Свет во мраке
Шрифт:
А вот остатки некогда величественного здания — уцелел лишь фасад, все остальное обрушилось. Я провел плот через широкое окно и «потерял» дно — шест уже не доставал до него. Меня это не обеспокоило. Уцепившись руками за торчащую из воды каменную руку неизвестной статуи, я подтолкнул плот дальше и позволил ему уткнуться в покрытую песком груду камней и кирпичей. Здесь я сошел на берег.
Я не стал стирать уже подсохший след грязной ладони отпечатавшийся на камне нависшем над отверстием ведущим внутрь почти целиком затопленных развалин. Знак отмечал нужный мне проход и я не имел ничего против, если его увидят ниргалы. А вот и они… как всегда бесстрастные и незыблемые в стремлении исполнить приказ господина. Они видели меня — наполовину
Оттолкнувшись последний раз, я позволил плоту медленно идти вперед. Сам же наклонился и, зачерпнув немного воды, смысл с лица остатки чужой крови. Последний ниргал оказался достойным противником, едва не отрубившим мне руку по плечо. Умывшись, я выпрямился и, заложив руки за спину, взглянул на далекий берег. Стоя у самой кромки берега, на меня смотрел Истогвий. Внешне спокойный, даже бесстрастный, на лице выражение безразличия. Будто его ничуть не обеспокоила пропажа последних ниргалов. Он не мог не понимать — посланные им воины мертвы. Иначе бы я не вернулся сюда.
Как ты поступишь сейчас? Мы играем в удивительную и страшную игру. Сравнение наших злоключений с игрой льстит моему самолюбию — ведь изначально Истогвий был полководцем, а я лишь разменной фигурой, одиноким солдатом. Но с каждым новым ходом — моим и противника — расклад на игровой доске меняется. Его силы поредели. Из полководца мой враг превращается в такого же солдата, как и я — усталого и грязного. Пока он не столь одинок. И у него все еще есть выбор, который давно отсутствует у меня. И снова его ход. Давай же, клятый дядюшка Истогвий. Делай выбор. Делай свой ход…
Они пошли все вместе.
Наконец-то он принял здравое решение. Но поздно, Истогвий, слишком поздно. Я не уверен в том, что переживу эту атаку, мои шансы уцелеть невелики. Но одно лишь осознание того, что в твоей несокрушимой броне мудрости и силы есть слабые места, наполняет меня радостью. Если не я — однажды другой сокрушит тебя, дядюшка Истогвий. Ты не совершен! Ты всего лишь человек.
Без ниргалов Истогвию и его дочери потребовалось гораздо больше времени для спуска на воду имеющихся плотов и связывания их воедино. Но они справились отменно, то и дело поглядывая на меня, будто желая показать — смотри, нам совсем не нужны ниргалы, мы справимся с тобой и без них. Как мило видеть столь сплоченную семью занятую совместным трудом. Это было просто идиллическое зрелище, если бы не колышущиеся мерзкие туши кентавров позади них.
Проклятье… опять мой разум затопляет жестокость порождающая не менее жестокие шутки и толкающая меня на опрометчивые поступки. Я с трудом удержался от желания направить плот к берегу, чтобы покончить с врагом раз и навсегда.
Гнилые плоты протяжно заскрипели и глубоко просели в воде, когда на них взошла нежить. Лошади остались на берегу. Это я ожидал. А вот чего я не смог предвидеть, так этого того, что Истолла и ее отец оседлают кентавров! Они взобрались на их спины огромных существ так же спокойно, как в свое время я усаживался на спине белого сгарха. Что ж, как я убеждался уже не раз, чем чаще имеешь дело с мертвой плотью, тем безразличней к ней относишься. Нежить сама взялась за шесты — рук у этих тварей хватало, распухшие мертвые конечности свисали с боков ужасными отростками, почерневшие пальцы беспрестанно шевелились и дергались.
