Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника
Шрифт:
Богомольцы не доставляют францисканским монастырям больших доходов; притом же их бывает очень мало, и то по большей части бедных. Князь Радзивилл (XVI века) приводит в своем сочинении список десяти пилигримов, которые были одновременно с ним у Святого Гроба в 1583 году. Шатобриан приводит в этом отношении цифры тоже неутешительные для латин: в 1589 году было всего семь богомольцев латинского исповедания в Иерусалиме. Зеетцен был единственный латинского исповедания поклонник, посетивший Иерусалим на праздник Пасхи в 1806 году. Отец Жерамб пишет, что в 1831 году было четыре католических богомольца на 4000 богомольцев греческих, а именно: портной поляк из Одессы с женою, другой тоже поляк и он сам (о. Жерамб). Монсеньор Мислин (Misline) вспоминает в своем сочинении, что в 1848 году находилось в Иерусалиме кроме его шесть чужеземцев латинского исповедания, но зато в том числе было разом три католических прелата. В 1853 году на Пасху было до сорока богомольцев католиков. Но с тех пор по мере улучшения способов сообщения с Иерусалимом число богомольцев и латинских заметно увеличивается с каждым годом; во Франции образовались компании, облегчающие для желающих посещение Святой Земли. Австрийское правительство, заметив, что его католические подданные (из славян) останавливаются в греческих странноприимных домах, где сближаются с своими единоплеменниками, русскими и турецкими славянами, поспешило устроить свой странноприимный дом для ближайшего наблюдения за своими богомольцами.
Сделав очерк деятельности францисканского ордена в Святой Земле, теперь посмотрим, что сделал здесь Патриарх Латинский с 1848 года, то есть со времени водворения своего во Святом Граде? Находя его тесным для своей лихорадочной деятельности, он во время так называемой Восточной войны захватил сплою участок земли в православном арабском селении Беджала, лежащем между Иерусалимом и Вифлеемом. Бедные феллахи осадили временное жилище Латинского Патриарха и отомстили ему за свою обиду личным оскорблением. Он не преминул воспользоваться этим для окончательного завладения занятой землей в виде удовлетворения за обиду. А по окончании войны воздвигнул на столь достохвально приобретенном месте готический замок и большую часть времени летом проводит в нем с своим клиром, посещая Иерусалим лишь изредка наездами. В своем замке он немедленно основал замкнутое училище для двенадцати арабов-католиков, из которых под руководством своих собратий иезуитов приготовляет будущих пособников для осуществления своих религиозно-политических целей. Но Разоряющий советы князей едва ли будет споборать широко властолюбивым целям одного из князей Римской Церкви. Палаты Латинского Патриарха, как сказывают посещавшие оные, довольно представительны. «Мы были приняты, – пишет один католический поклонник, – в длинной зале, уставленной по обычаю восточному вокруг стен диванами. Патриарх, родом из Генуи, имеет на вид от 40 до 50 лет, высокого роста и величественной фигуры; черты лица его благородны, глаза голубые, быстрые; борода темно-рыжая, чрезвычайно длинная, упадает весьма красиво на фиолетовое одеяние; драгоценный крест на золотой цепочке украшает его грудь. Он говорит по-французски свободно, как француз; все восточные языки знакомы ему хорошо. Будучи еще молодым, он исходил Азию вдоль и поперек и отличался в миссиях энергиею и мужеством. Два раза в пустыне впал в руки туркменов, которые, поразивши его копьем, оставили полумертвым, и потому во всей фигуре монсеньора Валерги проглядывает миссионерская смелость и уверенность». Что касается до внешности г. Валерги, – этот портрет верен.
Его иерусалимский дом боковым своим фасадом выходит на главную иерусалимскую площадь, а с другой стороны отделяется узкою улицею от дома греко-унитского Патриарха Климента [48] , который в конце моего пребывания в Иерусалиме, т. е. в 1859 году, был вынужден, по поводу смут происшедших между греко-унитами (мельхитами) от насильственного введения у них латинского (григорианского) календаря, сперва сложить с себя звание Патриарха и удалиться в монастырь, а потом приехал в Иерусалим, откуда монсеньор Валерга повез его обратно в Дамаск водворять на пошатнувшейся кафедре. Вследствие этого волнения часть греко-унитов с несколькими епископами отделилась от своего Патриарха и стала было помышлять о воссоединении с Православной Церковью; но племенные неудовольствия против греков не позволили им сделать это безусловно. Торжественная поездка начальника русской духовной миссии в Дамаск и свидание с ним некоторых отложившихся от своего Патриарха греко-унитских епископов возбудили у них и их паствы надежду иметь в русских посредников своего воссоединения с Православной Церковью. Дело это, как известно, кончилось лишь присоединением одного архимандрита Джибарры с небольшою паствою, для которой пособием русской миссии устроена в Бейруте небольшая церковь, и хотя обратившиеся доселе еще нуждаются в опоре духовной и материальной, не пристав к грекам и не получив всего того, что обещано русскими, но в свое время дело это сильно встревожило и Валергу, и иезуитов, и французского консула, а дамасская резня подоспела очень кстати, чтобы уничтожить опасения латин и надежды греко-унитов.
