Стихотворения

Кобылинский Лев Львович

В Ассизи

I.

Здесь он бродил, рыдая о Христе, здесь бродит он и ныне невидимкой; вокруг холмы, увлажненные дымкой, и деревянный крест на высоте. Здесь повстречался первый с ним прохожий, здесь с ним обнялся первый ученик. здесь он внимал впервые голос Божий и в небе крест пылающий возник. Железный змей, безумием влекомый, вдали бежал со свистом на закат, и стало так все радостно-знакомо, все сердцу говорило тайно: «Брат!» Здесь даже тот, кому чужда земля, кто отвергал объятия природы, благословит и ласковые всходы и склоны гор на мирные поля. О Божий Град! То не ограда ль Рая возносится на раменах холма? Не дети ли и Ангелы, играя, из кубиков сложили те дома? И

как же здесь не верить Доброй Вести и не принять земную нищету? О, только здесь не молкнет гимн Невесте и Роза обручается Кресту. Прими ж нас всех равно, Христова нива! К тебе равно сошлися в должный срок от стран полудня кроткая олива и от земель славянских василек!

II.

Вот голуби и дети у фонтана вновь ангельскою тешатся игрой, вот дрогнул звон от Santa Damiana, ладов знакомых позабытый строй! Все строже, все торжественней удары, песнь Ангелов по-прежнему тиха, — Придите все упасть пред гробом Клары, пред розою, не ведавшей греха! И верится, вот этою дорогой, неся Любви святую мудрость в дар, придут, смиреньем славословя Бога, Каспар и Мельхиор и Балтазар! И возвратятся, завтра ж возвратятся забытые, святые времена, концы вселенной радостно вместятся в тот городок, где Рая тишина! Лишь здесь поймет погибший человек, что из греха и для греха он зачат, и Сатана вдруг вспомнит первый век, пред Бедняком смирится и заплачет. — Pieta, Signore! — … дрогнули сердца… Какой упрек! Весь мир святей и тише, и ближе до Небесного Отца, чем до звезды, до черепичной крыши! О мертвецах, почивших во гробу, о всех врагах, мне сердце изъязвивших, о братьях всех любимых и любивших я возношу покорную мольбу.

Сон («Я его ждал, так пламенно, так долго…»)

Я его ждал, так пламенно, так долго. вот исполнился должный срок, сегодня днем, на улице самой людной, подошел Он ко мне тих и строг. Он не был в одежде жреца или мага, в руках — старый зонт, на голове — котелок, Лишь в глазах роились молнии да слезы, и лик был исчерчен вдоль и поперек. Я молчал и ждал, все было в Нем знакомо, я молчал и ждал, что скажет мне Гонец, Он взглянул так просто и промолвил: — Я пришел, потому что близок конец! На Него посмотрел я с ясною улыбкой (вкруг меня шумели, и толпа росла), я Ему указал рукой на Мадонну, что несла нам Сына тиха и светла.

Ave Maria («Я не знаю, как это было…»)

Я не знаю, как это было, я пел в хоре, как вот пою, вдруг бедное сердце застыло, и я очнулся в Раю. Там сливались лучи и струны, там я помню тихий закат и голос схимницы юной. зовущий солнце назад. Там пели хоры иные, я к ним без страха воззвал, голос сладостный: «Ave Maria!» меня поцеловал, улыбался, вдали замирая, печалуя и веселя; я не знаю. то был голос Рая или твой, Святая Земля. Но сливались лучи и струны, но я помню тихий закат и голос схимницы юной, зовущий солнце назад!

Баллада о Пресвятой Деве

I.

Три девушки бросили свет, три девушки бросили свет, чтоб Деве пречистой служить. — О Дева в венце золотом! Приходят с зарею во храм, приходят с зарею во храм, алтарь опустелый стоит. — О Дева в венце золотом! Вот за море смотрят они, вот за море смотрят они, к ним по морю Дева идет. — О Дева в венце золотом! И Сын у Нее на груди, и Сын у Нее на груди, под Ними плывут облака. — О Дева в венце золотом! «Откуда Ты, Добрая Мать? Откуда Ты, Добрая Мать? В слезах Твой безгрешный покров!» — О Дева в венце золотом! — «Иду я от дальних морей. иду я от дальних морей, где бедный корабль потонул». — О Дева в венце золотом! «Я смелых спасла рыбаков, я смелых спасла рыбаков, один лишь рыбак потонул». — О Дева в венце золотом! «Он Сына хулил моего, он Сына хулил моего, он с жизнью

расстался своей» — О Дева в венце золотом!

