Стадион
Шрифт:
— Мне нечего рассказывать, Тибор. Что ты хочешь знать?
— Расскажи о твоей жизни в Америке, обо всем…
— А я хочу говорить только о тебе. В Америку я не вернусь. Да, не вернусь, хоть бы мне пришлось за это сесть в тюрьму. Тут я по крайней мере буду знать, на сколько лет меня посадили, а там хуже, чем в тюрьме, и не знаешь, сколько времени это будет продолжаться.
— Это будет продолжаться, пока ты сможешь ставить рекорды.
— Знаю. Видела там спортсменов, вышедших в тираж. Как выжатые лимоны, голодные, несчастные, без работы! Нет, я туда не вернусь.
И вдруг она вспомнила о своем участии в махинациях Шиллинга, запнулась и покраснела.
— Ты что, дорогая?
— Нет, ничего. Мелочь… Ты очень скучал обо мне?
Безумно! Я просто не знал, что делать там, на перроне.
— Я тоже скучала… очень скучала.
Они украдкой поцеловались. Через холл, не заметив их, прошел Шандор Керекеш.
— Пойдем ко мне, — сказал Тибор, — тут даже поговорить не дадут.
— Идем.
Тибор жил в одном номере с Илоной, но сестры в комнате не было. Немного говорили они с Эрикой в первые минуты. Наконец девушка нежно отстранилась от любимого.
— Подожди, — сказала она, — нацеловаться мы еще успеем. Я должна сказать тебе что–то очень важное, но ты поклянись, что не выдашь меня.
Тибор, дурачась, встал на одно колено и поднял руку вверх:
— Клянусь!
— Нет, я не шучу, милый. Мне необходимо с тобой посоветоваться. Там, в холле, я не могла говорить — слишком много людей вокруг.
— Так ты еще никогда со мною не говорила.
— Это правда. Понимаешь, сейчас мне предстоит принять очень важное решение. Надо определить, как пойдет дальше моя жизнь. Иначе жить вообще невозможно. Решать я буду не сию минуту, но обязательно здесь, в Берлине. Ты мне поможешь?
— С радостью.
— Ну, так вот… Сначала одно небольшое, но очень важное предупреждение. Шиллинг привез на игры команду баскетболистов. Между прочим, большинство из них действительно студенты, а все остальные в нашей команде даже не очень хорошо представляют себе, что такое колледж. Но Шиллинг не совсем уверен в их победе и поэтому притащил с собою Джилькса.
— А это кто такой?
— В нашей команде он играет двойную роль. Он наверняка агент Федерального бюро расследования', но агент не умный, и все сразу его раскусили. А вторая его специальность–профессиональный костолом. Я все разузнала. Он прошел специальную тренировку и выводит самых опасных противников из строя так ловко, что никакой судья не может придраться. Я хочу, чтобы ты предупредил русских. Я ненавижу этот спорт, где все основано на мошенничестве. Я достаточно насмотрелась в богоспасаемой Америке. Хватит с меня.
— Что–то не очень я верю в это костоломство, — усомнился Тибор.
— Я тоже сначала не верила. Но если ты не предупредишь советскую команду, то во время встречи СССР и США будут жертвы. Шиллингу приказано выиграть любой ценой. Он ни перед чем не остановится.
— А сами баскетболисты — они–то что будут смотреть?
— А что они могут поделать? Тренер заменил игрока, выпустил на поле костолома, тот сделал свое дело — и все, можно продолжать матч. Это не спорт, а убийство.
— Как я тебя люблю! — порывисто обнял Эрику Тибор.
— Подожди. Я должна договорить, пока нам не помешали. У меня в Америке есть подруга — массажистка Лора Майклоу. Сейчас она тяжело больна, ей давали слишком много допинга… Я хочу рассказать о ней… Я должна сделать так, чтобы о судьбе Майклоу узнали все спортсмены мира. Более того, я ей поклялась сделать это. Ты мне поможешь?
— Да, помогу. Ты хочешь написать статью в газету или выступить на большом митинге?
— На митинге? На стадионе?
— Да. Митинг будет после окончания игр.
— Ну, о митинге мы с тобой еще поговорим. Я точно знаю, его хотят сорвать. Тут уже не Шиллинг будет управлять этим. Шиллинг слишком мелкая сошка для такого дела. В этом заинтересован сам генерал Стенли. Это мне точно известно, — Эрика запнулась.
О намерении сорвать митинг ей рассказала Берта Лох Нестерпимо думать о ней, сидя рядом с Тибором и глядя на его руку с выжженными буквами.
— Они просили писателя Шартена сказать речь, и тот согласился. Он будет расхваливать американцев, а потом даст сигнал, и молодцы из «Тевтона» сорвут митинг. У них уже заранее разработан план действий. Я не уверена, что успею выступить и рассказать про Лору Майклоу.
— Может быть, не стоит? — спросил Тибор. — Ты же знаешь, как это для тебя опасно.
— Знаю. Но больше молчать не могу. Не могу! Спорт для меня всегда был святыней, а теперь стал грязной сделкой. Иногда я сама себе становлюсь противной, а так хочется быть честной и чистой, выходить на старт с незапятнанной совестью…
Тибор ласково обнял девушку. Он так хорошо ее понимал и радовался, что у нее появились такие мысли, раздумье, появилось желание бороться, а не сидеть сложа руки.
— Да, — сказал он, подумав, — что касается попытки сорвать митинг, то тут все ясно. Мы это предвидели и сумеем прибрать к рукам «тевтонов». Это первое. Во–вторых, на митинге тебе дадут слово — это я тебе твердо обещаю. Только хорошенько подумай перед тем, как говорить, потому что выступить надо коротко — три — пять минут, не более. Это не собрание, а митинг. Тут каждое слово должно разить, как пуля. Я могу пообещать, что тебе не помешают говорить… А вот третья новость для меня действительно неожиданна: неужели они так боятся русских?
— Кто же их не боится в Америке? Если бы сто газет год за годом кричали у тебя над ухом, что русские хотят стереть Америку с лица земли, ты тоже стал бы их бояться.
— Да, возможно. Но большей глупости и придумать нельзя.
— А в Америке не считают, что это глупости. Должна сознаться, что я не все еще понимаю, но эта газетная шумиха действует мне на нервы. Я туда больше никогда не вернусь.
— Я тебя никуда не пущу. Ты поедешь в Будапешт, и мы поженимся. Никто не властен запретить тебе выйти замуж.
— Так оно и должно быть. Хотя, откровенно говоря, я не очень верю в свое счастье, но бороться за него буду, И мы будем, непременно будем счастливы. Правда?
— Правда.
— Наверное?
— Наверное.
Они еще раз поцеловались.
— Знаешь, — опомнившись, сказала Эрика, — когда ты рядом, я не боюсь ничего на свете. Так жить, как я жила до сих пор, нельзя. Генерал Стенли приказал затмить нашими спортивными успехами все остальные страны. Когда я слышу такие приказы, я выхожу из себя. Я хочу соревноваться, хочу честно побеждать… Кстати, Нина Сокол тут? Мне придется встретиться с нею. Имей в виду, Тибор, первенства я не отдам, но соревнование будет честным.