Сторожка у Буруканских перекатов(Повесть)
Шрифт:
— Не ненавидим, а осуждаем, — крикнул кто-то из первых рядов.
— Ну хорошо, я знаю, что вы осуждаете меня за все, о чем здесь сообщил товарищ Колчанов. Все это правда. Но этого больше не будет! — она чуть повысила голос. — За то, что я сорвала стенгазету, я приношу глубокое извинение бригаде… А также и за свое отношение к бригаде… Этого никогда больше не повторится. Вот что я хотела сказать.
Растерянная, смущенная, она немного постояла молча у трибуны и пошла со сцены.
…В тот же вечер она уехала в Хабаровск, не повидавшись больше ни с Лидой, ни с Колчановым. Через три дня покинула
25. Бивуак на Бурукане
К концу августа вода в Амуре поднялась настолько, что достигла плотины главного нерестовика. К этому времени мальки сазана стали уже достаточно резвыми, и Колчанов распорядился открыть водоспускное отверстие в плотине. Вода из нерестовика ушла, а с нею отправились на вольный выпас сазаны-производители и их потомство. Контрольный отлов на выходе показал, что в Амур было выпущено не менее двадцати пяти миллионов мальков.
Из-за сильной прибыли воды промысел рыбы в пойме Амура почти ничего не давал. Бригада, по совету Колчанова, решила перебазироваться на Бурукан и там вести лов тайменя и ленка. Заодно можно заняться закладкой аппаратов Вальгаева.
Бригада в полном составе погрузилась в лодки и на буксире мотобота и колчановской моторки отбыла по Бурукану.
Стояла ранняя пора бабьего лета. В лодке, которая шла на буксире мотобота, всю дорогу раздавались музыка и песни. Трио составляли: Владик — на аккордеоне, Гоша — на балалайке и Кешка Гейкер — на гитаре. Против Владика сидела Верка и не сводила с него откровенно влюбленного взгляда. Иногда она тихо подпевала чистым, задушевным голосом, в ее полузакрытых серовато-зеленых глазах теплилась легкая задумчивая грусть. Владик, весь поглощенный музыкой, лишь изредка встречался с ней взглядом, тогда глаза ее ласково щурились, улыбка трогала милое лицо.
Во второй половине дня лодочный караван достиг устья Сысоевского ключа. Вся бригада дотемна занималась оборудованием бивуака. Устраивались капитально и надолго. Программа предстоящих работ на Бурукане включала не только промысел «туводных» рыб — тайменя, ленка, хариуса и чебака, но и постройку садка-ловушки для нерестовой кеты на устье Сысоевского ключа, установку аппаратов Вальгаева и закладку в них икры на инкубацию. Кроме того, до подхода осенней кеты предстояло обловить Сысоевский ключ с тем, чтобы в нем меньше осталось хищников, истребляющих лососевую икру и малька лосося, и вообще закрыть им доступ из Бурукана. В дело пустили ставные трехстенные сетки — от крупноячеистой до мальковой. Ими заставили все ближайшие заливы и протоки, в двенадцати местах перегородили Сысоевский ключ, в том числе четырежды — мальковой сеткой на гольяна — конкурента в питании лососевой молоди. Переборкой сетей занимались преимущественно девушки. Ребята рубили зимовье — небольшую сторожевую избушку на зиму, а Сергей Тумали и Тереха помогали Колчанову вязать бревенчатые рамы для инкубаторов икры.
В один из дней Верка и Васена — они работали на пару — проверяли свою партию сеток. Верка, достаточно хорошо научившаяся перебирать сеть, стояла на корме лодки и искусно перехватывала балберы. Поднимая полотнище над водой, она
— Васена, подгребай! — завизжала Верка. — Подгребай скорее, там таймень!
Пока Васена вновь подвела корму лодки к сети, Верка наполовину перевесилась через корму и судорожно тянулась вперед руками, стараясь поймать пляшущие впереди балберы. Наконец ухватилась, закричала:
— Хватит, скорее ко мне!
У Васены еще не было рыбацкого опыта: работая поварихой, она редко бывала на промысле. Поэтому теперь с бойкостью завзятого рыбака командовала Верка. Вскоре они подобрались к рыбине, но она оказалась крупной и с такой силой тянула сеть под лодку, что вытащить ее у девушек не хватало сил.
— Что же будем делать, а? — Верка старалась вытереть о плечо пот, градом катившийся по лицу. Пестренькое ситцевое платьице на ней было мокро, глаза поблескивали озорно и лихорадочно. — Ага, придумала! — воскликнула она. — Ты держи у кормы, да смотри, крепко держи! А я переберусь на нос и там тоже перехвачу сеть.
Решение было правильное — рыба оказалась между кормой и носом лодки.
— Теперь слушай команду! — бойко распоряжалась Верка. — Как скажу «три», поднимаем сетку и кидаем рыбину в лодку.
Так и сделали. Но не рассчитали броска: лодка круто накренилась, и обе рыбачки полетели за борт. К счастью, воды оказалось по грудь, а течение было очень слабое, и вскоре Верка, а за ней и Васена с визгом и хохотом снова вскарабкались в лодку, в которой, запутанный в дель сетки, трепыхался таймень по меньшей мере в рост Верки. Боясь упустить диковинную добычу, девушки не стали выпутывать ее, а сняли всю сеть, сложили ее в лодку и изо всех сил налегли на весла. Вскоре они были на бивуаке, где вызвали настоящую сенсацию своим уловом. Когда взвесили тайменя, в нем оказалось тридцать два килограмма! В бригаде еще никому не выпадало такого рыбацкого счастья. До самого вечера Верка не чуяла под собой ног.
Этот ли эпизод, или рыбацкий «настрой», начавшийся когда-то раньше, дали толчок исподволь дремавшему хорошему честолюбию, и с этого дня Верка «заболела» тайменями. Она досаждала вопросами сначала Толпыге, а потом Колчанову относительно того, какие еще есть способы ловли тайменей.
С тех пор девушки, используя время между переборками сетей, исколесили в лодке не только все ближние протоки, но и отдаленные. Однако мест, сходных с тем, где был пойман таймень, оказалось только два. Туда немедленно были поставлены сети.
Как-то Шурка нашел на сучке мертвую белку-летягу. Этот зверек имеет перепонки между передними и задними лапками и может парить в воздухе, перепрыгивая с дерева на дерево. Видимо, зверек стал жертвой соболя, который по какой-то причине не успел съесть свою добычу. Толпыга снял шкурку с летяги и высушил ее. Верка, узнавшая, что ленок и таймень ловятся на чучело мыши или на мышь, потратила весь вечер и сшила из шкурки летяги два маленьких чучела, искусно заделав в них крупные крючки-тройники.