Стадион
Шрифт:
— Ну как, еще не начали работать ваши мозговые извилины? — притворно весело спросила она, выходя вместе с Томом на стадион после завтрака.
Гаркнес смутился. В самом деле, как он невнимателен? Так до сих пор и не вспомнил, кто передавал Эрике привет из Осло.
— Вообразите, нет еще, — смущенно ответил он, — просто не знаю, что случилось с моей головой. Быть может, у меня начинается модная болезнь — склероз? Но я вспомню, непременно вспомню.
И снова забыл о своем обещании, ибо мыслями всех спортсменов владела предстоящая встреча Нового года. Даже Эрика поддалась общему торжественному настроению, даже ее стал волновать вопрос,
— Пожалуй, напрасно вы надели такое красивое платье, идя в ресторан, — заметила Лора, когда Эрика была готова. — Правда, с вами идут славные молодые люди, поэтому будем надеяться, что платье уцелеет.
— Что это значит?
— О, ничего особенного! Но ведь там будут танцы.
Эрика больше ничего не смогла добиться от Лоры, но в душе ее зашевелилась тревога. Впрочем, скоро она успокоилась. Разве можно ждать чего–нибудь дурного от встречи Нового года?
— Боже мой, какая вы красотка! — -в один голос воскликнули Гаркнес и Хивисайд, входя в комнату. — Все уже собрались и ждут вас внизу. Идемте.
Из ресторана вернулись часов в шесть утра. Эрика сумела сберечь свое платье, и опасения Лоры Майклоу не оправдались, хотя танцы и в самом деле были сущим безумием. Эрика и не представляла себе, что можно так танцевать. Больше всего эти танцы походили на детскую игру «кута мала». Том Гаркнес оказался настоящим джентльменом — один раз он вытащил ее из такой кучи, а другой раз они вместе с Хивисайдом заслонили ее, так что она очутилась на самом дне. И все же было весело. Если таким будет весь новый год, о нем приятно будет вспомнить. Кроме того, год, наверное, окажется пьяным, ибо выпили они немало.
— Ну, Эрика, как вам понравилась американская встреча Нового года? — спросил Хивисайд, падая в кресло и чувствуя, как оно начинает колебаться под ним. — Кажется, я здорово пьян, — добавил он. — Так и должно быть. Пойду, сам знаю куда, и вернусь совершенно трезвым.
Встав с кресла, он пошел, неуверенно переступая ногами, но ни трезвый, ни пьяный больше в холл не вернулся.
Эрика и Гаркнес сидели в креслах возле низенького столика и устало глядели друг на друга. В холл то и дело входили спортсмены. В пансионате Шиллинга почти никто не ложился спать.
— Надо выпить еще по бокалу шампанского, — деловито сказал Том. — Я знаю, где оно стоит.
Он открыл шкаф, взял бутылку и бокалы, откупорил шампанское, стараясь не шуметь, чтобы не привлекать внимания миссис Шиллинг, и поставил перед Эрикой полный бокал.
— Я хочу выпить за ваши успехи в Америке, за ваше счастье, за мировой рекорд. Гип–гип — ура!
Эрика пригубила вино, Том выпил бокал до дна, потом зажмурил глаза и вдруг воскликнул:
— Есть!
— Что есть? — испугалась Эрика.
— Вспомнил! Все вспомнил! Извилины еще работают. Ура!
Эрика вдруг побледнела, и Том Гаркнес, глядя на нее, даже испугался. Может быть, он зря заговорил об этом?
— Кто передавал мне привет? — спросила Эрика.
— Немец. Рихард Баум. Немцы тоже выступали там вне конкурса. Я совсем забыл об этом. Славный парень.
Мы с ним подружились. Он–то и передавал вам1 привет. Но что с вами? Вы огорчены?
— Нет, нет, благодарю вас, — прошептала Эрика.
Перед ее глазами встала прозрачная берлинская ночь и долгая последняя прогулка через весь город. Рихард Баум славный. Он сумел сделать незабываемым ее прощанье с Берлином.
И в то же время Эрику охватило глубокое разочарование. Она так надеялась услышать имя Тибора Сабо. И все эти надежды оказались сущей нелепостью.
Мысли Эрики неожиданно вернулись к встрече Нового года в ресторане. Славный народ, эти американские спортсмены! Они умеют веселиться — может быть, немножко странно и непривычно, но все–таки веселиться как следует. Она, наверное, найдет себе немало подруг среди девушек, но кто может заменить ей Тибора Сабо?
— Выпейте еще, Эрика, — сказал Том, доливая в бокал сверкающее, искристое вино. — Знаете, Рихард Баум — очень хороший человек. Когда случается встретить парней из восточных стран, то всегда удивляешься — они совсем не такие, какими их изображают наши газеты. Черт возьми, тамошние газеты тоже пишут о нас такое, что только руками разводишь. Я собственными глазами читал. Выходит так, словно у нас сплошной капитализм, эксплуатация, безработица и тому подобные прелести, а у них будто бы все рабочие и крестьяне спят под общим одеялом, у них голод, холод, полное отсутствие ватерклозетов. Я уже убедился, что газетам верить нельзя. Надо сесть со славными парнями за стол и поговорить, а потом уже разбираться, где живется хорошо и где плохо. Ваше здоровье!
Он выпил вино, взглянул на Эрику и опять не понял выражения ее лица. Снова налив бокал, он продолжал:
— Мы подолгу разговаривали с этим Баумом. Толковый парень, архитектор. Сейчас строят новый стадион в Берлине. Вот было бы здорово, если бй? можно было собрать тысячу либо десять тысяч таких, как я или Хивисайд, и посадить за стол с такими, как этот Баум, только из разных стран. После такого разговора никто не смог бы и подумать о войне. Я плохо разбираюсь, кто хочет войны — русские или мы? Ясно одно: кто–то этого хочет, кому–то это выгодно. Так вот, если бы встретились такие парни, то ни одна живая душа на свете о войне и думать бы не посмела. Отец у меня фермер в штате Гонзас. Ферма большая, живет неплохо. Я учусь в колледже, воевать не собираюсь. Понятно вам? А Баум мне очень понравился…
— Все–таки будьте осторожнее, — заметила Эрика. — Шиллинг, если услышит, наверное, будет очень недоволен.
— Знаю. Но я же не ему, а вам говорю. Вам я верю, ведь не зря же Баум передал вам привет. А Шиллинга я не боюсь. Он будет дорожить мною еще года два, а когда выгонит, то уже ни бог, ни черт, никто на свете мне не поможет, Впрочем, вы, вероятно, правы. Надо идти спать.
— Подождите, — вдруг решилась Эрика. — Там, в Осло, вы не встречали в венгерской команде спортсмена по имени Тибор Сабо?
Гаркнес на мгновенье задумался. Он опьянел, и мысли его начинали путаться.
— Прыгает? — покрутив над головой вытянутым указательным пальцем, словно показывая недостижимую высоту, спросил он.
— Да.
— Видел. Он занял второе место. Прыгнул на два метра.
— Вы с ним разговаривали?
— Нет. А что, он тот самый, с кем я должен был поговорить?
— Да.
— Все ясно, — огорченно сказал Гаркнес, — если я когда–нибудь его встречу, непременно поговорю.
В холл снова вошла миссис Шиллинг.