Стивен Эриксон Падение Света

Киницик Карбарн

– Ничего. Я просто возьму, что нужно. А это важно. От всё объяснил. Пролита кровь. Жена Худа убита Азатенаем, что осквернило всю высвобожденную К'рулом магию. Нужен ответ, очищающая форма волшебства, которую От зовет элементной. А магия Тьмы - элементная.

– А Света?

– Тоже.

– Значит, Урусандер и его легион имеют право на власть. Праведный повод для гражданской войны.
– Она не ответила. Юноша указал на ограду: - Вот он. Дом Азата.

– И что, если повод честен, когда путь усеян убийствами?

Аратан хмыкнул.
– Готос

согласился бы с тобой. На деле, именно этот аргумент стал ядром его доводов против цивилизации. Преступления прогресса, самолюбивая рационализация, будто можно что-то разрушить ради построения нового и лучшего. Он сказал: система ценностей культуры есть обман, шелуха. Ее меняют ради удобства. Камень таится лишь под одним слоем, означая, что остальные пусты. Вот лукавство цивилизации, провозглашающей множество ценностей. Даже удельный вес каждой ценности - краеугольных камней - меняется от капризов тех, что управляют игрой.
– После его слов повисло молчание; Аратан оглянулся и понял, что Кория внимательно его разглядывает.
– Что?

– Легко отыскивать пороки. Гораздо труднее предлагать решения.

– Потому что нет. Решений нет. Мы существа несовершенные, и создаваемое нами общество может лишь воссоздавать несовершенства, даже усугублять. Искра тирании дремлет в каждом. Потому мы и видим тиранов, деспотов, мучающих целые общества. Мы склонны к зависти и потому вторгаются армии, отторгаются земли, тела жертв лежат, словно груды дров. Мы лжем, чтобы скрыть преступления, и чтобы это сработало, историки должны загладить жестокости прошлого. Так оно идет снова и снова. В конце концов, честность - враг всем нам. Мы надели цивилизацию, будто гордую маску. Но это лишь маска.

– Готос заслужил пинка промеж ног, - бросила Кория, поворачиваясь к Дому, чтобы пройти в ворота. Внутри нее что-то резко закрылось, как захлопывается невидимая дверь.

Аратан заметил, как ее взгляд стал равнодушным, но промолчал, хотя ощутил слабый укол какого-то... сожаления. Пошел вслед за ней к Дому Азата.
– Он не стал бы с тобой спорить.

– Это не утешает.

– Наверное.

– Вот почему я не стану слушать стариков. Надежда умирает от тысячи мелких ран, и здешние мужчины, Аратан, изранены больше прочих.
– Она тряхнула головой, отросшие волосы мерцали, струясь по плечам.
– Цивилизация - это ради ограничений. Все ее законы и правила. Чтобы контролировать наши подлые побуждения...

– Пока законы и правила не искажаются ими, становясь пародией на правосудие.

– Он сделал тебя старше истинного возраста, - заметила Кория.
– Не нужно было так.

– Порочен и несовершенен даже Владыка Ненависти.

– Похоже, мне хочется от тебя избавиться, Аратан. Иди, проваливай к Худу, Оту и Варандасу. Но мне кажется: изо всех врагов, что ты можешь выбрать, смерть самый простой. Так что вали и доброго пути.

Она отвернулась. Аратан воззвал: - Погоди! А что с Домом Азата? Вот он, но ты сошла с тропы. Мы прошли весь путь, чтобы повернуть? Я думал, ты хотела исследований!

Кория колебалась. Пожала

плечами.
– Ну хорошо, раз мы здесь...

И прошла через ворота, на вымощенную дорожку. Аратан последовал, оставаясь на шаг позади.

Двор по сторонам извилистой дорожки был скопищем ям и горбатых курганов. Несколько мелких корявых деревьев венчали курганы, сучья извиты и почти не сохранили на себе сухие черные листья. Дорожка вела к двум ступеням и крыльцу у порога тяжелой деревянной двери.

– Выглядит солидно, - заметил Аратан, смотря на дверь.

– Когда он... появился?

– Готос сказал, тысячу лет назад.

– Двери не тысяча лет, Аратан. Едва ли сотня.

Он пожал плечами: - Петли железные, черные и без ржавчины. Тоже непонятно, а?

Все окна на фронтоне были закрыты ставнями, снова деревянными. Ни огонька не просачивалось сквозь щели.

– Никто тут не живет. Кажется... мертвым.

Пройдя мимо Кории, Аратан подошел к двери. Кулаком постучал по толстым доскам. Ни эха, ни колебаний. Он все равно что колотил по каменной стене. Оглянулся через плечо: Кория на стоит дорожке, повернув руку ладонью вверх, на ладони виден желудь. В обращенном в сторону двора взгляде раздумье.

Аратан вздохнул думая предостеречь ее, но она уже широким жестом бросила желудь во двор.

– Ох, - выдавил из себя Аратан.

Там где желудь лег среди желтой травы, земля вдруг вспучилась, поднимаясь и нависая, создавая курган исходящей паром черной почвы.

Камни Дома застонали за спиной Аратана. Развернувшись, он увидел песок, дождем текущий по неровному фасаду. Через миг Кория оказалась рядом, глаза стали безумными.

Из свежего могильника росло дерево, сучья ветвились от искривленного, на глазах утолщающегося ствола. Корни старались скрепить бока кургана.

Дом застонал снова, Аратан услышал тихий лязг. Коснулся дверного кольца. Дверь была открыта, от слабого толчка беззвучно подалась, показывая короткий коридор с нишами в стенах. Наружный свет не шел далеко.

– Дерево дрожит, - сказала Кория, голос ее был неровным и одышливым.
– Словно от боли.

– Чем был тот желудь?
– спросил Аратан, придвигаясь ближе к порогу.

– Финнестом.

– И что это?

Она облизнула губы.
– Много что. Место, чтобы скрыть свою силу или частицу души. Даже тайну, которую желаешь скрыть от самого себя.
– Она помедлила.
– Иногда это тюрьма.

– Тюрьма?

– Внутри был бог, - резко сказала она.
– Древний и забытый. Кое-кто пролил кровь в лагере и призвал его. Ошибочно. Но От - я и От - мы поймали его.

– Ты и От, вот как?

– Ты видел! Желудь был у меня, правильно? Да, мы вдвоем!

Дерево было едва выше Аратана, но корявое, жуткое. Из трещин на стволе сочилась смола, ветви непрестанно дрожали.
– Гневный бог, - заметил он.

– И что? Он уже никуда не пойдет.

– Уверена? Я бы сказал, он сражается, чтобы вырваться, и то, что его держит, в затруднении. Но интересно, почему ты бросила его во двор.