Стихотворения

Орлов Сергей Сергеевич

1950

Песня

Л. П.

Начинается песня эта На делянке, там, где костер, В дым кудлатый сверху одетый, Лапы жаркие распростер. Он ломает сухие сучья, Плещет пламенем у виска, И для песни, пожалуй, лучше В полночь места не отыскать. Высоко, высоко и тонко Тенор песню вывел, — она Все о том, как жила девчонка… А за тенором, как со дна, — Бас, упрямый, тяжелый, низкий, Поднимается на снегу. И летят светляками искры, Пропадая, шипя в кругу. Бородатые, в полной силе (Седина легла у виска), О девчонке вдруг загрустили И запели два мужика. И не то чтобы счастье мимо Пронеслось у них, стороной, И не то чтобы нелюдимы, Одиноки в стране лесной. Просто хожено было много, Этак лет, наверно, с полета, По тяжелым земным дорогам, И давалась жизнь неспроста. Просто были, видать, невзгоды, Просто трудно было не раз, Просто вспомнили вдруг про годы, — Так вот песня и родилась. Высоко, высоко и тонко К синим звездам летит она, Как жила за рекой девчонка, За рекой, за Шексной, одна.

1950

Экзамен

Побывал я в клубе армейском. Не бывал я там целый век. Принимало меня семейство, Может, в тысячу человек. «Встать!» — и ветер прошел по залу, Мне ж хотелось сказать: «Садись». Повстречали меня сначала, Будто гость я, а не танкист, Будто я не того же братства, Жженый, стреляный, фронтовой, И неловко мне было в штатском Проходить сквозь солдатский строй. На широкой тесовой сцене Бархат прошелестел и смолк. И в какое-то вдруг мгновенье Я припомнил гвардейский полк. Будто в прошлое настежь двери, И друзей голоса в ответ: «Что ж, послушаем и проверим — Стихотворец ты или нет. Почитай, мы примем экзамен…». И читал я им у костра Под открытыми небесами Возле Мги стихи до утра. Снова мне танкисты не верят И глядят, прищурясь, вослед: «Что ж, послушаем и проверим — Ты на деле танкист или нет…». Нужно им доказать стихами, Что я брал в сорок третьем Мгу, Что прицелом и рычагами, Словно рифмой, владеть могу… Зал откашлялся, смолкнул, замер… Понял я: лишь спустя семь лет, Вот сейчас я держу экзамен — Стихотворец я или нет.

1951

Ночью в казарме

От полов непросохших, до блеска надраенных, Холодок поднимается, как от реки. Ходит с саблей дежурный над снами хозяином. В пирамиде луна побелила штыки. Спят, вернувшись с наряда, стрелки, пулеметчики. Сладок сон им, как дома родимого дым, Спят, подсунув ладони озябшие под щеки, На подушках, набитых сенцом молодым. Подобревшие лица и губы упрямые Близким отблеском юности озарены. Есть в нем домик с березкой и старою мамою, Снятся ночью солдатам гражданские сны. В этой комнате, если б могли, мы увидели Реки, горы, долины, дороги в пыли, Слесарей, трактористов, веселых строителей, Мирных жителей — добрых хозяев земли.

1952

Тишина

Тишина на границе такая, что слышится, Как залетная птаха присела на куст И упругая ветка под нею колышется, Дождь вчерашний роняя, как пригоршню бус. Тишина на границе такая, что где-то В речке окунь плеснет, ветер дальний пройдет — Слышат все пограничники в строгих секретах, Молодой, но проверенный в деле народ. Тишина на границе такая, что слышится, Если за морем вдруг шевельнется война, Как в порту под пехотою трапы колышутся — Вот какая стоит на границе у нас тишина!

1952

Полк обедает

Встало солнце литое на небосклоне В полуденной своей, самой яркой красе, Ходят песни повзводно в этот час в гарнизоне, Их выводят старшины из казарм на шоссе. В гарнизонной столовой щи в котлах прокипели, Приготовлена рыжих буханок гора, Жаром пышут котлеты, жир стекает капелью, Черпаками орудуют повара. А за окнами лето, в гимнастерки одето, По дорогам полсвета прошагало чуть свет. Пыль клубит каблуками, бьет железом о камень, Загорелое лето идет на обед. А к его гимнастеркам травинки прилипли, Солью тронуты плечи, щеки выдубил зной, Но к ветрам и дорогам недаром привыкли, Рубят правофланговые шаг строевой. Над столами в столовой бачки словно боги, До сиянья надраены мелким песком, Мисок жаркие диски, запах щей на пороге, И дежурный с повязкою перед полком. Полк столы занимает, шумный, бритоголовый, По команде пилотки летят на скамью, Хорошо поработать солдату в столовой, Поработав до пота в учебном бою. А за окнами клены, в плащ-палатках зеленых, Встали как часовые. Птичий смолк перещелк. Солнце над гарнизоном. Небосвод прокаленный. Тишина на дорогах. Обедает полк.

1952

Гвардейское знамя

Мы становились на колени Пред ним под Мгой в рассветный час И видели — товарищ Ленин Глядел со знамени на нас. На лес поломанный, как в бурю, На деревеньки вдалеке Глядел, чуть-чуть глаза прищуря, Без кепки, в черном пиджаке. Гвардейской клятвы нет вернее, Взревели танки за бугром. Наш полк от Мги пронес до Шпрее Тяжелый гусеничный гром. Он знамя нес среди сражений Там, где коробилась броня, И я горжусь навек, что Ленин В атаки лично вел меня.

