Сталинка
Шрифт:
– Это же так долго ждать?!
– Не так долго, как тебе сейчас кажется. Годы быстро летят. - Евдокия вздохнула, поправила выбившиеся из-под платка волосы: - Всё, хватит об этом. Вот и посмотрю, какой ты взрослый?
– Поднялась с ящика, отряхнула платье:
– У нас в Журавлёвке школа восьмилетка. Надо в Красноярск переезжать, таким было желание вашего отца.
– Мама, мы... мы, выходит, и Буденковы, и Корсаки одновременно?
– У каждого человека есть отцовская ветвь и материнская. И у вас как у всех. Вы мои дети, и значит, не исчез с земли след Корсака.
– Если Корсак воевал...
– Всё. Ночь на дворе. Давай мыть руки, а то в саже от картошки перемазались.
В лунном свете Евдокия присмотрелась к магазину. Всё в порядке, тень от висячего замка на месте. Подумала, что с переездом надо поспешить, сыновья должны учиться дальше. Там, на окраине Красноярска, на берегу звенящей колокольчиком речки Панюковки, она присмотрела дом. Панюковка - потому что весной, когда с окрестных сопок сходит снег, талая вода превращала мелкий ручеёк в торопливый, шумный поток, ну сплошная паника. Рядом с домом большой огород. И школа рядом, и до родственников Константина недалеко. На автобусе можно доехать.
К бабушке Агафье в Корсаково Михаилу удалось приехать сразу после демобилизации. В форменном кителе и начищенных до зеркального блеска сапогах, то и дело, поправляя околыш форменной фуражки, чтоб звезда была точно посредине, поднялся на крыльцо её дома. Постучал, дверь из широких, плотно подогнанных досок бесшумно открылась. И он увидел крепкую черноволосую и черноглазую женщину. Совсем не такой представлял он свою бабушку. Она, молча, смерила его оценивающим взглядом.
– Я Михаил, ваш внук. Здравствуйте.
– Женщина продолжала молчать. И он пояснил: - Сын Евдокии Буденковой. Вот, отслужил и приехал вас навестить.
– У того, кто твоего деда повесил, такая же на шапке была.
– И указала скрюченным пальцем на звезду.
– Я же в армии служил, а то бандит был! Бандит!
– Ты его нашёл?
Нет, не такой представлялась ему встреча с бабушкой. И слова матери о её строгом нраве, оставались только словами. Бабушки они есть бабушки! Он знал некоторых, бывая у друзей ещё до армии. Но сейчас своей бабушке ему ответить было нечего. И он молчал. А она, ни сказав больше ни слова, вернулась в дом. Ничего другого не оставалось, как отложить разговор с ней на потом.
"Всё тайное когда-нибудь становиться явным, - думал Михаил, не солоно хлебавши, шагая от порога бабушки Агафьи.
– Когда-нибудь это когда?" - И строил наполеоновские планы. Откуда он мог знать, что пройдут годы и судьба, открыв двери в комнату с одной тайной, наложит печать на другие двери.
Встреча
Десятого августа тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года Евдокия перевезла сыновей в Красноярск. Так что не зря был куплен зонтик, тогда, в Артёмовске, на деньги от сбора ягод. Нужная в городе вещь!
В Красноярске работу найти не сложно. Всё-таки не таёжная деревня Журавлёвка! Только вот одного опасалась Евдокия - вдруг встретится человек, который узнает в Евдокии Буденковой Ольгу Логинову? Приезжали к родственникам ещё когда Костя жив был, и то Ивана Соловьёва встретила, вот тебе и большой город! Только ли поэтому, или привыкнув за многие годы скрываться и прятаться, подруг не заводила, в гости ни к кому не ходила, да и к себе не приглашала. Росли сыновья, проходила жизнь, и время с каждым днём ускоряло свой бег.
