Стезя

Денисов Николай Васильевич

В королевском замке

Грозны башни древнего колосса, Но за узким таинством дверей Пыль веков собрали пылесосом, Полумрак сбежал от фонарей. Гид ведет направо да налево, Непростые зрелища суля: – В этом зале – ложе королевы, Этот зал – покои короля... Сам король – с картины Смотрит строго: Безупречны локоны и стать, Молодой, наверно, равный богу, Так и ждешь – начнет повелевать! Голубая лента, эполеты! ... Я ж, признаться, думаю о том, Как он ночью шел на ложе это Мимо сонной стражи босиком. 1974

Разговор

Как

не приветить гостя: все ж сосед, Одним плетнем граничат огороды, Одной тропой бегут здесь наши годы – Его – в закат, мои еще в рассвет. Опять прознать все надо старику: – Со службой как? Не видно было что-то? – Был в отпуске... – А, понял, – в отпуску... – И это надо, коли заработал... Мы говорим, как будто ни о чем, Коль понимать не сердцем, а рассудком. А он – ладони в рупор над плечом – Мои слова улавливает чутко: – Да вот поездил, был в чужой стране, Да без забот пожил себе у моря... – Оно и мне случалось... на войне. И вдруг всерьез: – Что там о нас гуторят? – Да разное... – Киваю головой. – Так, так оно... – – Махру вдыхает злую, И узловатой жилистой рукой Оглаживает бороду седую. 1974

Страда

Тук-тук-тук – проснулся первый молоточек, Заиграл-запел над лезвиями кос! Тук-тук-тук – упало эхо на лужочек, Распрямись, трава! В деревне сенокос! Над оградами, домами, гаражами Звук старинный прокатился за версту. Как я вовремя приехал, горожанин, Нынче руки у деревни на счету. Ты отбей, Василь Ермилович, мне косу, Оселком поправлю, будет хоть куда! Я-то знаю, все вселенские вопросы Отступили перед временем – Страда! Вот идет она, На зорьке пламенея, Синевою умывая и бодря, Даже наш медовый месяц, не жалея, Приказала отложить до сентября. 1974

Случай

Старый конь провалился под лед, Не бывал он в такой передряге. Не поспей на подмогу народ, Не вернуться бы с речки коняге. А потом он дрожал у плетня. – Хорошо бы под теплую крышу! – И под звонкие крики мальчишек В крайний дом затолкали коня. Сокрушаясь, хозяин нагреб Полведерка овса из сусека: – Это видано ль, граждане, чтоб... Чтоб скотину – в жилье человека! Грустно старый коняга заржал, Ржанью вьюги откликнулся тонко, Может быть, он в тот миг вспоминал Вольный луг и себя жеребенком... 1974

* * *

Дымя соляркой и бензином, Рядком шли тракторы, звеня... Негородская та картина Опять встревожила меня. Я вспомнил час побудки сонной, Рев «пускача» и стан ночной, Где спал, не сняв комбинезона, В обнимку с рыжею травой. Ведь там как раз, в зените лета, Набрав подоблачный предел, В лучах июльского рассвета Счастливый жаворонок пел. 1974

Друзьям

Схоронить, как всех трудящихся...

Из распоряжения обкомовского начальника

...А умру, вы в обком не ходите, Оградите от лишних помех, В чистом поле меня схороните, Где хоронят трудящихся всех. Там и лягу в глухой обороне, Там додумаю думу свою – Ту, что я на земле проворонил, А порою топил во хмелю. А подступят бесовские хари, С ними я разочтусь как-нибудь. В одиночку, вслепую нашарю В небеса предназначенный путь. Снова будут дороги крутые. И в конце, как простой пилигрим, Постучусь во врата золотые: «Слава Богу, добрался к своим...» 1975

Подражание Лорке

В долине теней вечерних, Где пела беспечно птаха, Я взял ее двадцать весен, Она отдала без страха. Восторженно и поспешно Слова дошептали губы. И якорь на медной пряжке Увлек нас на травы грубо. Еще, трепеща и ластясь, Шуршали ее наряды. И жарко теснились груди, Нетвердо прося пощады. Долину сокрыло мраком, Отбой протрубили в части. Как флаг пораженья, тело Белело огнем и страстью. Я должен был в ноль двенадцать Быть в роте пред командиром, Но все позабыл в восторгах – Уставы и честь мундира. Прошла морская пехота На стрельбы ночные звонко. И снова метались бедра. Как два – взаперти! – тигренка. Не скоро освобождение Мы стихли, как два пожара. Ее заждались уж дома, Меня – гауптвахта, нары. Пока, отгорев, лежала Она в полутьме покорно, Раздавленную клубнику Ножом соскребал я с формы. 1975

Кино 1945 года

Памяти киномеханика М. С. Фадеева

Ни припевок, ни баб у колодца. Кроме клуба, в домах – ни огня. Там Фадеева Мишку, сдается, Осаждает опять ребятня. Нынче Мишка в себе не уверен, Но мальчишки-то знают давно: Он костьми может лечь возле двери, Но без денег не пустит в кино! Мишка курит, как водится, возле Тех дверей. И порядок блюдет. Он и сам уступил бы, но после В сельсовете ему попадет. Мишке не удержаться на месте: Напирают на дверь пацаны. Каждый слышал хорошие вести – Те, что ждали четыре весны. – Да ведь наши подходят к Берлину, Гитлер-идол спасется навряд! Мишка плюнул: – Идите в картину, Он за все и расплатится – гад! 1976

Зимний день

Утро. Выстыло жилье. Изморозь на раме. За окном хрустит белье, Машет рукавами. И ведет с дровами дед По привычке речи: Мол, на весь-то белый свет Не натопишь печи. Потрудился, полежал. Ну а как иначе! Тут беседу поддержал Самовар горячий. Дед встает чайку попить, Посидеть на лавке. Жалко – нечего чинить. Хомуты в отставке. Стужа чистит закрома, Но приятно глазу: Сыновья везут корма – Пять зародов сразу. Вечер. Замерли в окне Тыщи вьюжных змеек. Сколько сразу на стене Шуб и телогреек. Стережет уют жилья Веник на крылечке. И сидят, как кумовья, Валенки на печке. 1976

Мужики за чтением газет

Вот они на бревнышках, чуть свет, Шелестят, дымя неторопливо: Чем не сходка сельского актива – Мужики за чтением газет! Собрались, обмысливают «жись»: – Глянь, жулье продернули... отлично! – За партейных... надо же ... взялись! И кивают враз дипломатично. – Ну-ка, глянем, что за рубежом? Так и есть, нет ладу на планете... – Не скажи, опять грозят нам эти... – Не живется, лезут на рожон! Я молчу, не лезу в разговор. Но опять – услуга за услугу! – Раздаю по-братски «Беломор», Зажигалка щелкает по кругу. – Фельетон! – Оставим про запас... – И глядят пристрастно и ершисто На портрет гостившего у нас Из чужой страны премьер-министра. Вот они – от плуга, от земли. Им сейчас на пахоту, на сутки! Президенты, принцы, короли... – Сохрани, сойдут на самокрутки. 1976