Сталинка
Шрифт:
– Надеялся он, что власть изменится, - старуха погладила череп, вздохнула, - да так и не дождался.
– А чего в подполье-то сидел?
– Говорят же тебе, документов у него не было. Расстреляли бы, не глядя.
– И так как он жил - хуже смерти. Света белого не видел, - старуха опять погладила череп.
– А помер, куда мне его было деть? Сыны-то наши, его и мои значит, оба воевали. Пока до Берлина дошли да назад вернулись. Боялась им навредить. Вот и похоронила тайно, ночью. Две соседки помогали: солдатка, да вдова. Одна бы не осилила.
– А тут ты!
– Ну, ненароком я...
– Подъехали уже. Пошли, отмоешься. А то видок тот ещё! Ну и сам понимаешь, языком-то не чеши!
На следующий день к экскаватору с обеднишним узелком пришла жена. Язык чесался просто нестерпимо. Но даже если рассказать - не поверит. Поэтому только вздохнул и обижено отвернулся. И тут вспомнил, что эмблему-то серебряную голову с костями так и не отдал! Дома она осталась!
– Так я это, думал клад тут. Одну штуку нашёл. Дома она.
– И что?
– Да нет ничего больше. Вот и искал тут.
Построили эту пятиэтажку, экскаватор Димыча перегнали на другой объект. Но как-то утром проходил возле того самого дома и вдруг увидел старуху в длинной юбке и платке до глаз.
– Здравствуйте, не узнаёте?
– Здравствуй. Как же? Узнаю.
На вид она то ли ростом стала меньше, то ли ещё суше, но держалась по-прежнему прямо. Глянула на него исподлобья:
– С тех пор мниться мне, будто давит ему на тело великая тяжесть, а я...
– старуха подавила вздох, глухо выговорив: - помочь не могу.
– Отвернулась и пошла не простившись.
– Так я же не нарочно. Откуда мне было знать, что сваю прямо в то место забьют?
– догнал он её.
– Как бы знали наперёд - соломки бы подстелили. Грех твой невольный. Не вини себя.
– И пошла, более уж не оглядываясь. А он ещё немного постоял, будто что-то вспоминая, хлопнул себя по лбу. А ведь точно, именно в этот день и случилось ему выкопать тот самый череп! Вздохнул про себя, однако, правда, благими намерениями дорога в ад вымощена. Может, оно и лучше бы было, зарой он кости, как то велел бригадир?
Время шло. И Димыч постепенно превратился в Дмитрия Сергеевича. Как-то в пятницу вечером сидел по обыкновению возле телевизора, а тут как раз мода пошла, стали показывать передачи про всякие странности. И видит Дмитрий Сергеевич ту самую пятиэтажку, а камера ведёт по облезлому подъеду, по грязным, замусоренным ступеням, по стенам со всякими надписями.
– Ну, ты ж посмотри! Новенькая, чистенькая была! Всю загадили!
А по телевизору толстая неряшливая баба тем временем начинает вещать, как по ночам её в квартире призрак донимает.
– Господи, с чего это ты
– жена присела рядом, отчего диван жалобно пискнул и Дмитрий Сергеевич, из сочувствия к его тяжёлой ноше, встал.
– Погоди, погоди! Это же тот дом, где... э-э-э... где я чуть клад не нашёл! Ну, вспомнила?
– И кинулся рыться в ящике со своими рыбацкими принадлежностями. Единственное место в доме, куда не доставала рука жены.
– Да помню я, помню. Вроде пуговицу там какую-то старинную нашёл.
Эмблема так и лежала завёрнутая в тряпицу среди самодельных блёсен и мормышек. Дмитрий Сергеевич развернул тряпицу и обомлел. На почерневшем фоне четко, будто кисточкой выписали, был виден контур черепа и скрещенные кости.
"Чего ж это он никак меня в покое не оставит? Вот же привязался? Сначала в ковш экскаватора впёрся, потом из-за него чуть развод не получился, потом ночью морду его сынки считай, набили, потом жена его, ну та самая старуха... это же надо в одно время с ней оказаться возле этого дома, хоть до этого дня сто лет там не был! Теперь вот... по телевизору достаёт! Поеду к его супружнице, отдам эту штуковину, пусть отстанет!" - рассудил Дмитрий Сергеевич.
– Слушай, этим телевизионщикам просто нечего делать! Собирают всякую чушь! Пить этой тётке меньше надо, так и чёртики мерещиться не будут!
– Да не чёртики, к ней мужик по ночам приходит! Понимаешь?
– Понимаю, - хмыкнула жена.
В понедельник после работы Дмитрий Сергеевич направился в Черёмушки, в ту самую квартиру. Дверь открыла молодая женщина с ребёнком на руках.
– Здравствуйте, тут бабушка проживала?
– Бабушка уже год, как умерла. Теперь вот мы тут проживаем. А вы ей кто будите?
– Я... я... старый знакомый.
– ... Э... старый знакомый бабушки?
– Извините, спасибо.
– И кинулся вниз по ступеням.
И что теперь делать? Поехал к той самой пятиэтажке. Прикинул, где примерно находится та самая свая. Выходило как раз под той квартирой, в которой и тревожит женщину приведение. Дмитрий Сергеевич оглянулся по сторонам, крадучись подошёл к стене дома, нашёл палочку и стал рыть ямку. Вырыл узенькую щель поглубже, бросил туда эмблему, которую про себя окрестил серебряной головой, оглянулся по сторонам, один, никого кругом: "Забирай, свою вещь, да оставь меня в покое, Богом прошу, отвяжись!" - и пошёл, не оглядываясь, на автобусную остановку.
А вечером курил у форточки и думал, что не просто же так свалилась на его голову вся эта "беда"? И так и этак мороковал. Выгоды никакой. Чуть с женой не развёлся. А вот сыновья того мужика, чьи кости он своим экскаватором из-под тополя вывернул...
– Да, ну точно, точно, - сам не заметил, как вслух заговорил.
– Это чтобы дети отца похоронили по-людски. Ну а я-то тут причём? Он офицер белый... против советской власти значит. А я всё-таки партийный. Пока он в подполе сидел, его сыновья до Берлина дошли. Да...
– и сел на табуретку.