Свет с Востока

Шумовский Теодор Адамович

С филологической точки зрения, исследование текста Корана бы­ло основано на данных сравнительного языкознания, которое как наука притерпело колоссальные изменения в течение XX века. Если в XIX — начале XX века изучение языков было основано на запомина­нии словаря большого количества различных языков, то современное языкознание базируется на «математическом» анализе языка, осно­ванном на формальных признаках и попытке установить ясные логи­ческие законы функционирования языка. Современное языкознание осуществило огромный прорыв в нашем понимании языка, однако поиск логических правил и известная формальность подхода наложи­ли значительные ограничения.

В основе своей язык

не логичен. Связи между языками также не описываются по правилам чистой логики. Формальное языковое рас­суждение зачастую сводится к огромному количеству фактов, но не обязательно приводит к пониманию качества явлений.

294

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

Европейские ученые XIX — первой половины XX века в силу со­временного им подхода к изучению языков были полиглотами. Они держали в своей памяти огромные словари различных языков — на­ряду с широкими познаниями в смежных областях — истории, лите­ратуре, религиоведении. Наука в это время не была слишком специа­лизирована, и ученые не боялись думать над общими вопросами. Вла­дение разнообразными языками и отсутствие жесткой специализации позволило им осуществить массу смелых отождествлений в тексте Корана, как и других древних памятников. Это было бы вряд ли воз­можно в эпоху формализации и поиска однозначной логики. Безус­ловно, эти отождествления во многом неточны. Однако их ориги­нальность, смелость и концептуальная целостность не превзойдены до сегодняшнего дня.

Побочным эффектом формализации в современной науке стало стремление к точности перевода, в смысле его буквализма. Многие современные ученые искренне полагают, что чем более «точно» они переведут определенное слово или грамматическую конструкцию, тем более «адекватным» будет наше понимание. Зачастую научные работы принимают форму откровенного косноязычия, которое объявляется необходимым зо имя научной чистоты. Что хуже, они выдают иллю­зию за истину. Вспоминается Матисс: «L'exactitude n'est pas la vйritй» — «Точность не является истиной».

Язык Корана отражает историческую действительность Аравии VI и VII веков, определенную географическую среду, систему понятий кочевого и торгового общества древности. Он в корне своем отличает­ся от нашей системы представлений. Подставление слов по словарю игнорирует относительность, с которой мы неизбежно сталкиваемся в переводе. Единственно возможный подход должен основываться на переводе содержания, а не исторически обусловленной формы, что создает лишь иллюзию точности.

Это не значит, что переводчик может бесконечно отходить от грамматики текста. Детальный критический анализ — основа перевода. Но ученый-переводчик не должен выдавать грамматику за содержание. Адекватный перевод всегда является переводом художественным, ре­зультатом логических построений и художественного вдохновения. Сам по себе научный анализ разрушает целостность исходного материала, в данном случае — Корана. Коран как литературный, религиозный и ис­торический памятник, как целостное произведение не сводится к авто­матической сумме грамматических форм и исторических фактов.

Работая над переводом Корана

295

Мы познаем не только умом, но и сердцем. Неограниченная вера в абсолютность науки, с философской точки зрения, зачастую приво­дит к механизации нашего мышления. Критический анализ Корана, выполненный по всем канонам академической науки, напоминает исследования, «объясняющие» произведения искусства. Например, в деталях описывают переходы от piano к forte, смену гармонического строя и темпа в «Девятой симфонии» Бетховена или качество красок и сочетание геометрических форм в Джаконде Леонардо да Винчи. Мо­гут ли эти описания заменить

объект своего изучения?

Другим побочным эффектом формализма является представле­ние о том, что все истинное должно быть «сложным». В частности, многие современные исследования Корана употребляют массу непо­нятных слов. Даже раздаются призывы в пользу «труднопонятного» перевода Корана.

Безусловно, упрощение опасно, но, по моему мнению, за призы­вами к «сложности» зачастую стоит не стремление увидеть многообра­зие подходов, а недостаточная работа над текстом и непонимание ко­нечных требований к переводу.

В основе умышленного стремления к «сложности», когда науко­образие выдается за науку, возможно лежит тот фундаментальный факт, что в современном обществе наука заняла место религии, а ее жрецами стали произносители мистических научных формул, непо­нятных простым смертным.

Описанные три подхода — религиозный, художественный и на­учный— определили, соответственно, и три основные возможности перевода Корана.

На Западе среди «религиозных» переводов наиболее значимым является перевод М.Пиктхолла (1930). Текст этого перевода довольно тяжеловесен, однако интерпретация интересна. Пиктхолл, будучи англичанином, принял ислам— и его перевод был одобрен мусуль­манскими властями в Египте.

К художественным переводам, несколько условно, можно отне­сти работу Артура Арберри (1955). Этот перевод выполнен на основе критического анализа текста, но стиль весьма удачно передает лите­ратурные качества оригинала. Перевод Арберри не является поэтиче­ским, но его нельзя назвать и чисто прозаическим. Текст разбит на более краткие строфы, чем оригинал. Словоупотребление направле­но на передачу не только смысла, но и стиля оригинала. Наиболее интересные научные переводы представлены описанными ранее ра­

296

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

ботами Белла, а также Руди Парета (1963-1966) и Режи Блашера (1947-1951).

В России к религиозным переводам, несколько условно, можно отнести работы Г.С.Саблукова и Д.Н.Богуславского. Г.С.Саблуков, учитель Чернышевского в Саратовской гимназии позже стал профес­сором Казанской Духовной академии. Д.Н.Богуславский, генерал, был известен как русский дипломат в Стамбуле, а также как доверенное лицо Петербургского Двора, приставленное к сосланному в Калугу вождю кавказского сопротивления Шамилю.

Перевод Саблукова был первым прямым переводом Корана с арабского языка на русский. Это было огромным достижением для своего времени. Вместе с тем очевидно, что автор перевода был огра­ничен источниками и отсутствием научной среды. В труде Богуслав­ского также отмечается много неточностей и даже крупных ошибок. Он — главным образом — стремился дать представление о том, как понимался Коран в новое и новейшее время в турецкой среде.

К русским художественным переводам, опять же несколько ус­ловно, можно отнести перевод В. Пороховой. По моему мнению, ин­терпретация автора неоправданно удалена от оригинала. В основе этой работы не лежит ни критический научный анализ, ни систематический подход с позиций мусульманского богословия.

Особое место занимает единственный в России чисто научный перевод Корана, выполненный академиком И.Ю.Крачковским.

Перевод Крачковского во многом продолжает европейскую вос­токоведную традицию. Остановлюсь лишь на особенностях этого пе­ревода, обусловленных во многом не объективными закономерностя­ми, присущими научному подходу, а скорее причинами субъективного порядка. Это относится не только к личным взглядам И. Ю. Крач­ковского, повлиявшим на перевод, но, в первую очередь, связано с обстоятельствами создания и публикации перевода.