Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Но ее страхи не оправдались.
Навстречу им из дома вышел человек, похожий на Иоанна, но значительно моложе, сильнее и живее. Царевич приветливо посмотрел на Фому, потом приблизился, и они крепко пожали друг другу руки.
– Рад приветствовать вас, мой друг, - сказал он. – Рад вашему благополучному прибытию.
Патрикий отступил и изящно поклонился.
– Мне многое нужно рассказать вам, - сказал он.
Феодора узнала, познакомившись с библиотекой патрикия, что это странное обращение - как будто говорят не с одним человеком, а сразу
Феодоре не нравилось это обманчивое взаимное умножение друг друга, и она испытала огромное волнение, когда взгляд наследника остановился на ней и он спросил:
– А вы, госпожа? Кто вы и откуда?
Такая военная прямота была бы неприличной, если бы эти слова исходили не из уст царского сына. Фома Нотарас с извиняющейся улыбкой взял свою спутницу под руку.
– Это Феодора, моя дорогая гостья из Московии… и подруга, - сказал он.
– Из Московии? Подруга? – быстро переспросил Константин с огромным интересом и каким-то весельем в глазах.
Феодоре захотелось провалиться сквозь землю. Но тут царевич отступил от нее и коротко поклонился, с самым невозмутимым и вежливым видом. Впервые Феодора заметила, что он тоже, на самом деле, уже старый человек…
– Рад знакомству, госпожа. Здесь вам будет оказано полное уважение. Не знаю, сочтете ли вы удобным мое простое жилище…
– Феодора неприхотлива, как и я, мой господин, - ответил за нее патрикий. Он улыбнулся. – Мы привыкли к военным трудностям.
Константин кивнул.
– Что ж, тогда госпоже Феодоре сейчас будут предоставлены комнаты для отдыха, - сказал он. – У вас большая свита? – спросил он московитку.
– У меня - только одна служанка, - сказала Феодора.
Константин улыбнулся.
– Тогда, наверное, вам будет достаточно одной комнаты?
– Да, господин, - сказала Феодора, мечтая в эту минуту только уйти с царских глаз.
Когда женщины, госпожа и служанка, наконец удалились, вместе со слугами Нотараса, господа остались одни.
Константин повернулся к патрикию. Сейчас он был очень суров.
– Итак, Фома, - сказал он, - вы привыкли к военным трудностям? Что вам нужно мне поведать, кроме того, что я уже знаю?
– Многое… государь, - ответил Нотарас, склонив голову.
Перед сном, когда он пришел поцеловать свою возлюбленную, она уже спала на своей одинокой пышной постели, и служанка – у ее ног. Фома улыбнулся этому зрелищу и, не потревожив сна Феодоры, вышел вон.
В это самое время, далеко от Корона, между миртовых кустов прогуливались двое – точно жених с невестой. Да они и были женихом и невестой, как заключил бы всякий, кто услышал бы их страстный разговор. Женщина отказывала мужчине.
– Только после нашей свадьбы, - сказала черноволосая античная
– Я слишком почитаю тебя, Метаксия, чтобы настаивать… Но дай мне сейчас клятву, что будешь любить меня!
– Когда на моей голове будет венец императрицы, - прошептала женщина, обняв его за шею. Но смотрела в глаза ему она с такой же суровостью. – И если ты чтишь меня так, как говоришь, зови меня так, как меня сейчас зовут…
– Феофано! Феофано! Ты лучше ее! – страстно воскликнул доместик схол.
Они поцеловались. Потом ушли в дом рука об руку.
Из травы медленно поднялся мальчик, который пролежал там скорчившись все время, пока заговорщики были вместе, думая, что они одни. Он не хотел подслушивать, но так вышло. И обнаружить себя, пока они говорили, было хуже смерти.
– Матушка, - пробормотал мальчик и побрел к дому, спотыкаясь на каждом шагу.
========== Глава 21 ==========
Микитка вошел в дом черным ходом: этот ход сейчас никто не стерег – в доме Феофано вообще недоставало слуг. Он догадывался, что греческая госпожа не живет здесь постоянно… И не опасается, что ее пленники сбегут, - куда им бежать, когда самим хозяевам этой земли, знатнейшим людям, очень опасно по ней передвигаться?
Евнух постоял немного в пустом холодном коридоре, собираясь с духом. Он сжал голову руками: казалось, она сейчас расколется от мыслей.
Заговор! Конечно, он знал о заговоре давно: но что это значит для него и матери… для империи ромеев? И мог ли Микитка думать тогда, когда познакомился с Феофано… в самом деле думать… что она хочет взойти на трон?
Нет, Микитке в это не верилось: должно быть, потому, что Микитка никогда не представлял себе, что ему, простому русскому мальчику, рабу, доведется замешаться в такие великие дела и знаться с цареубийцами, которые метят в императоры. Особенно с женщинами, обладающими такой властью и силой. Ему все казалось, будто это не по-настоящему, будто он слушает материну затейливую сказку, в которой сам никогда не будет богатырем-змееборцем - и ничьим спасителем!
Но теперь мать-сказочница замолчала и посмотрела на него, ожидая его решения, - как на мужчину!
Микитка глубоко вздохнул и перекрестился; положил поклон, жалея, что в доме Феофано нет ни одного образа, к которому он мог бы приложиться. Но разве греческие иконы святы? Каков поп, таков и приход - и наоборот…
Вспомнив, что голоден, русский раб медленно побрел на кухню. Сейчас там хлопотала одна старая служанка с кухонным мальчиком, и эти люди были к нему добры. Феофано не слишком заботилась о своем столе: ей не до того, конечно.
Но ложилась она поздно – и весь дом с нею: и хотя теперь уже почти ночь, никто не смеет спать, и готовят ужин тоже поздно.