1953

«Приснилось мне жаркое лето…»

Приснилось мне жаркое лето, Хлеба в человеческий рост И я — восемнадцатилетний — В кубанке овсяных волос. Такой, как на карточке старой: Без шрамов военной поры, Еще не видавший пожаров, Еще не ходивший в прорыв На танке гвардейской бригады По дымному тракту боев, Еще не писавший в тетради Ни строчки военных стихов. Во сне в ту далекую пору Я глянул с улыбкой, а там Парнишка с доверчивым взором Шагал напрямик по полям. Веселый, счастливый, довольный, Ничуть не тревожась о том, Что девушка в садике школьном Впервые тоскует о нем. Шагал, не жалея пшеницы, Шагал, тишины не ценя, Не слушая песенку птицы, Что встала у солнца, звеня. На русого мальчика глядя, Мне так захотелось сказать: «Вернись к этой девушке в садик, Ей легкие руки погладь. На тропку сверни из пшеницы, Почувствуй, как тихо вокруг, Послушай залетную птицу,— Не поздно пока еще, друг». Но тут же я вспомнил о том, как Ревел над землею металл, Как в черных окопных потемках Я письма твои ожидал, Как небо казалось оттуда Синей, чем любимой глаза, И тишь приходила как чудо, Когда умолкала гроза, Как падал я в травы устало, Не помня уже ничего… Его впереди это ждало — И я не окликнул его.

1953

Стихи о первой любви

Л. П.

Я встретил женщину одну И вспомнил о девчонке русой. Весь город был у ней в плену — Глаз, песенок, проказ и вкусов. Весь деревянный рай земной, Черемуховый, двухэтажный, Со средней школой, с тишиной, Со змеем в облаках бумажным. Мы не встречались десять лет. Лет шесть не знали друг о друге… Из-под ресниц прохладных свет Метнулся в радостном испуге. Она — и не она, собой, Как светом, день преображая, Красивая передо мной Стояла женщина чужая. Я девочку любил тогда. Есть память — с этого вокзала И в юность ходят поезда. «Ты помнишь?..» — девочка сказала. Я оглянулся — Сердце сжалось: Разлукой сожжена дотла, Любовь передо мной предстала, Как степь от солонца бела. Два-три куста воспоминаний На ней пока еще росли, Не зелень, а одно названье, Все пожелтевшие, в пыли… А дальше пепел трав горелых И отпечатки в нем цветов, Когда-то синих, алых, белых, — И я заплакать был готов. Но предо мной, открыта свету, Стройна, лукава, смущена, Стояла и ждала ответа, Как даль весенняя, она. Звала она щемящей грустью, В которой солнце, тишь, гроза… И я забыл девчонки русой Проказы, песенки, глаза.

1954

9 Мая 1945 года

Я помню эту дату в сорок пятом. Еще война гремела на войне, А мы, отвоевавшие солдаты, Ловили рыбу на реке Шексне. Гребли вдвоем — он левою, я правой, Вытаскивали сети не спеша. Под носом лодки расступались травы И за кормой смыкались, чуть шурша. Огромный шар поднялся из-за елей В заре, не догоревшей до конца. И мы тогда на солнце загляделись, Не пряча глаз, не отводя лица. Река неслась, как время, в дымке алой, Бесшумно отражая небеса: И ни одной пылинки не упало Еще на листья, травы и леса. А в устье, так, что весла гнулись с треском, Ворвалась лодка с озера одна, И в лодке весть на все лады, как песню, Несли и пели: «Кончилась война!». Так вот он, мир! И, позабыв про сети, Причалив лодку к берегу, бегом Мы побежали к людям на рассвете, — Мы не могли тот день встречать вдвоем. Багровый флаг горел, кипел над крышей, И, может, как в семнадцатом году, К нему народ бежал, ту весть услышав, Детишек подбирая на ходу. С пустыми рукавами председатель Все речь хотел сказать, как будто спеть, И молча отворачивался к хате, А слезы было нечем утереть. Сейчас для нас как символ день победный, Победе нашей грозной десять лет, А он тогда был днем войны последним И днем начала мира на земле. Его установили мы, солдаты — Танкисты, минометчики, стрелки, — Для всех друзей в том мае в сорок пятом, Всем недругам на свете вопреки… С тех пор не раз цвели сады на свете, Но мне то солнце утра не забыть, Оно всем людям мира в мире светит, И никому его не погасить.

1955

«На Большом Гнездниковском…»

На Большом Гнездниковском В доме десять ли, восемь ли, Что напротив аптеки, Красным камнем одет, Проживает красивая Рыжеволосая Одинокая женщина Двадцати восьми лет. У нее есть друзья. И звонки телефонные Вопрошают квартиру О ней допоздна. У нее есть поклонники, Честно влюбленные, Но всерьез не считается С ними она. Утро раннее Сыплет стальные горошины Из будильника на пол, И, словно в ответ, Закрывая глаза На мгновенье ладошками, Словно девочка, Женщина смотрит на свет. Тесных туфелек стук, У кровати поставленных, Открывает дорогу Знакомых забот. Папироска измятая Ртом окровавлена, Выпит чай, Сунут в сумку с собой бутерброд. Ах, как много их — В туфельках дробных, начищенных — С банным ветром Выносит метро поутру На Тверском, на Арбате, На Пресне!.. И сыщешь ли Ту, что тоже спешит На студеном ветру?..