Стадион
Шрифт:
— Нет, кажется, могу.
Лицо Тома Гаркнеса стало вдруг серьезным и задумчивым. Напускная веселость и шутовство разом слетели с него — перед Эрикой стоял простой и приветливый парень, чутко понимающий, что делается в душе девушки.
— Если удастся припомнить, обязательно запишу. Могу вас уверить — рано или поздно это случится. Между прочим, где вы будете встречать Новый год? Неужели тут, на «Черном Драконе»?
— Где же еще?
— Об этом мы подумаем, — ответил Том. — Может быть, даже и здесь что–нибудь устроим, но только по–своему. Вы все–таки у нас, в Америке, гостья,
Он залпом проглотил большую чашку тошнотворно сладкого сиропа и встал из–за стола.
— Час на отдых, а потом все на поле! — громко объявил он.
— Может быть, вы за этот час вспомните, — отважилась сказать Эрика.
Том Гаркнес взглянул на нее с высоты своего двухметрового роста и увидел только ее макушку.
— Обязательно вспомню, если не сегодня, то завтра, — пообещал он, отходя от стола.
Эрика разглядывала своих новых знакомых, и все они казались ей на редкость славными и симпатичными. Тот молодой человек, что сидит на другой стороне стола и доедает джем, должно быть, Джон Хивисайд, один из лучших спринтеров, бегунов на короткие дистанции. У него приятное, открытое лицо и ослепительная улыбка. Да и вообще почему–то у всех американских спортсменов почти одинаковая широкая улыбка, напоминающая берлинскую рекламу зубной пасты «Хлородонт».
В сердце Эрики пела радость. Наверное, Тибор Сабо приезжал в Швецию, — это мог быть он, только он, ведь никому другому в голову не придет расспрашивать об Эрике Штальберг. Значит, за эти долгие месяцы ничего не изменилось, не забылась любовь, не завяло чувство. Он так же, как и Эрика, ждет свиданья и в бессонные ночи думает о любимой, томясь и не зная, когда придет счастливая минута.
Впрочем, чему же радоваться? Ведь у них нет никаких шансов на встречу. Когда–то говорили о международных студенческих играх, но теперь эти разговоры давно прекратились. Чему же радоваться?
А на сердце все–таки стало светло, потому что появился проблеск надежды. Ведь вот ездят же эти юноши и девушки по всему свету, так почему же Эрике не может улыбнуться счастье? Нет, она еще будет счастлива, надо верить в это. Иначе и жить не стоит.
Эрика переоделась, отдохнула и вышла на тренировку в прекрасном настроении. Приближался Новый год, а морозов еще не было, и никто даже не вспоминал о них. Да и бывают ли они в Нью–Йорке? Погода совсем осенняя, иногда дождливая, и не скажешь, что это зима.
Эрика поглядела в сторону баскетбольной площадки и увидела Тома Гаркнеса. Вместе со своими товарищами, такого же роста, как и он, Том увлеченно работал с мячом. В глазах девушки появилась нежность, словно от Тома Гаркнеса к Тибору Сабо протянулась невидимая ниточка. Славный человек этот Том Гаркнес.
На поле вышел Шиллинг. Он позвал Эрику, и началась обычная приятная работа. Эрику не покидало радостное настроение. Скрыть его было невозможно, радость искрилась в каждом взгляде девушки, в каждом ее движении. В тот день ей отлично все удавалось.
«Если бы она в таком настроении хоть раз вышла на соревнование, новый мировой рекорд был бы обеспечен, — думал тренер. — Любопытно знать, что с ней происходит. Неужели она успела влюбиться
Шиллинг стал внимательно следить за Эрикой и уловил несколько взглядов, брошенных в сторону баскетбольной команды.
«Отлично, отлично! — повторял он про себя. — Со временем мы все это узнаем. Отлично!»
Довольный успехами Эрики, Шиллинг закончил тренировку и на прощанье даже похвалил девушку, что случалось редко. Ему казалось, будто он знает о своих воспитанниках решительно все, и, по его мнению, из всего, что с ними происходит, даже из влюбленности, нужно извлекать пользу. Ведь он им платит — значит, они целиком принадлежат ему.
Вечером в холле он увидел Эрику рядом с Томом Гаркнесом и чуть поморщился: по его мнению, это был неудачный выбор. Том Гаркнес — лучший баскетболист среди студенческих команд, и это позволяет ему держаться с Артуром Шиллингом довольно независимо. Будет крайне неприятно, если Эрика подпадет под его влияние. Впрочем, незачем забегать вперед — девушка выглядит такой счастливой, что, наверное, не подведет на любых соревнованиях.
А Эрика даже не заметила появления тренера в холле. Вместе с Томом Гаркнесом и Джоном Хивисайдом она увлеченно обсуждала план новогоднего вечера. Ведь это не обычный праздник, а Новый год, его празднуют во всем мире. Это начало новых надежд, нового счастья, как же не отпраздновать его как следует?
— Значит, решено и подписано, — заявил Том, — встречаем Новый год в ресторане «Последний рекорд». Для вас, Эрика, это будет особенно интересно. Там соберутся все лучшие спортсмены Америки, вы посмотрите на них, а они на вас, и всем будет весело. Мы выпьем как следует, потанцуем, а потом вернемся сюда. Наших будет много, компания подберется большая. А утром позавтракаем вместе с Шиллингом, в этот день он над нами не властен. Мы свободны от всяких контрактов и договоров и праздновать будем так, чтоб небу стало жарко!
— Между прочим, Шиллинг бывает очень веселым в компании, — заметил Джон Хивисайд.
— Да, я слышал. Ну как, Эрика, согласны?
— Согласна, — весело ответила Эрика.
Почему–то ей казалось, что в том новом году все будет по–другому, гораздо счастливее и веселее, и даже встреча с Томом Гаркнесом казалась девушке символической. Теперь–то наверное все пойдет хорошо. И хочется, чтобы скорее наступил этот вечер, встреча нового — тысяча девятьсот пятьдесят второго года.
В холл медленно вплыла тяжелая, бесформенная туша миссис Шиллинг.
— По–моему, уважаемые господа, вам пора спать, — напомнила она монотонным голосом, словно читая молитву.
— Истинная правда, — весело откликнулся Гаркнес, — считайте, что мы уже спим, миссис Шиллинг.
На следующее утро Эрика несколько раз пытливо взглядывала на Тома, но он не отвечал на эти взгляды; быть может, он даже не понимал их значения. Ведь для него разговор о случайной встрече в Осло ровно ничего не значил. Если бы он только знал, как это было важно для Эрики!
Так прошло два дня, и наконец девушка не выдержала.