48
В последнее время Латинский Патриарх устроил себе новое обширное помещение в том же квартале с храмом и всеми удобствами, соответствующими его сану и месту. Устройство это стоило не малых средств, и видно, что хозяин воздвигнутого вновь палаццо умел опереться в этом деле на чью-то сильную и щедрую руку…
Дом греко-унитского (мельхитского) Патриарха в Иерусалиме построен прочно и удобно. Церковь большая, с открытым алтарем. В приемной комнате, убранной по-восточному диванами, висит портрет первого греко-унитского Патриарха Максима, который, отделившись от Греческой Церкви (в XVIII столетии) по желанию образовать самостоятельную арабскую иерархию и войдя для сего в унию с Римом, в продолжение всего долгого управления своего действовал так умно и уклончиво, что ни под каким предлогом не допускал латин вмешиваться ни прямо, ни косвенно в дела своей паствы. Латины терпеливо переносили это, но едва умер Максим, на место его был назначен из Рима духовною главою образованной им иерархии нынешний Патриарх Климент, воспитанный в иезуитской коллегии, человек недалекий по способностям, с слабым характером, который и сделался таким образом покорным орудием в руках Рима и его клевретов. История унии везде одна и та же!.. Лесть вначале, потом терпеливое выжидание благоприятных обстоятельств и наконец насилие.
Папа при назначении монсеньора Валерги в звание Латинского Иерусалимского Патриарха дал ему привилегию посвящать в рыцари Гроба Господня. Как слышно, прелат этот имел намерение употребить это средневековое учреждение для того, чтобы увеличить число если не защитников Святого Гроба, в которых он теперь не нуждается, то по крайней мере защитников папства, о чем так усердно хлопочут все иезуиты и вместе и каждый порознь. В этом духе он изменил статут этого ордена, почему главные обязанности новопосвященных рыцарей ныне состоят в следующем: слушать Святую Литургию сколь возможно чаще и подвизаться явно и мужественно в защите Латинской Церкви и ее духовенства; вразумлять (?) всех касательно вопроса о Святых местах и прав (?) латинов в Палестине: избегать дуэлей, ссор, споров и поступать в духе христианской любви и послушания. Обряд принятия в звание рыцарей Святого Гроба описал подробно Шатобриан и по следам его наш паломник А. Н. Муравьев; обряд отправляется и теперь тем же самым порядком в нескольких шагах от Гроба Господня и с тем же самым мечом в руках, принадлежавшим вождю первых крестоносцев Готфриду Бульонскому, от которого, по свидетельству самих латинских историков, так рознились последующие. Что же сказать о нынешних рыцарях, посвящаемых монсеньором Валергою? Не похоже ли это посвящение скорее на кощунство, мало приличное времени и вовсе не приличное месту, где оно совершается? Впечатление же, производимое зрелищем этого латинского иезуитского представления, малым чем разнится от впечатления, производимого комедийным зрелищем так называемого плача иерусалимских евреев у останков ограды Соломонова храма (о чем см. ниже). Но авторы обоих этих зрелищ имеют в виду лишь один эффект, а до остального им нет дела!
Мусульманской квартал в Иерусалиме
Мечети Омарова и Ель-Акса. – Место Омаровой мечети. – Судьба иерусалимского храма, воздвигнутого Соломоном, восстановленного Зоровавелем и возобновленного Иродом. – Основание Омаровой мечети. – Обращение ее в христианскую церковь при крестоносцах. – Упразднение церкви при Саладине. – Трудный доступ к мечети. – Наружный и внутренний вид ее. – Пещера. – Мечеть Ель-Акса на месте древней христианской церкви. – Подземельная часть мечети. – Ворота золотые и красные. – Замок Антония.
Иерусалимские магометане или мусульмане живут главным образом около своего заветного святилища – мечети Омара, как известно, построенной на месте древнего Соломонова храма; это большею частью пришельцы, перемешанные с природными арабами, но с течением времени вовсе переродившиеся в арабов. Число их по вышеписанному равняется числу евреев – от 8 до 10 тысяч.
