Степень вины
Шрифт:
Здесь, откуда так не терпелось когда-то вырваться его матери, и жил теперь Карло. Мария пребывала в постоянных разъездах. Через два, максимум три года, говорила она Пэйджиту, ее положение как журналистки стабилизируется, она сможет иметь постоянное жилье в каком-нибудь городе и нанять человека, который поможет ей растить Карло. А пока ее родители все же лучше, чем старшие братья и сестры. Пэйджит знал только, что оба брата Марии слишком много пьют; что старшая сестра отказалась взять к себе Карло; что из-за непрестанных
Открыв дверь, Джон Карелли уставился на Пэйджита, как кредитор на несостоятельного должника. Это был невысокий человек с лицом, напоминающим ореховую кору, – сплошь в наростах и трещинах, сутулый, с острым, подозрительным взглядом. Ни намека на сердечность или радость. Чувствовалось, что душа этого человека слилась с унылой обыденностью, что неумолимые законы церкви и среды убили в ней нечто очень важное. И, должно быть, единственное, на что этой душе доставало сил, – это презирать стоящего здесь за то, что он такой же как и его собственная дочь.
Они стояли в тесной прихожей. За спиной Джона Карелли протянулся вдоль ряда дверей темный коридор; в нем тенью появилась Франческа, отворила одну из дверей, закрыла ее за собой. Во время прежних своих приездов Пэйджит не видел ее, но почему-то чувствовал, что лишь она одна могла походить на Марию.
Протянутую руку Джон Карелли игнорировал.
– Она говорила, что вы приедете.
Пэйджит подтвердил:
– Повидаться с Карло.
Карелли не двигался; все в его позе говорило: будь он помоложе, он вышвырнул бы пришедшего вон. Наконец старин проворчал:
– Здесь он.
И провел Пэйджита в гостиную. Ее скудными украшениями были тяжеловесные портьеры, полностью закрывавшие окна, распятие, натюрморт с грушей и сливами и семейные фотографии – фотографий Марии среди них не было. Воздух в темной комнате был тяжелый, спертый – похоже, здесь давно не открывали окна. Ничто не напоминало бы о Марии, если бы не хрупкий черноволосый мальчик, сидевший перед телевизором и пустым взглядом следивший за перипетиями старого фильма о полицейских. В профиль были видны длинные ресницы и изящные черты лица.
– Карло! – позвал Пэйджит.
Мальчик не оглянулся. Тогда отец сел рядом с ним на корточки.
– Я – Кристофер. Приехал повидаться с тобой.
Карло нерешительно обернулся к нему; как и прежде, ясные голубые глаза его поразили Пэйджита. Но ни узнавания, ни интереса не было в них: два года слишком большой срок – мальчик не помнил его.
– Не хочешь пойти на улицу и поиграть?
Не получив ответа, Пэйджит коснулся плеча Карло:
– Пойдем в парк!
Мальчик поспешно
– Я хочу смотреть это.
– У вас здесь играют в бейсбол или во что-нибудь такое? – обратился Пэйджит к Джону Карелли.
Тот нахмурился:
– Он любит смотреть телевизор.
Пэйджит взглянул на мальчика, опять уставившегося на телеэкран, потом снова на отца Марии.
– Я остаюсь здесь. Не буду отрывать вас от дел. Джон Карелли постоял молча, потом вышел. Фильм был о калифорнийском дорожном патруле.
– А кто хорошие парни? – спросил Пэйджит.
Карло показал на экран:
– Он. И он.
– А как их зовут?
– Джон и Понч. Их каждый день показывают.
– И ты каждый день их смотришь?
– Да. – Взгляд его при этом не отрывался от экрана.
– А почему?
– Потому что Джон – мой лучший друг. – Он помедлил. – Иногда и Понч тоже.
– А ты когда-нибудь играешь с другими друзьями, на улице?
Мальчик медленно покачал головой.
– А почему?
Карло отвел глаза от экрана и взглянул с едва заметным испугом:
– Тогда пропущу Джона и Понча.
В его голосе было удивление, как будто поразительной была сама мысль, что можно заниматься чем-то другим. Неожиданно Пэйджита охватило страстное желание сорвать шторы, распахнуть окна. Но вместо этого он уселся перед телевизором в полутемной комнате, рядом с Карло Карелли, изредка переговариваясь с ним.
На экране двое патрульных помогали отцу с матерью искать малыша по имени Тимми, который потерялся в дремучем заповедном лесу предгорий. В конце концов, подумал Пэйджит, сами же разрешали мальчишке играть одному на улице. Но он умерил свой скептицизм, стараясь проникнуться интересами ребенка.
Спустя некоторое время он почувствовал, что плечо Карло касается его плеча. Искоса взглянул на него. Мальчик пристальней, чем прежде, смотрел на экран, как бы боясь заметить то, что сделал.
Пэйджит промолчал. Потом, не говоря ни слова и не глядя на мальчика, осторожно обнял его рукой. Карло замер. И в самый разгар поисков Тимми Пэйджит почувствовал, как мальчик прижался к нему, но очень робко.
Экранный Тимми неожиданно столкнулся с медведем. Карло вздрогнул.
– Может быть, – мягко обратился к сыну Пэйджит, – сядешь ко мне на колени?
Тот, казалось, был в нерешительности. Тогда, ни слова не говоря, Пэйджит поднял его и усадил.
Медведь ушел, а Карло остался на коленях Пэйджита. Когда фильм закончился объятиями Тимми с родителями, он не сделал попытки встать.
– Мой папочка умер, – вдруг произнес он. Подбородок Пэйджита касался макушки мальчика.
– Кто тебе это сказал?
– Папа.
– А кто это?
Карло молча показал на коридор:
– А что говорит мама?
Он пожал плечами. Короткий жест этот, как и сам ребенок, оставлял впечатление чего-то хрупкого.