Стезя

Денисов Николай Васильевич

* * *

Замороженный кустарник, След олений в стороне. Ах вы парни, парни, парни, Зря вы руку жмете мне. Не уехать, не проститься В этот чертовый мороз, Где твои дрожат ресницы Не от холода, От слез. Что ж, забуду этот серый Сумрак около дверей. И водителя Валеру В полушубке до бровей. Жаль поземку, жаль порошу, Жаль луну в твоем окне. И любви – твоей хорошей, Что достанется не мне. 1972

В Салехард!

Яр-Салинская пороша Ткет льняное полотно. Я с тобой, такой хорошей, Рядом

сяду все равно! И скажу: – Ты знаешь, Вера, Я с тобой почти знаком! Пусть теперь Москвин Валера Нас прокатит с ветерком! Пусть ударятся в погоню Телефонные столбы И под гусеницей стонет Крепкий лед Обской губы. – Что ж, садись! – Согласна Вера. Откровенно говоря, У меня такая вера, Что мы рядышком не зря! По снегам полночным, серым Мимо чумов, мимо нарт Хорошо везет Валера В стольный город Салехард. За дорогой смотрим оба. Что дорога? Прямиком! Только ягель под сугробом К мерзлоте припал ничком. Только там – в небесных сферах, Вьюги новые ворчат... Ничего не слышит Вера Возле теплого плеча. 1973

У заколоченной избы

Сюда тропинок не торят, Здесь больше крыш не мастерят. Пока добрёл, намаял ноги. Ничей – ни злой, Ни добрый взгляд Меня не встретил на пороге. Куда ушел из отчих мест Былой привет? Да уж не в гости Не даст ответ и свежий крест На забурьяненном погосте. Ни обогреться, ни прилечь! Курю – одна душа живая, Как бы единственная печь, Дымком округу согревая. Какие каверзы судьбы: Без проводов гудят столбы! Стою и плачу Виновато У заколоченной избы, Любовно срубленной когда-то... 1973

* * *

В сиянье заснеженных крыш Великая дремлет природа. Быть может, пронзительней тишь Была только в детские годы. А сколько таится чудес В лыжне, убегающей с хрустом! И вечер, и пашня, и лес Созвучны движениям чувства. И то, что мы снова с теплом, Спасибо избушке угрюмой, Где можно, хоть поздним числом, О собственной жизни подумать. 1973

Паром, погоди

Паром, погоди, Не гуди, не спеши, Успеешь еще переплыть Эту реку! На том берегу Не видать ни души И некому слово Сказать человеку. На том берегу Начинается грусть, Там лужи прихвачены Слабым морозом. Паромщик, постой! Я к любимой вернусь И вновь поднимусь По Никольскому взвозу. Там окна погасли В знакомом дому, Там словно чужая Душа поселилась. Там не откликались Звонку моему, Там, кажется, что-то С любовью случилось. Но шкипер серьезен, Он знает свое. Ну что ж ты! Дай ходу – обратно – Машинам! Когда погибает любовь, То ее Спасать полагается, Слышишь, Мужчинам! 1973

* * *

Вот и уносит печали Реченька тихой волной. Где-то в полях запропали Годы, прожитые мной. Выйду на голос гармошки, Где он – в закатном дыму? Кажется, эта дорожка К детству ведет моему? Песни моей колыбели Не позабыла заря. Сам я в веселье апреля Слышу печаль сентября. Вижу над желтой половой Редкую сетку дождя. Каждому доброму слову Радуюсь, будто дитя. 1973

* * *

Маленький дятел – лесной барабанщик, Не уставая, стучит день-деньской. Как я жалею, что месяцем раньше Не был с тобою в его мастерской. Возле надломленной бурею ели Ладно устроена жизнь муравья. Может быть, завтра снега и метели Вновь ополчатся на наши края. Липшими станут фургон и телега. Что-то уляжется, что-то замрет, Что-то до нового таянья снега, Не огорчаясь, под зиму уйдет. Может, устало петляя по тропам, Переселяясь поближе к жилью, Заяц подскажет мне, где – за сугробом Видел он утром улыбку твою. 1974

О шубе

Срывая бас, Метель гудит по роще, И соловьи ушли за окоем. Но в стужу я сжимаюсь Только жестче, Чтоб испытанье Выдержать огнем. Сибирский я, Отмеченный, Кондовый. Я в землю врос Корнями кедрача. На мне и сталь Кольчуги ермаковой Под шубою – Не с царского плеча, А под мужичьей! Что по стати сшита, Что не берут Метельные штыки, Под той, что перед миром Знамениты, Когда в них шли Сибирские полки. 1974

Звенел апрель

Звенел апрель, шагая тропкой вешней, Косым лучом месил в сугробе снег. В селе развесил белые скворечни Апрельский день – хороший человек. Еще сугроб корявый, темнолицый, У кромки леса плакал, чуть живой, Он уходил, вернувшимся синицам Зеленою кивая головой. 1974

Хельсинки за окошком

Блеском реклам затоплен, Город всю ночь кружит: Мчится то «Форд», то «Оппель», То полицейский «джип». Дышит в окно простудой Северная весна. Музыка «Барракуды» [1] Стихла. Но нету сна. Вспомнился – в лунном свете Сельский пейзаж простой, Наш участковый Петя С кобурою пустой, Неторопливой речки Шелковый говорок, Домик отца, крылечко С выбоинкой от ног. Сколько б ни жил на свете, Знаю – душа чиста – Чудится, будут эти Ласковые места: Галки над крышей храма, Лошади вдалеке И у калитки мама В майском своем платке. 1974

1

«Барракуды» – название ресторана

В заграничном отеле

1

Чего он хочет, голос странный – В два тридцать ночи, черт возьми! – За телефонною мембраной, Как бы за темными дверьми? Всю душу вытянул по нитке, Я как привязан к проводам. И не выдерживаю пытки: – Ну что не спится вам, мадам? Распахнул окно пошире: Дождит нерусская весна. А может там, в полночном мире, Любовь, пожар или война? Гуляет поздняя пирушка Под сенью вымокших аллей. Вот так и вспомнишь: где же кружка, С которой сердцу веселей?

2

Настойчиво, гортанно Звонят мне без конца И снова за мембраной Не разглядеть лица. Теперь мне в ухо дышит Таинственно и зло. Заочно ненавижу «Клиента» моего. Ну что он в самом деле, Хоть трубку на куски! Ворочаюсь в постели, Зверею от тоски. Гляжу остекленело, Но думаю пока: «Хорошенькое дело – Незнанье языка!» Всю ночь в окошке узком Качается звезда... Послать его по-русски, Пусть думает – куда? 1973-1979