Я спринтером некогда был.Упрешься шипами в колодки,спружинишь — и выплеснешь пылпод выстрел стартера короткий.Сто метров — не бег, а полет,несешься, и мира не видишь,и падаешь грудью вперед,чтоб все-таки выиграть финиш!Но время прошло, и теперьмне эти привычки не милы.Мне ближе уменье терпетьи точно рассчитывать силы.Недаром я нежно смотрюна медленный бег марафонца,когда, потемневший от солнца,он тень догоняет свою.
1970
" В бору шумит весенний ветр, "
Мы — дети страшных
лет России… А. Блок
В бору шумит весенний ветр,его дыханье все влажнее…Мы — тоже дети страшных лет,и неизвестно, чьи страшнее.Когда в дыму горел вокзал,и мать металась вдоль перрона, —я сам от смерти уползали, как щенок, из&под вагона,выглядывал на белый свет«в его минуты роковые»…Да что там! Не было и нетблагих и безмятежных лету нашей матери — России.В огне побед, в дыму клевет,в объятьях славы и позорамы жили… Но глядел весь светна нас, не отрывая взора.Опять весна и синева!Гуляют по сосновым чащамветра, и старая травагорит в огне животворящем.Не пряча глаз — вглядись в судьбу:увидишь знак преодоленья,начертанный на чистом лбуу молодого поколенья.Живи, мой сын! На белый светгляди пристрастными глазами,прокладывай в пространстве следи знай: вы дети новых лет!Каких? — вы разберетесь сами!
1971
" Отспорила. Отбушевала. "
Отспорила. Отбушевала.Сгорела чуть ли не дотла…Каких умов завоевала!Каких сердец не сберегла!Одни вопросы и ответы…Но, ненавидя и любя,твои пророки и поэтыне в силах выразить тебя.Настолько ты непостижима,что, ради Бога, — отпусти!Ловить все, что неуловимо,я не могу… Прощай. Прости.Ты снова жаждешь откровенья?Родного сына пожалей!Он просит одного: забвеньяот бедной памяти своей.
1971
" Выйду в ночь и на зимнем ветру "
Выйду в ночь и на зимнем ветрув окружении темных заборовя такой разговор поведу —самый горький из всех разговоров.Я люблю этот город! Но чтов нем меня и томит, и тревожит —он поймет меня лет через сто,а сегодня при жизни — не может.Я его понимаю — о чемговорят переулки и липы,прислоняюсь к воротам плечом,нежно слушаю древние скрипы.Я ему говорю: — Почемуты как сына меня не приветил? —А в ответ, устремляясь во тьму,в парке воет полуночный ветери бесшумно поземку струитв громоздящихся к небу кварталах,где холодное пламя горитна объектах, великих и малых.
1971
" Как сотни лет тому назад, "
Как сотни лет тому назад,кричит петух в рассветной синии дышит в окна старый саддыханьем тлена и теплыни.На родине такая тишь,которой в мире не осталось,и только в ней ты растворишьсвою февральскую усталость.Когда, вскипая у окна,сирень к тебе протянет ветви,обрывки золотого снаобволокут тебя, как в детстве.Но что за дело до тебяреке, распутице, равнине?Они, все сущее любя,тебя случайно сохранили.Земля не ведает утрат,и нет — но это не жестоко —в своем отечестве пророка,как сотни лет тому назад.
1971
" За чугунной оградой базар — "
За чугунной оградой базар —не какой-нибудь рынок, а птичий,Благовещенье… Как не пропалв наши дни этот древний обычай!Птицелов неуступчив и зол,от портвейна и солнца багровый.В тесной клетке снегирь и щегол —красногрудый
и красноголовый.Получи! Торговаться не стану —не для этого в мире живу!Трешка выпорхнула из кармана,а щегол и снегирь — в синеву!Над заводом и над институтом,в темный лес к голосистым друзьямпо своим неизвестным маршрутам,по таинственным синим путям…Ни любви и ни дружбы не надо,лишь бы горечь, затекшая в грудь,разошлась, чтоб встряхнуться крылатои весеннего звона глотнуть.Может, что-то мне в жизни простится —дай&то Бог… Ну а если и нет,все равно окрыленная птицавольной песенкой встретит рассвет.
1971
" Я, как в юности, снова приду "
Я, как в юности, снова придупостоять над высоким обрывом,помолчать на осеннем ветру —здесь на родине в давнем годув некий час я родился счастливым!Сколько лет, сколько зим, Боже мой!Но все так же чернеет ограда,так же стелется бор вековой,и все так же шумят надо мнойлипы Загородного Сада.
1970
" Все заповедные ручьи, "
Все заповедные ручьи,все берега и рощи детствая сыну в летний день вручилкак неизбежное наследство.Владей!Я жил, как нищий князь,на сей земле под этой синью,и нынче, перед ней склонясь,я обнимаюсь с прежней жизнью.Я для того тебя родил,чтоб, глядя на твои движенья,я молодость свою продлилпо всем законам возрожденья.Не сможешь — я еще смогу.Ты не осилишь — я осилю.Не будь передо мной в долгуи сам ищи свою Россию.Сам урони свою слезу,глядясь в простор, открытый взору,где каждый зверь имел в лесусебе положенную нору…Земля вздохнула, и теплодождя и молодого сенаменя легко обволоклои усыпило постепенно.
1971
" Почему, никого не любя, "
Почему, никого не любя,о себе ты так пылко хлопочешь?Хочешь, чтобы любили тебя?Милый мой, слишком многого хочешь!Хочешь, чтобы любили? За что?Не за то ли, что словом недужнымбередишь в человеке все то,чтобы сделать его безоружнымперед временем, перед судьбой…Ты, конечно, в желаниях волен,но чтоб кто-то был болен тобой —расплатись: будь и ты кем-то болен.Видишь: выжжена солнцем трава,лучший друг твой эпохой не понят,прибирает могилу вдова,майский ветер черемуху ломит.Этот мир со зверьми и людьми —он давно бы рассыпался прахом,если жизнь вдруг пошла бы под знакомбескорыстной и вечной любви.
1971
" Река чиста. "
Река чиста.Весь лед на берегах.Гудит шоссе в клубах весенней пыли.А птицы гнезда вьют на деревах,как тыщу лет назад все так же вили.Я вырвался из этого гнезда,но я не птица,чтобы ежегодновновь обживать родимые местаи щебетать по-птичьи беззаботно…Земля чернаи дышит, как всегда,щемящим духом зелени и тлена.Грачи кричат вкруг старого гнезда —они во власти радостного плена.Кричат,кричат потомки тех грачей,с которыми я был знаком когда&то,когда мне был понятен строй речейщенка и ветра, тополя и дятла.Но я благословляю этих двух,бредущих в ночь по берегу в обнимку —они уносят жар сплетенных рукв хмельную даль,в клубящуюся дымку.Я вновь благословляю этот плен —твои, природа, розовые путы,но перед ним не преклоню колен,хоть сознаю значенье сей минуты.О Родина! Сегодня ты во мне,а потому ты во стократ дороже,и мы с тобой всю ночь наединетак говорим, что дрожь идет по коже…