II.

Три рыцаря бросили свет, три рыцаря бросили свет, чтоб Даме Небесной служить. — О Дама в венце золотом! Приходят с зарею во храм, приходят с зарею во храм, алтарь опустелый стоит. — О Дама в венце золотом! Вот на горы смотрят они, вот на горы смотрят они, к ним по небу Дама идет. — О Дама в венце золотом! И Сын у Нее на груди, и Сын у Нее на груди, и звезды под Ними бегут. — О Дама в венце золотом! «Откуда Ты, Матерь Небес? Откуда Ты, Матерь Небес? В огне Твой безгрешный покров!» — О Дама в венце золотом! «Иду я от дальней горы. иду я от дальней горы, где замок священный стоял». — О Дама в венце золотом! «Я рыцарей верных спасла, я рыцарей верных спасла, один лишь огнем попален». — О Дама в венце золотом! «Нарушил он страшный обет, нарушил он страшный обет, он душу свою погубил!» — О Дама в венце золотом!

Черная барка

баллада

Взыграли подземные воды, встает за волною волна, печальная, черная барка сквозь сумрак багровый видна; злой Дух парусами играет, стоит у руля Сатана. В той барке погибшие души, вкусившие грешных утех, вчера лишь их создало небо, сегодня ужалил их грех; и плачут, и черная барка навеки увозит их всех. Их жалобы к звездам несутся, но строгие звезды молчат, их к Ангелам тянутся руки, но страшен и Ангелам Ад, и молят Отца, но решений своих не берет Он назад. Вдруг на воды пало сиянье, и видны вдали берега, идет к ним по водам Мария печальна, тиха и строга; о камни, о черные волны Ее не преткнется нога. Как звуки органа, разнесся зов кроткий над черной рекой: «Стой: черная барка, помедли, не страшен мне твой рулевой; брось души, еще до рожденья омытые кровью святой!» И с криком в проклятые воды свергается Враг с корабля, с улыбкою строгой и тихой Мария стоит у руля, к Ней души прильнули, как дети, пред ними — Святая Земля!

В преддверии

Окончив скитанья земные. в преддверии райских селений заводят свой спор пред Марией две новопредставшие тени. Одна неостывшие четки рукою безгрешной сжимает; потупив взор грустный и кроткий, другая дитя обнимает. «Мария! — средь райских затиший их ропот разносится в небе,— Чей подвиг прекрасней и выше, чем многострадальнее жребий?» С улыбкой и светлой и строгой на скорбные тени взирая, им Матерь ответствует Бога, им молвит Владычица Рая: «Я ваших сомнений не знала,— не ведая ложа и гроба, я подвига оба прияла, отвергла я жребия оба!»

Перед Мадонной Чимабуэ

Вот и ты пришел помолиться, Я, как мать, стою над тобой, посмотри на Меня, Я — Царица. потому, что была рабой! Я тебя никогда не покину, в последний час явлюсь! Ты не Мне молись, а Сыну, Я сама лишь Ему молюсь. На плитах каменных лежа, ты, погибший, лишь здесь поймешь всю правду смертного ложа, всю ложа брачного ложь. Ты поймешь, как дитя рыдая, и навек сомкнув уста, как бедна Правда святая и как страшна красота!

De Веата Maria Virgine

I.

Матерь благодатная, шлем Тебе хваления, мудростью богатая сладость искупления! Ты — чертог сияющий, блеск короны царственной, свет зари немеркнущий, в благодати девственной. Слаще меда сладкого Непорочной лилия, сердца в скорби кроткого вечные веселия. Ток неиссякающий, оборона верная, святости сияющей чаша драгоценная.