На этот раз я привел свой плот в движение раньше. И двигался я куда быстрее, часто поглядывая через плечо. Мне нет нужды бояться, что противник может передумать и отказаться
Ветер стал еще сильнее. Плот покачивало на поднимающихся все выше волнах. Такого королевского подарка от судьбы я не ждал, но она мне его даровала. Холодная мертвая вода омывала мои ноги до колен, легко перехлестывая через бревна плота. За моей спиной слышалось испуганное и недовольно всхлипывание нежити, ненавидящих любую воду кроме тухлой и стоячей. Да и ту обходящих стороной.
— Может просто умрешь? — зычный и уверенный окрик прозвучал так близко, что я невольно дернулся и едва не упустил шест.
Над водой звуки разносились иначе. Мне показалось, что дядюшка Истогвий стоит у меня прямо за спиной и уже готовится вонзить мне нож в спину.
Я продолжил толкать плот, стараясь не вслушиваться в ехидный женский смех — Истолла заметила мою заминку и быстрый взгляд назад. Правильно истолковала и теперь потешалась, восседая за полуразложившимся мужским торсом кентавра. Надо мной смеется разъезжающая на трупах…
Истогвию я не ответил. И сосредоточился на том, что осторожно обойти почти незаметную преграду скрытую водой — утонувшее здание уцелело и конек его крыши всего в половине локтя от поверхности воды. Сейчас я вел плот несколько в иную сторону. Туда, где из воды выступало еще несколько узких рукотворных отмелей. Все те же крыши домов погребенного под водой несчастного города. Когда добрался до первой отмели преградившей мне путь, я не стал ее огибать. Я оставил плот, легко перепрыгнув отделяющее меня от мелководья расстояние. И разбрызгивая доходящую до середины голеней воду побежал вперед. В десяток шагов пересек островок и прыгнул в воду. Хватило несколько гребков, чтобы добраться до следующей отмели. Выбравшись на нее, я побежал дальше, дыша уже несколько спокойней — теперь меня отделяла от охотников не только вода, но и препятствия посолидней. Даже я не мог проплыть над мелководьем, а их плоты сидят в воде куда глубже.
Свистнул разрезаемый стрелой воздух. Позади послышался тихий плеск упавшей в воду стрелы. Я невольно пригнулся и тут же снова послышался переносимый водой женский злорадный смех. Это напрочь выбило из моей головы остатки милосердных мыслей о том, что несчастная девушка лишь жертва той тьмы, что окружала ее жизнь и выдавала себя за обыденную действительность. Кем вырастет ребенок, когда ее отец обращает людей в слизь одним прикосновением и повелевает ордами нежити? Уж точно такая девочка не пойдет в храм Создателя. Я потерял остатки жалости к молодой дочери Истогвия, видя, как она по-настоящему наслаждалась охотой за мной, принимая все за веселое приключение.
Нога провалилась, в икру впилось что-то острое, я молча упал ничком в воду, чтобы тут же вскочить и побежать дальше, оставляя за собой мутные пятна крови хлещущей из неглубокой, но обширной раны. Острый камень распорол мне кожу. Смешно — будто бы не хватало того, что догоняющие видели мою фигуру, и я решил приманить их еще и собственной кровью.
Еще прыжок. Так далеко в озеро я не заходил и действовал сейчас интуитивно, во все глаза вглядываясь в волны, стараясь определить, где меня поджидает очередной островок. И пока мне удавалось угадывать. Пару раз песок дрогнул под моими ногами, выдавая ту страшную пустоту что сокрыта под его слоем. Еще в одном месте земля закрутилась жадной воронкой, всасывая в себя все подряд и отправляя в недра утонувшего дома, на чьей крыше и расположилась отмель. Если я провалюсь в такую дыру с головой, и меня утянут глубже… враги успеют подоспеть и им останется лишь заняться тем же промыслом, каким занимаются рыбаки зимой на льду, сидя возле небольшой проруби. Создатель миловал. И продолжал миловать дальше — в во время каждого особо размашистого шага или прыжка у меня замирало сердце, но пока что я еще не провалился. И больше не падал.