Стезя

Денисов Николай Васильевич

Держались небесные дали

И стаи галок на крестах...

А. С. Пушкин

Спилили кресты. И поспешно Иконы и фрески – в куски! Конечно, трудились успешно Уездные еретики. И тут же над куполом – Небыль! – Багряно расправился флаг. Казалось, обрушится небо: Содом и Гоморра, И – мрак! Держались небесные дали, Как после набата, гудя. И галки, крича, Пролетали, Насиженных мест не найдя. Свобода! Ни черта, ни бога! Желанное время пришло. А время всевидящим оком Смотрело И

дальше текло. В работах и в битвах сгорало, И в сталинском гневе крутом, Восторга слезу утирало И слезы безверья. Потом. 1981

Степная элегия

Какие здесь травы шелковые были, Какие цветы здесь не ведали зла! Поутру косилки клинки обнажили, И рубка направо-налево пошла. И степь замерла от железной прополки, И плуг солонцовую землю вспушил, И вольную песню ночной перепелки Однажды химический дождь потушил. Ни пенья, – лишь ветер сухой и колючий; Ни шелеста – редкие здесь колоски. Лишь только дождишком пробрызнула туча, Как будто бы слезы смахнув со щеки, Как вновь самолетик стрекочет над полем, И дух химикатов шибает под дых, И кто-то вздыхает, с надеждою, что ли: «Должно быть, не наши придумали их...» 1981

Из детства

Топили печи, но в домах Дрожали почему-то. В ту пору русская зима С нас спрашивала круто. В дому и куры и телок, Лишь на дворе – телега Да плоскодонки утлой бок, Торчащий из-под снега. Но сам я, к зависти дружков, Походкою усталой Шагал с охоты на волков, Как человек бывалый. Залезешь на печь под пальто, Укладываясь рано, Сквозь полудрему слышишь: Без спроса брал капканы?» Отец – он тоже был в пути Вошел с мороза звонко. А мама шепчет из кути: «Не разбуди ребенка...» 1981

Цветы

В ту пору зеленый пострел, Я только с крапивой сражался. Пусть шмель, будто «юнкер», гудел, Он все ж стороною держался. В ту пору к добру и любви Над родиной мир воцарился. И мама сказала: – Нарви Цветочков... – И я заблудился. Казалось, уж выхода нет, Но вот расступились березки... Большой получился букет: Все больше – кукушкины слезки 1981

Пожилые

Им будто не до нас, Беседуют келейно. Горит иконостас Медалей юбилейных. В критических речах – Огонь и посверк стали: На этих, мол, плечах Отчизну поднимали! Нетрудно ублажать, Не только из приличья, Их воинскую стать, Седины и отличья. Окончили поход – Кто чист, кто тайно грешен. Мы тоже – в свой черед Сойдемся, старость теша. О чем же вслед ворчит Вон тот бывалый тертый, И посохом стучит, Как царь Иван Четвертый? 1981

Перед дорогой

А может, уехать, с привычным проститься, Какие-то узы утратить в пути, На что-то решиться, в кого-то влюбиться И то, что не смог я обресть, обрести? Спасибо тебе, моя жизнь, моя вера, И так не на тихом я жил этаже! Спасибо за то, что не вспомню примера, Когда б не дала ты работу душе. Не то чтоб высоко меня поднимала, Но не испытал ни «„умы, ни тюрьмы. И женщине той, что меня обнимала, Спасибо, – привычку не создали мы. Пусть где-нибудь в далях, в каких-нибудь весях И в скромной моей деревенской избе Я был не настолько задорен и весел, Как это, наверно, хотелось тебе. Спасибо еще, что есть други-поэты, Они не всегда же сидят за вином! Что все же из странствий по белому свету Ждала меня мать на пороге родном. А надо опять вот уехать, проститься, Мучительно выдохнуть это: прости! На что-то решиться, в кого-то влюбиться И то, что сумел растерять, обрести... 1981

Самбург

В Самбурге, как в Гамбурге...

Шутливый разговор

Поселочек Самбург! Добротные срубы, Дымок зверофермы, дощатый забор, Оленьи упряжки, плакат возле клуба, А мне-то казалось – другой коленкор. Я думал: действительно, город, который Ну скажем, от Гамбурга повесть ведет! Но в мирном уюте совхозной конторы Ответили весело: «Кто разберет...» Над Самбургом ясные плавают луны, – Как раз для романтика и моряка! И верю: однажды заморские шхуны Приветила Пур – ледяная река. Да вот она рядом: рыбачьи баркасы, В угрюмой воде – чешуя облаков. Как трапы, скрипят короба теплотрассы, И веет экзотикой средних веков. И чудится парус на мачте смолистой, И, взором в Полярную вперясь звезду, Сам Петр инкогнито сходит на пристань, Ботфорты поскрипывают на ходу. 1981

В ожидании вертолета

Скудный ягель у тощих поленниц И короткий полуденный свет. Да и сам я – как тот окруженец: Ни харча и ни курева нет. В ожидании срочного борта Я торчу, как осколок судьбы, На околице Нового Порта, В километре от Обской губы. И в сельмаге – бревенчатой хате (Продавщица уж очень мила!) Разоряюсь на кильку в томате И пирую: была не была! И решаю, бродя у поленниц: «Если б не было отчих полей...» И о тундре тоскующий ненец Говорит, что и там веселей. 1981

Осень пришла

Блекло. Сумрачно. Пусто. Лишь рябины красны. Холодеющим хрустом Налились кочаны. Напиталась, набухла Зябкой влагой земля. Одиноко пожухла На меже конопля. И низины и кручи Иней осеребрил. Бечеву свою в тучах Тянет крохотный «Ил». Но веселое дело: Вот – за далью оград Вновь, как ратники, в белом Березы стоят. 1981

* * *

Много снега и света в окне; На рябине притихли синицы. Может, лучшее дело и мне – Успокоиться, остепениться. Для надежности выпить вина, Развеселое будет начало! И навеки забыть имена, От которых душа трепетала. Вьюга вой и рябина гори, Замерзай и березка нагая! Но душа говорит: не дури, Где сегодня твоя дорогая? Я не знаю. И сердце молчит. А в окошке, толста и носата, Только снежная баба торчит, Не мигая, торчит до заката... 1981