Сталкерша
Шрифт:
— Зачем ты это сделала? — спрашивает он, едва шевеля бескровными губами.
— Я не хотела. Это был несчастный случай, — бормочу я, забиваясь в угол.
— Нет! — ревет он, и ледяное дыхание задувает огонек. — Ты это сделала!
— Прости! Я не хотела тебе навредить. Я просто любила тебя и хотела взаимности.
— Не любила ты! — возражает темнота. Спина у меня мокрая от пота.
— Любила. Я бы тебя отпустила! — выкрикиваю я и тихо добавляю: — Но не успела.
Мне наконец удается достать из кармана таблетницу — мою последнюю надежду. Высыпаю на
Просыпаюсь оттого, что меня дико мутит. Поднимаюсь на ноги и пошатываюсь бреду в ванную. Мне плохо из-за того, что пережрала таблеток. Стараясь не смотреть на себя, откручиваю ржавый вентиль. От вонючей коричневой воды, что течет в умывальник, меня начинает тошнить — даже на корень языка надавливать не пришлось. Содержимое желудка смешивается со зловонной водой, а я чувствую нечто похоже на облегчение.
Надо бы разжиться генератором или мощным фонарем на случай блэкаутов. Разгибаюсь и показываю своему бледному и растерянному отражению язык. В какое же ничтожество я превратилась! Некогда уверенная в себе львица, трясусь, не зная, как дожить до утра.
Пускаю воду в шершавую, со сбитой кое-где эмалью ванну. Меня ждёт омовение в «шикарной» купальне, наполненной грязной, вонючей и чуть теплой водой. Ничего, я теперь небрезгливая, мне теперь все по фиг. Даже хорошо, что так плохо. Кто же еще накажет меня за содеянное, кроме меня самой? Я же так хорошо разбираюсь в эффективности мер и действий.
Скидываю насквозь пропитанную потом одежду и залезаю в воду. Вынуждена «полюбоваться» на свои искромсанные запястья — шрамы такие некрасивые, что приходится носить одежду с длинными рукавами, чтоб косо не смотрели.
Скашиваю взгляд в сторону. На раковине лежит пачка бритвенных лезвий «Спутник». Валялись здесь, и я зачем-то оставила, кода разгребала ванную. Беру крохотную коробочку и верчу в руках. Интересно, насколько они острые? Распаковываю одно — даже не поржавело. Любопытный расклад. Провожу самым краешком вдоль ключицы — неглубоко, я знаю, каким должен быть нажим. Из тонкого, как царапина пореза сразу начинает сочиться кровь, и красная «ниточка» бодро бежит за лезвием. Это не заигрывания со смертью, это маленькое наказание за то, что я сейчас сотворю.
Выбираюсь из воды, капая повсюду кровью, и заворачиваюсь в полотенце. Мне бы не сорваться… К чёрту эту «нормальность»! Сейчас совершенно точно сделаю то, что подтолкнёт меня к краю безумия.
Возвращаюсь в зал и стаскиваю с матраса простыню. Набираю его номер. Стираю. Набираю вновь и всё же звоню. Умоляю, чтоб проигнорировал звонок и вместе с тем молюсь, чтоб поскорее ответил.
— Да, — отвечает он со знакомыми интонациями, и кровь из пореза начинает сочиться интенсивнее.
— Ты можешь приехать? — спрашиваю без приветствия. Не потому, что самоуверенная
— Могу. Через полчаса буду. Ты в порядке?
— Нет, иначе бы не позвонила.
— Потерпи полчаса! Ничего не делай…, — просит он, будто зная меня. Конечно, знает. Мы так давно знакомы.
— Я дождусь, — шепчу и сбрасываю вызов.
Наспех латаю порез и надеваю лучшее, что у меня есть — светлое платье. Обычное такое летнее платье, которое почти ничего не оголяет.
Таблеток во мне нет, а это значит, что скоро снесёт. Мечусь по комнате как зверь в клетке. Жду, умоляя время поторопиться. Стук в дверь. Бегу со всех ног, но никак не могу дотянуться до дверной ручки.
Распахиваю дверь и почти набрасываюсь на него.
— Маша, всё хорошо? — спрашивает он, обнимая меня и захлопывая дверь ногой.
— Спасибо, что приехал. Ты прости меня за всё! Я так виновата.
— Мне не за что тебя прощать, — говорит он, и сквозь помехи я вижу Марка. Как же я хочу, чтоб он оставался сегодня собой.
Он отводит меня в комнату и усаживает на матрас. Обнимает и гладит по спине как перепуганного ребёнка.
— Что ты сказал жене, чтоб принестись сюда?
— Я был на работе. Так что лучше спроси, что я сказал начальнику, — пытается шутить Марк. — Ты отказалась делать Свете ногти. Почему?
— Чтоб больше никогда с тобой не встречаться. Даже случайно.
— Но я здесь.
Провожу кончиками пальцев по его лицу, пытаясь запомнить в мельчайших деталях. Марк улыбается успокаивающе и позволяет странной девице с безумным взглядом водить по себе пальцами.
— Потому что мне совсем скверно.
— Маш, у тебя кровь! — Он в ужасе смотрит на кровавое пятно, которое проступает на светлой ткани.
— Это ничего! Я уже обработала рану. Я в медицинском училась, я умею.
— Чем тебе помочь?
— Побудь со мной! Не могу сегодня быть одна, — бормочу, постоянно меняя тон. Звучу, как истинная сумасшедшая. Впрочем, почему «как»? Я она и есть.
— Не бойся, я с тобой! — Гладит меня по ещё не просохшим волосам и смотрит так сострадательно, что на душе становится и светло, и муторно.
Мы не сможем быть вместе, как бы мне этого ни хотелось. Он женат, а я сумасшедшая. С первым можно бороться, учитывая, как он бегает за мной. Хотя я уже научена, что чужое брать нельзя. Со вторым тяжелее — никогда не верила в чудеса психиатрии, считая ее крайне неточной наукой, а когда сама стала шизоидом, так и вовсе поняла, что починить больной разум невозможно.
Прижимаюсь к нему и зарываюсь носом в мягкую тёплую футболку. Хотя бы притворюсь минут на пять, что он мой и я нормальная.
— Спасибо, — благодарю я так отчаянно, словно он только что вытащил меня из петли.
— Что с тобой случилось?
— Тебе красивую версию или реальную?
— Расскажи всё как есть! — просит Марк, продолжая убаюкивать движениями и голосом.
— У меня параноидная шизофрения, и сейчас я типы в ремиссии, но она не сказать чтоб слишком устойчивая.
— Потому ты пьёшь таблетки?