Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Отвращение на миг исказило его красивые черты.
Феодора склонилась к нему и взяла его руки в свои. Погладила его пальцы, крупный янтарь на перстне.
– Но так ли это плохо? – тихо спросила она. – Ведь империи сейчас нужен человек, способный ее удержать? Ты рассказывал, какой Константин храбрый и мужественный властитель; и ведь он уже восходил на трон.*
Фома кивнул.
– Я говорил, это правда… Будем надеяться…
Тут снаружи послышался шум. Повозка затряслась, накренилась… Встала!
Они услышали какие-то крики.
– Враги! –
– Оставайся здесь!..
Патрикий выскочил наружу прежде, чем Феодора успела опомниться. Она, очертя голову, бросилась к двери, потом к окну… Выпрыгнуть из повозки не посмела, но отдернула занавеску и припала к окну лицом.
Она вскрикнула. Снаружи их воины с кем-то дрались! Феодора впервые видела, как мужчины бьются насмерть, и это зрелище заледенило ей кровь. Ей показалось, что среди сражающихся мелькнула светлая голова патрикия, но она не успевала разобрать ничего, слишком было страшно. Вдруг прямо перед ней оказалось чье-то орущее бородатое лицо; тут же незнакомец замолчал и застыл, заметив женщину… и Феодора поняла, что от него отвлеклись, ее защитники дерутся в другом месте. Потом разбойник протянул к ней в окно свою волосатую руку.
Прежде, чем он успел сграбастать ее, Феодора схватила эту руку и что было сил впилась в нее зубами. Солоноватый отвратительный вкус заполнил рот; злодей с воплем и неразборчивой бранью вырвал у нее свою руку. Потом его лицо пропало, и Феодора поняла, что он сейчас вломится в повозку. Она неловко нащупала в рукаве кинжал; выдернула его, кажется, разорвав рубашку. Все равно. Славянка стояла, сжимая оружие в руке и тяжело дыша.
Дверь дрогнула…
Феодора отпрянула и с криком взмахнула кинжалом. Дверь распахнулась. Феодора закричала снова, от удивления и неожиданности: перед ней был ее господин.
Он шагнул вперед, пошатнулся… Феодора поняла, что он споткнулся о труп. В руке у Фомы Нотараса был его собственный меч, обагренный кровью. Кровь медленно стекала на алый плащ патрикия и турецкий ковер, устилавший пол повозки. Мягкий дорогой ворс впитывал ее, как изначальный свой узор.
– Ты жив! – сказала Феодора.
– И даже не ранен, - хрипло сказал патрикий.
Фома ногою отбросил труп, потом поднялся к ней и сгреб в объятия. За спиной наложницы выронил меч, с глухим стуком упавший на ковер.
– Кто это был?.. – спросила Феодора.
Только теперь ее начало трясти по-настоящему, на глазах появились слезы. Она всхлипнула, и патрикий обнял ее крепче.
– Это были турки, - прошептал он. – Скорее всего, люди турецкого принца Урхана, который сейчас живет в Константинополе. Он тоже притязает на наш трон…
– О господи, - сказала Феодора. – И вы их всех убили.
– Тех, кто не бежал, - сказал ромей.
Он высвободился из ее объятий, потом наклонился, подобрал меч и вытер своим плащом с меча загустевающую кровь; потом расстегнул и брезгливо вышвырнул алый шитый золотом плащ на дорогу. Тот остался трепетать на ней под легким ветром, как кровавый
– Так поступают благородные люди, - сказал Фома Нотарас.
* В 1437-1439 гг.
========== Глава 20 ==========
Среди их воинов оказались двое убитых – и раненые. Феодора вытащила из возка свою служанку, ехавшую отдельно и сейчас полуживую от страха; они вдвоем обошли и осмотрели нуждавшихся в помощи.
Феодору саму подташнивало от страха и кровавого зрелища; вид мертвецов заставлял ее бледнеть. Одному из турок смертельным ударом разворотило живот, и она старалась не смотреть в ту сторону, где он лежал. Но не отказалась от своей обязанности милосердия.
Благодарные и довольные собой греки охотно подставляли красивой русской госпоже свои раненые тела для осмотра и перевязки. Фома даже начал ревновать, глядя, как его подруга беседует с охраной, улыбается ей, а получив помощь, воины целуют ей руку и кланяются.
– Ни одного живого турка, - сказала Феодора, покончив с лечением. Она подошла к своему покровителю, вытирая кровь с пальцев белоснежным полотенцем. Фома улыбнулся, скрывая свои чувства.
– Слава ромейской доблести, - ответил он. Привлек наложницу к себе и заключил в кольцо своих рук.
– А мне ты помощь не окажешь? – улыбаясь, спросил патрикий.
– Ты же не ранен, - сказала она.
Феодора была совсем не расположена шутить. И не могла шутить, видя столько крови, боли и смертей вокруг.
– Я думала, что мы теперь ничего не можем узнать о том, кто были эти люди… и кто их послал, - сумрачно сказала она.
Патрикий поймал ее за подбородок и встретился с ней взглядом.
– Вот как?
Теперь он тоже больше не улыбался.
– Ты понимаешь, что ты предложила? Я умею пытать людей, но не думаю, что ты пожелала бы это видеть.
– Ты умеешь?..
На ее губах появилась недоверчивая улыбка и сразу завяла.
– Ну конечно, - сказала Феодора.
И тут ее лицо стало белым как бумага, и патрикий едва успел подхватить свою подругу, прежде чем она свалилась без чувств среди мертвых. Послав к дьяволу всех остальных, он на руках внес ее в повозку и уложил. Брызнул Феодоре в лицо водой, похлопал по щекам; и тогда она пришла в себя.
– Ты слишком нежна для всего этого, - сказал он. – Женщине не следует наблюдать такие зрелища.
– А что же ей делать, когда надо помогать мужчинам?
Феодора нахмурилась и села. Потом посмотрела Нотарасу в глаза.
– Метаксия еще в Константинополе, во дворце, рассказывала мне о боях гладиаторов в языческом Риме, - сказала московитка. – Я бы никогда не поверила, если бы не слышала этого от нее… и не знала ее… и не видела вашей жизни и обычаев. В римских цирках самые благородные и тонко воспитанные женщины следили за каждым движением меча и приветствовали судороги умирающих рабов. Женщины одним небрежным жестом обрекали их на смерть. Они пировали и шутили среди крови и агонии.