и начинал! — снова выкрикнул Женька Курочкин. — А то наговорил тут красивых слов и громких фраз из газет!
Дослушать Владимиру Кирилловичу не удалось. Из-за стола президиума бочком выбрался завуч и, неслышно ступая, направился к двери. Проходя мимо, он коротко бросил:
— Зайдите в учительскую.
— После собрания?
— Нет, сейчас.
Скрепя сердце, Владимир Кириллович поднялся и пошёл за ним. Уже у самой двери, оглянувшись, он встретился с тревожным взглядом Ирины и с беспокойством подумал: «Не наломали бы они дров без меня!»
В учительской завуч швырнул на стол карандаш, который он так и держал в руке, раздражённо прошёлся раза два из угла в угол и остановился.
— Эт-то что такое? — визгливо заговорил он, дёргая своей приплюснутой головкой. — Как вы осмелились подрывать мой авторитет перед учениками!
— Не понимаю, о каком подрыве авторитета идёт речь, — сдерживаясь, спокойно ответил Владимир Кириллович. — просто я считаю, что ваш доклад был несколько односторонним, и мне пришлось его дополнить.
— Не понимаете? А то, что вы допустили серьёзную политическую ошибку, это вы понимаете?
— Если говорить о политической ошибке, — всё так же спокойно возразил Владимир Кириллович, — то, на мои взгляд, её допустили вы, а не я.
— Это в чём же, разрешите вас спросить? — завуч скрестил руки на груди, ещё дальше выдернул шею из воротника и принял неприступный вид.
— А в том, — уже зажигаясь, сказал Владимир Кириллович, — что пропагандировать легкую, бездумную жизнь — это значит воспитывать безвольных нахлебников, приучать их к мысли, что для них всё уже сделано, а они могут приходить на всё готовенькое и брать, только брать, ничего не давая. Что у них останется от ваших бесед, когда они встретятся с первыми серьёзными трудностями в жизни? Или вы всерьёз думаете, что они никогда их не встретят?