Свет с Востока
Шрифт:
Длинный состав медленно тронулся. Куда нас везут? Вероятней всего — нашли какой-то обходной, не по рекам, путь в пагубную Воркуту. Ведь Котлас — на пути к ней и, оказавшись на его «пересылке», мы уже проделали значительную часть назначенного нам путешествия.
УТРЕННИЙ СВЕТ
Стучали колеса на рельсовых стыках, качались вагоны, мчался по холодным и гулким пространствам наглухо закрытый поезд. Заключенные постепенно привыкали к жизни на колесах. Глаза освоились с единственным зарешеченным окошечком под крышей вагона и с узким кубиком полусумрака между нарами, в котором изо дня
116
Книга вторая: ПУТЕШЕСТВИЕ НА ВОСТОК
лись тем, что ночью спали в одежде, плотно прижавшись друг к другу, конечно, лежа лишь на боку; днем же нары пустели, в полутемном кубическом пространстве между ними арестанты жались к чахлой печурке, усиливая ее слабое тепло своим дыханием. Невдалеке от полюса жары помещался полюс холода: источник поступления свежего воздуха— дыра, пробитая внизу стены с желобом для отправления естественных нужд.
Вагоны остановились, двери раскрылись, охрана скомандовала:
— Выходи строиться!
После многих дней пути в клетке все рады увидеть над головой небо, вдохнуть свежего воздуха не через дыру отхожего места. Спрыгнули на заснеженную землю, построились, начальник конвоя встал впереди, автоматчики с овчарками по бокам и сзади арестантских пятерок.
— Вперед!
Кто-то дальнозоркий прочитал на стоявшем в стороне здании вокзала: «Омск».
— Ребята, Омск! Николай, Воркутой и за тридевять земель тут не пахнет, насколько я понимаю в географии.
— Ой, правда: вот на вывеске только что было: «Омский...», чего-то там такое...
— Разговоры! Отставить разговоры!
Оказалось, что высадили ради помывки в бане: как-никак, уже десять суток в пути. Помылись, и по окраинным улицам — чтобы меньше было свидетелей — вернулись в свой ледник. Так перемылось население всех вагонов, потом состав двинулся дальше на восток.
... — Братцы, куда же нас везут? Двенадцатые сутки едем.
Тринадцатые...
Четырнадцатые...
Пятнадцатые. Большая станция. Один из моих попутчиков подтянулся с верхних нар к окошку. Увидев проходившую женщину, крикнул:
— Где стоим?
— В Красноярске, родимый, в Красноярске, — ответил дребезжащий старушечий голос.
И сразу послышался окрик часового:
— Эй, тетка, отойди от вагонов! Сама туда захотела? Старуха засеменила прочь.
И снова катятся колеса, идут колеса.
Утренний свет
117
На исходе восемнадцатых суток они остановились. Завизжали открываемые двери вагонов.
— Выходи с вещами!
15 декабря 1939 года я ступил на землю Красноярского края, где мне предстояло провести около семи лет.
Нас привезли на 3-й лагерный пункт (лагпункт) Нижне-Пойменского отделения Красноярского исправительно-трудового лагеря (Краслага) НКВД. По-видимому, этап застал начальство врасплох, оно не знало, как нас использовать. Поэтому в течение целых пяти дней мы были предоставлены самим себе: одни отрешенно лежали на нарах, другие, собираясь кучками, беседовали, третьи ходили по двору, думая свою думу.
Пока в проходной вахте охранники что-то долго выясняли, мы, переминаясь под крепчавшим к ночи морозом, стояли строем по пять человек в ряду возле закрытого входа.
...На вахте, наконец, договорились, открыли ворота. Озябшие, голодные, молчаливые люди вошли в зону, в отведенные бараки. Старожилы объявили, что мы находимся на 6-м лагпункте того же Ниж-не-Пойменского отделения Краслага.
В шесть часов утра следующего дня удары по обломку рельса возвестили: «подъем!» Проглотив по черпаку теплой каши и кружке горячей воды с куском черного хлеба, мы оказались у ворот, где шел развод на работы. Дежурный охранник распахнул тяжелые створки, наша бригада первой вышла за зону. Здесь в ожидании уже стояли вооруженные конвоиры в теплых шапках с пятиконечными звездами, полушубках и валенках, возле них рвались с поводков злобные овчарки. Один из конвоиров, поправив автомат за плечом, подошел к нам, поводок в левой руке, правую чуть поднял:
— Внимание, бригада! Переходите в распоряжение конвоя. В пути не растягиваться, не нагибаться, с земли ничего не поднимать, не разговаривать. Шаг вправо, шаг влево считаются попыткой к побегу, конвой применяет оружие без предупреждения. Все ясно? Вперед, направляющий!
118
Книга вторая: ПУТЕШЕСТВИЕ НА ВОСТОК
Двинулись, пошли, нестройно покачиваясь.
— Не отставать, задние!
Люди перескакивали с одной обледеневшей шпалы на другую, не поскользнуться бы: глубоко внизу под шпалами — река, лед крепок ли?
— Шире шаг, направляющий!
Это «шире шаг!» слышалось поминутно, то с обращением к направляющему, шедшему первым, то просто так.
... Давно идем. Кто-то что-то проговорил идущему рядом.
— Разговоры! Прекратить разговоры!
За всеми, за каждым надо следить, все время восстанавливать порядок! Трудна работа у конвоиров, а никуда не денешься: служба. Одни томятся, но многие упиваются властью над людьми. Интересно ведь, когда страх заставляет человека выполнять любое твое приказание. Вон хотя бы тот, очкарик, наверное, важным начальником был, в личной машине ездил, а сейчас я его могу на колени поставить, и будет стоять, как миленький. Да черт с ним, вот уже их рабочий участок.
— Бригадир! Пошли пару человек людей ставить запретки!
Так они, охранники, выражаются: «люди» — название товара, «человек» — единица измерения. Это примерно то же, что сказать: «Пошли-ка, пастух, на выгон пару голов скота».
Что касается запреток, то, поскольку веление конвоира — закон, бригадир немедленно посылает кого-то пошустрее втыкать в снег вокруг участка палки с дощечками, на которых написано: «запретная зона». Ступишь за дощечку — выстрел, смерть.
— Бригадир! Дай человека разжечь мне костер!