Ступая по шёлку
Шрифт:
Он сидел на кровати, поставив рядом с собой младшую дочь Короля, и казался одного роста с Айолой, которая боялась поднять глаза на своего Царя и господина.
— Вам понравился мой подарок?
— Зверь? Да, я бы хотела оставить его себе, это возможно, мой господин?
— Он уже ваш, Царица. Скажите, что вы делаете с ним?
— Играю.
— Играете? — Айола увидела, как взметнулись брови Царя, она заробела ещё больше, возможно, с ручным зверем нельзя играть, ведь не играют же в местах, где родилась младшая дочь Короля, с собаками или котами. — Как вы играете со зверем, Царица?
— Он убегает, я его ловлю, но старуха ругается.
— Но вы всё равно играете? — девушке показалось, что он
— Конечно, ведь это мой зверь и подарок моего Царя и господина, к тому же зверь просит играть с ним, — она пожала плечами.
— Какой подарок вы ещё хотите от вашего Царя?
— Я не знаю, у меня всего в достатке, — она осеклась, подумав, что недопустимо отказываться от даров Царя и господина, и добавила. — Как будет угодно моему господину.
— Царица, вы знаете, зачем я призвал вас?
— Семь дней в середине моего лунного цикла мой Царь и господин обязан призывать меня к себе, и так каждый цикл, пока чрево моё не понесёт наследника для Дальних Земель. Остальные ночи моего Царя и господина распределены между наложницами, никто не должен быть обижен, но Царь — могучий муж, и каждой хватает его ласки. — Айола надеялась, что ничего не перепутала и не забыла.
— Это так, — он удовлетворённо кивнул. — У Царя много обязанностей, Царица, и одарить ласками юную деву в первую ночь — одна из них. Вы же не станете противиться своему Царю? — с этими словами он аккуратно взял руку младшей дочери Короля и, положив маленький пальчик себе в рот, стал легко посасывать его.
Девушка в ужасе смотрела на своего Царя и господина, пока, не выдержав, сжавшись, не прошептала.
— Вы хотите откусить мне палец? — она видела, как улыбнулся Горотеон, чем-то блеснули его глаза, и на миг словно маска слетела с его лица, показав лицо мужа, а не каменного изваяния.
— Ваши пальчики сладки, Царица, вы ели сласти, — он улыбнулся и облизнул другой её палец.
— Но там ещё много сластей, — Айола в недоумении взглянула на серебряный поднос, но тут же осеклась и замолчала. Она оказалась сидящей на колене своего Царя и господина, который говорил ей:
— Вы посмеете указывать своему Царю, что для него большая сладость, Царица?
Айола сжалась в уверенности, что вызвала гнев Царя, и её ожидает наказание.
— Не противьтесь мне, ласки мужа могут быть приятны юным девам, нужно просто узнать, что вам более всего приятно, это не сложно, вы же смогли выбрать, какая сладость вам нравится, Царица. Закройте глаза и, когда вам станет особенно приятно — скажите мне, Царица.
Её Царь и господин удерживал её на колене, и Айола закрыла глаза, как он и приказал.
Его рот на руках её были приятен младшей дочери Короля, как и на шее её и ниже, руки, столь же горячие, как дыхание Царя и господина, гладили младшую дочь Короля по спине, под халатом, иногда надавливая сильнее, а иногда попуская. Когда же шёлковый халат спустился с плеч юной Царицы, стыд не покрыл её, потому что в это мгновение руки её Царя и господина накрыли грудь Айолы, и она услышала женский стон, сладостный, как мёд. Она уже лежала, нагая, рядом со своим Царём, но ни это, ни то, что её господин так же был обнажён, не волновало младшую дочь Короля, она ощущала его горячие руки на себе и чувствовала жар во всём своём теле, особенно — внизу живота и ниже. Айола слышала женские стоны и ощущала горячее дыхание рядом с собой, когда же Царь сжал губами сосок на её груди, одновременно опуская руку на самый низ живота, туда, где природой предназначены волосы, Айоле показалось, что лихорадка поглотила её. Лёжа на боку, она держалась за своего Царя и господина и гладила его плечи и всё, что могла достать, повторяя в точности движения, которые делал Горотеон.
