Супермодель в лучах смерти
Шрифт:
— Значит, вы действительно хотите убить Апостолоса? — Павел задумался. Если это так, то в Антигони он может найти союзницу и объединиться с ней против общих врагов — Маркелова и Апостолоса. Поведение девушки внушало доверие. Это-то его и беспокоило. Поэтому он решил немного приоткрыть и свои карты.
— Мне тоже следует кое с кем разобраться, но я же не собираюсь бегать по кораблю с пистолетом.
— Вы имеете в виду Маркелова? — прямо спросила его Антигони и взглянула в его глаза.
— У каждого свой враг, — уклонился от ответа Павел.
— А что, если у нас
— Такое возможно, — согласился граф. Он уже понял, куда клонит Антигони и в свою очередь решил поставить вопрос столь же прямо.
— Вам известно, что в контейнерах, загруженных в трюмы?
— Да… — тихо, с облегчением ответила Антигони и тут же исправилась. — Нет, не знаю, только догадываюсь…
— Наркотики, оборудование для нарколабораторий? — подсказал Павел.
— Нет. Там, скорее всего, радиоактивные отходы.
Павел посмотрел на нее с нескрываемым удивлением. По ее серьезному виду понял, что это предположение имеет основания, и растерянно произнес:
— Вы с ума сошли… Такое невозможно. Мы на круизном судне! Вокруг люди!
Антигони не стала его убеждать. Она продолжала курить, ожидая, когда граф успокоится.
Павел ожидал чего угодно, но только не этого. Он понимал, что круиз задуман в качестве ширмы, видел поведение Маркелова, Лавра, когда они узнали о Воркуте, и все-таки не мог поверить, чтобы Апостолос и Илья Сергеевич решились на такое.
— Откуда у вас эти сведения?
— У меня не сведения, а предположения. Чтобы их проверить, я и решила поменяться местами с Любой.
— Что ж, я и представить себе не мог, насколько изобретательна месть брошенной женщины. Одно скажу. Можете полностью рассчитывать на меня. Я тоже должен отомстить. Но не мордобитием и не выстрелом в затылок. Я хочу доказать, что Маркелов преступник.
— В таком случае, каждому по преступнику, — Антигони протянула ему почти детскую ладошку.
Павел крепко пожал ее и не удержался от вопроса.
— И все же скажите мне, кто вы?
— Агент Интерпола, — спокойно, без бравады ответила Антигони.
Павел развел руками. Вопросов у него больше не было. Но гречанка боясь, что он примет ее признание за шутку, сама начала объяснять:
— Еще в Нью-Йорке Апостолос вел активное наступление на греческий рынок, тогда им стали интересоваться. Мне поручили вести его, то есть собирать информацию. Устроили нам встречу. Потом привели его в бар, где я будто бы танцевала. С этого момента и начались наши отношения. Он влюбился в меня. Я не могла не отвечать ему взаимностью. У нас слишком далеко зашло. Я перестала давать о нем информацию. На мне в Интерполе поставили крест. Я стала просто любовницей миллионера. Но, видит Бог, к этому я никогда не стремилась. Любовь его оказалась очередной причудой. Мне известно о многих его противозаконных операциях, но они, как правило, не затрагивали интересы общества в целом. В Москве я краем уха услышала обрывки разговора адмирала с Маркеловым и поняла, что они замышляют.
Первая мысль была — обратиться в Интерпол, но мне стало стыдно. Получалось, что я ему мщу за то, что он меня бросил. Поэтому решила сама
Павла покорила искренность, с которой Антигони рассказала, возможно, самый драматический эпизод из своей жизни. Как много в нем переплелось личного, женского и человеческого. Он открыл бар и достал бутылку «Метаксы».
— Выпьем?
— Мне чуть-чуть шампанского.
Лицо Антигони залилось румянцем, совсем как у Любы. Павел боялся смотреть ей в глаза, потому что испытывал необыкновенный восторг от встречи с такой необыкновенной женщиной.
Они по-русски сдвинули стаканы, тем самым подтверждая, что отныне будут вместе.
— Вы не очень жалеете о Любе? — выпив шампанское, спросила Антигони.
Павел улыбнулся. Он был готов к вопросам о Любе и радовался тому, что остался чист перед этой девочкой и перед собой.
Часть четвертая
Тихие убийства
Глава двадцать вторая
Пассажиры корабля медленно приходили в себя после бурно проведенных дней и ночей в Афинах. Большинство отмокало в бассейнах, расположенных на верхней и нижней палубах. Остальные лениво лежали в шезлонгах и на деревянных топчанах, подставляя свои тела уже вполне летнему солнцу и стараясь не думать о российской весенней распутице. Днем в барах народа бывало немного. Здоровья у отдыхающих явно не хватало. Но два человека неизменно перемешались от стойки к стойке в соответствии с часами работы питейных заведений.
Это были Егор Шкуратов и Леонид Леонтович. Каждый в душе хранил свои воспоминания и старался не оставаться с ними наедине.
Леонтовичу по ночам снилась Лариса, и он слышал звуки выстрелов, произведенных Шкуратовым.
А Егор боялся спугнуть невероятную возможность, дарованную ему судьбой. После свидания в особняке Пии, где ему приходилось вздрагивать от скрипа каждой половицы и только благодаря безумной чувственности Пии не терять мужское достоинство, он засыпал и просыпался с мыслью об их браке.
Каждый, предаваясь своим мыслям, тем не менее нуждался в собеседнике и собутыльнике. Они практически не разговаривали. Егор дымил своей трубкой и мрачным взглядом мыслителя и страдальца смотрел по сторонам, а Леонтович покручивал длинные концы своих уже совсем седых усов и тяжело вздыхал.
— Как же так, живем-живем и все решаем один и тот же вопрос — есть эта самая великая любовь или ее нет? — рассуждал Егор.
— У одних есть, у других — нет, — резонно отвечал шоумен.
— А вообще? — не унимался артист. — Вот ты, положим, влюбился, а что было бы, если бы я ее не убил?
— Не знаю. Было бы по-другому. Есть особые женщины, имеющие право быть какими угодно. Лариса страдала великими пороками, а значит, являлась уникальным созданием. Это понимать надо.
— Ничего себе, понимать, когда тебя начинают резать по живому. Сидишь рядом и считаешь меня подонком. Я своими, вот этими руками убил женщину… а как бы ты поступил? Как?
— Не знаю. Наверное, умер бы, — задумчиво ответил Леонтович.