Сошед с Сиона, вступаете на гору Морию, славную – как показывает самое название, которое означает «видение Господа» (Быт 22, 14), – место, соответствующее древнему Салиму Мельхиседека, указанное, по преданию, Аврааму на тот конец, дабы здесь он принес в жертву сына своего Исаака, хотя другое предание переносит вышеупомянутую жертву то на Голгофу, то на гору Гаризин, то на гору Фаворскую. Но как бы ни было, известно положительно, что мечеть Омарова стоит на том самом месте, которое некогда было указано Господом Давиду для построения храма, что было исполнено лишь Соломоном.
Соломон, обратившись к Хираму, царю Тирскому, получил позволение рубить ливанские кедры, призвал в Иерусалим финикийских мастеров и зодчего для управления работами: 10 000 человек ежемесячно трудились на Ливане, 60 000 свозили и сносили материалы к месту их назначения, 80 000 ломали камень для фундамента; камни эти имели до 70 футов (10 сажен длины). Все доставлялось уже совершенно готовое на гору Морию: там не было ни стука молота, ни визга тесла или пилы, ни ударов секиры, словом – не было слышно никакого железного орудия. Работою заведывал Хирам, уроженец тирский: мастерские были устроены в Иорданской долине, где и теперь еще указывают огромные выемки и насыпи глины, из которой делали формы для сосудов храма. Фундамент храма заложен за 1008 лет пред Рождеством Христовым, а строение его продолжалось семь лет.
Вершина горы, на которой воздвигалась святыня, имела 1025 футов в квадрате; теперь она имеет 1500 футов длины и 900 ширины. Вся площадь храма была окружена стеною в шесть локтей вышины и толщины. С каждой стороны величественный портик приводил в первое отделение, назначенное для язычников и нечистых из евреев. Во втором отделении Израиль отправлял свои молитвы; в нем (вокруг всего храма) шли колоннады и галереи. Третье исключительно было назначено для левитов. За сим уже следовал самый храм – каменный, стоявший в направлении с востока на запад, длиною в 60 локтей, шириною 20, вышиною в 30; он состоял тоже из трех частей: притвора, Святая и Святая Святых. В Святая входили священники два раза в день для каждения; в Святая Святых мог входить лишь один первосвященник и то только однажды в год. Там стоял Кивот Завета. Все части этого здания были выложены кедром пышной резьбы; полы мраморные; внутренние украшения отменной работы, блистали золотом. Вот в кратких чертах храм Соломонов на горе Мории, обстоятельное описание которого сообщает нам Св. Писание в третьей книге Царств в V главе.
Он простоял 400 лет. Пророк Иеремия предсказал его опустошение, ибо евреи поставили идолов в дому, в котором возглашалось имя Иеговы, и тем осквернили дом сей. Пророчество это сбылось в 588 году пред Рождеством Христовым, когда Навузардан, военачальник войска царя вавилонского Навуходоносора, прибыл в Иерусалим и сжег дом Господень. Народ еврейский был отведен в плен, в котором оставался 70 лет. Только Кир, царь персидский «повеле проповедати во всем царствии своем и писаньми, глаголя сия глаголет Кир царь Персский: вся царства земная даде мне Господь Бог небесный, и той повеле ми, да созижду ему дом в Иерусалиме, иже в Иудеи. Кто в вас от всех людей его? и будет Бог его с ним, и да взыдет во Иерусалим, иже в Иудеи; и да созиждет дом Богу Исраилеву. Той есть Бог, иже во Иерусалиме. И всяк оставшийся от всех мест, идеже той обитает, и да помогут ему мужи от места его сребром и златом, и сосуды и скоты, с добровольными обещании приесут в церковь Божию, яже во Иерусалиме» (1 Езд 1, 1–4). И вторично евреи начали созидать святыню Господню на горе Мории, и снова Ливан доставил им кедры, а Тир ремесленников, и опять воздвигнулось святилище, но Святая Святых уже не вмещало в себе Кивота Завета, ибо Иеремия сокрыл его в пещерах горы Небо, или, как утверждает Талмуд, он был сокрыт в потаенных пещерах горы Мории; во всяком случае место его сокрытия осталось неизвестным. Языческие писатели свидетельствуют, что при взятия Иерусалима Титом святейшее место было пусто. Второй храм был посвящен Иегове в шестой год царствования Дария, а следовательно в 516 году пред Рождеством Христовым.