— Не бойтесь, Царица.
Он перекинул ногу юной Царицы через своё бедро и, продолжая удерживать сосок в губах, опустил руку и вошёл пальцем туда, куда природой предначертано мужу входить в жену свою. Помогая движениям её бёдер, придерживая и направляя ягодицы Царицы, одним пальцем он давил на точку, где должен заканчиваться рост волос, предназначенных Богами и природой. И в это мгновение Айола услышала ещё более громкий женский стон, перемешанный смужским, и почувствовала, что муж её входит в неё, и если это и было болезненно, то недолго, потому что другие чувства поглотили Айолу. Рука её Царя и господина помогала её ягодицам, а другая продолжала давить на точку, до тех пор, пока низ живота её не наполнился кипятком, в глазах стало темно, словно все свечи погасли, а сама младшая дочь Короля испытала сразу за острым желанием чего-то, неизвестного ей, облегчение такой силы, что не смогла сдержать громкого стона, почти крика, который перемешался с родным наречием из уст Царя, он крепко прижал к себе Айолу и, сделав сильные качки своими бёдрами, излил в жену своё семя.
Отдышавшись, Айола посмотрела на своего Царя и увидела пот у него на лице. Протянув руку ко лбу, она стёрла его пальцами, смотря, как закрываются глаза мужа. Он остановил её руку и поднёс к своим губам.
— Такой должна быть первая ночь юной девы, Царица.
— Вы выполнили свою обязанность, господин?
— Смею уповать, что выполнил, а вы как думаете?
— Да, мой господин, выполнили, — Айола не знала, что значит «одарить ласками юною деву», но то, что произошло, ей понравилось, и она посчитала себя одарённой ласками.
— Вам не холодно, Царица?
— Нет, — она посмотрела на себя и увидела, что лежит нагая, и только тогда стыд покрыл её, и как бы она ни старалась справиться с ним, рука её потянулась к груди, чтобы прикрыться. Она с опаской глянула на своего Царя и господина, но он словно не разозлился на то, что младшая дочь Короля попыталась скрыть своё, а значит, безраздельно его тело, а укрыл её мягким покрывалом, а сам встал и прошёл к столу. Взяв несколько сладостей и травяной отвар, он вернулся и показал жестом, чтобы Айола села, после чего угостил свою Царицу и вкусил сласти сам, разделив с ней жидкость из одной ёмкости. Всё время Царь и господин был обнажён, и взгляд младшей дочери Короля то и дело стремился к мужественности Царя. Айоле показалось, что её Царь и господин заметил это, но ничего не сказал. В отличие от Царицы, волосы, предусмотренные Богами и природой, её господину не удаляли, они были темны, не такие, как у девушки, и короткие, на груди же не было волос вовсе. Было ли так у всех мужчин или только у её Царя и господина, Айола не знала.
Она разглядывала его уже какое-то время, когда мужественность Царя стала увеличиваться, как по волшебству, и, увидев в этом дурной знак, она отодвинулась в страхе.
— Что вас пугает, Царица? — Царь нагнул голову и всматривался в лицо Айолы, отчего ей стало ещё страшнее, и она промолчала.
— Вы не можете не отвечать своему Царю и господину, — его лицо словно снова стало неприступным, а взгляд жёстким, Айола не была уверена. За время, когда она лежала рядом со своим господином, она рассмотрела его лицо, и оно вовсе не показалось девушке ужасающим. У Царя были тёмные волосы, подобно коре дуба, и они немного вились, прикрывая шею. На пиршестве и во время свадебной церемонии его волосы были убраны, а на голове была массивная корона, из-за которой была не видна длина волос и даже их цвет. Брови его были широки, а нос прямой и без горбинки, как у мужей Линариума, отца её или брата, а более походивший на предков, чьи портреты были в палатах отца. Губы же Царя были полные, и, глядя на них, Айола отчего-то вспоминала, какие странные чувства дарят его губы, когда прикасаются к её шее, груди или рукам.