Обустроившись на новом месте, Евдокия долго не могла решиться съездить к тем домам, на строительстве которых работала, когда её арестовали. Душа замирала и скулила, убеждала и уговаривала не ходить по острым осколкам разбитого прошлого. Но ведь ходят люди на кладбище? Вот и она хочет увидеть... что? То место, где
Евдокия стояла возле нового двухэтажного кирпичного дома. Справа от него выстроились в ряд такие же новенькие близнецы. А слева кирпичи двухэтажек потемнели от времени и непогоды. Всё-таки двадцать лет стоят. Постарели дома, постарела она. Ольга закрыла глаза и услышала, как шлёпает бетон, который накладывают лопатами на носилки, а вот кирпичи привезли - разгружают, а вот... Она передёрнула плечами, будто почувствовала тот сорокаградусный мороз, или хотела отмахнуться от страшного видения. Грязный, измождённый человек в рваном женском полупальто, и странной бесформенной обувке, из которой торчали голые изъёденные язвами ноги, пришёл получать носилки. Тогда подумала, гангрена у старика. Голова обмотана обрывком старой женской шали. На улице мороз, а у него изо рта и пар-то почти не шёл. Она испугалась, что вот сейчас эти заживо гниющие ноги подломятся, и он умрёт прямо тут, перед ней. И указав, где взять носилки, протянула ветошь, которую выдавала для обтира масла крановщику.
Если бы она знала наперёд, что её ждёт, за этот моток тряпок? Во что обойдётся жалость к чужой боли! Даже если бы его распухшие ноги треснули на её глазах и вылезли бы из них кости, она бы не шевельнулась. Она бы даже глаз не отвела! Она бы... Евдокия задохнулась. Хватала воздух ртом и никак не могла успокоиться. А вокруг шелестели листвой молоденькие тополя, блестели чисто намытые стёкла окон. Всё. Больше она на это место ни ногой! В прошлое дороги нет!
– Евдокия? Здравствуйте!
Евдокия вздрогнула, хотела отвернуться и быстро уйти, но вдруг поняла: это голос не из прошлого. Её окликнули как Евдокию, а не Ольгу.
– Ой, думала, не слышите!
– напротив неё стояла Анастасия Петровна.
– В гости приехали?
– Здравствуйте, дом в Торгашино купили.
– А что ж в гости не приходите?
– Некогда. Огород, работа. Да и без Кости не очень хочу куда-нибудь ходить.
Анастасия слышала от Кузьминых о том, что Константин умер. И посочувствовала Евдокии:
– Я вот сначала внука Валерика похоронила, потом сына Петеньку, потом Ленушку - невестку. Благодарю Бога, внучка Танюшка есть. А... вот в этом доме...
– кивнула на первую в ряду двухэтажку, - все ещё были живы. Вон угловой балкон. А как Валерик помер, Петя жить тут не смог. Вот мы и переехали на Каменный квартал, по соседству с Кузьмиными. - Анастасия не в силах удержать слёзы, промокала их чистым мужским носовым платком: - Петин.
– Вы извините, мне пора. - Не находила Евдокия в себе сил на разговоры. Онемела душа от боли и молчания.
Анастасия кивнула:
– Вы не стесняйтесь, приходите в гости.
– И женщины разошлись в разные стороны.
На следующий день Танюшка уехала к своей сродной сестре Галине. Мать Галины, Надежда, после смерти Елены опекала племянницу. Да и с Галиной они были как родные, ещё и отчества совпадали, обе Петровны. Анастасия не волновалась - от Каменного квартала до ДК Первого Мая - одна трамвайная остановка. Молча, рассматривала семейные фотографии и думала, что в Красноярске родственники только со стороны умершей невестки Елены. Ну и самая дорогая кровиночка - внучка Танюшка. И хотя за долгие годы с родственниками Елены сжились и привыкли друг к другу, но и родной брат Иосиф, и другие её кровные родственники живут в Бийске. Так может уехать туда? Но мысль даже не задержалась в её голове. Здесь, в Красноярске могилы её сына и внука. Куда от них? Ведь и сама не молодая, случись что, она Татьяне уже и место показала рядом с могилкой сына, где её похоронить.